Он просидел снаружи десять минут, не в силах принять решение. Он был уверен, что Рэнди понятия не имеет, кто он такой; он может никогда не получить деньги от драгоценностей, но он должен получить что-то. Он чувствовал, как артерия на его шее бьется сильнее, густая, сильная пульсация. Он хотел ее; он мог чувствовать ее. Он выудил шнур стартера из-под переднего сиденья машины и сунул его в задний карман.

  Мозг Рэнди поджарился. Он бы этого не вспомнил. . . . Он вообще знал, кто такой Катар? И Катар был преисполнен мужества. Он был грамотным, жестким, спортивным. Он подошел к двери и позвонил.

  Блондинка снова оделась, хотя ее ноги все еще были босиком. У двери Катар сказал: «Рэнди уговорил меня дать ему пятьсот долларов. Но он сказал, что я получу тебя, как захочу.

  Блондинка неуверенно посмотрела мимо него, а затем спросила: «Где Рэнди?»

  — Он вернулся в квартиру, на вечеринку. Когда мы закончим, я должен отвести тебя туда.

  Ошибка: теперь она была подозрительной. «Я не могу выйти на улицу, пока не назову имя».

  «Он придумал название», — импровизировал Катар. — У тебя есть имя.

  "Я делаю? Что это такое?"

  «Тиффани. Как в ювелирном магазине».

  — Тиффани, — сказала она вслух. Она попробовала это. "Это очень хорошо. Тиффани. Она снова посмотрела на него, а затем сказала: «Хорошо. Заходи."

  Она была проституткой, и это не заняло много времени: он поставил ее на руки и колени перед диваном, ожидая, когда он войдет в нее. Он свернул презерватив и встал позади нее. Его штаны были брошены на кушетку, и он выудил веревку из заднего кармана. Коснулся ею спины; проследил ее вниз по позвоночнику.

  Она спросила: «Что это?» и повернула голову.

  "Ничего ничего . . . продолжать идти."

  Сформировал свою петлю; снова коснулся ее шеи. Расстегнула петлю, улыбнулась, накинула на шею и… . .

   Щелчок! Он затянул ее, как петлю палача, и ее руки схватили ее за горло, и она попыталась повернуться, извиваясь, как пойманная ворона, но он придавил ее своим весом. Он не хотел видеть ее глаза; он использовал силу веревки, чтобы согнуть ее вбок и вниз, и она продолжала шлепаться, извиваться и бороться, ее ноги ударялись о диван, разбивая задние ноги EZ-Boy, а затем он приподнялся и поднял ее. , держал ее подвешенной над полом, как морскую рыбу на палубе крупной охотничьей лодки. Держал ее, тряс и смотрел, как ее руки трясутся, видел, как они слабеют, чувствовал, как сила переливается через его руки в его сердце. . . .

  Когда ее борьба замедлилась и ослабла, он оседлал ее и опустил на пол, ее руки царапали пушистый ковер. Он опустился на нее на колени, затем сел на ее ягодицы, продолжая прижимать ее к себе, и теперь его зубы обнажались в режущей гримасе, сжимая, сжимая. В конце концов она выгнула спину, и ее руки затрепетали в терминальном собачьем весле, и она умерла.

  Боже, это было хорошо.

  Когда она перестала двигаться, прекратилась дрожь, сопровождавшая смерть мозга, Катар ослабил свою хватку и сел на ее бедра. Он чуть-чуть вспотел и вытер лоб рукавом рубашки, затем перевернул ее. Ее глаза были открыты, она смотрела невидящим взглядом в потолок, ее рот был окровавлен; и лужа крови лужица на ковре под ее шеей. Она прикусила язык, подумал он. Он прокатил ее. «Сиськи неплохие. Мягкий и теплый, — сказал он.

  Нет ответа. Проведя с ней минуту, он вздохнул и встал. — Надо идти, — сказал он. «Часы идут. Должен идти. Он не чувствовал спешки; во всяком случае, он чувствовал себя вялым.

  И у него болит губа, понял он. Он побрел в ванную, чтобы посмотреть на нее в зеркало. У него была полная нижняя губа, обычно розовая, теперь в синяках. Где-то во время борьбы она, должно быть, ударила его, но он этого не помнил. Ударил его сильно, судя по разбитой губе. Отёка ещё не было, но он чувствовал привкус крови во рту. «Это было чертовски ненужным», — сказал он. Он ощупал порез языком, поморщившись от боли. Губа могла бы стать большой, если бы он не приложил к ней немного льда, но припухлость можно было бы скрыть за его тонкой бородой. «Необходимо, черт возьми».

  Он должен был оставаться сосредоточенным. Он оделся, смыл презерватив и с удивлением обнаружил, что он полон спермы; этой части он не помнил — расправил рубашку, заправил ее в брюки, привел себя в порядок. Взял кусок туалетной бумаги и пошел по квартире, вытирая все, к чему прикасался. Еще один смыв, и он был готов.

  «Слава богу, есть туалеты, — сказал он себе.

  Деньги. Денег не будет, но что-то должно быть. . . . Рэнди засунул драгоценности Нойманна в карман, так что они исчезли. Катар ходил по квартире, оглядываясь. И не нашел почти ничего мелкого. Очевидно, Рэнди продал все, что можно было продать на улице.

  — Придурок, — сказал он вслух. Выходя, он перешагнул через тело женщины. Королева на день, Тиффани на минуту. Красивые сиськи, однако.

  РЭНДИ ВЕРНУЛСЯ на рассвете и постучал в дверь, потому что не хотел заморачиваться с поиском ключа. Он был не в том состоянии, чтобы найти его. Поэтому он колотил в дверь, пока кто-то не закричал: «Уходите, или мы вызовем полицию».

  Какой-то гребаный сосед. Но ему не нужна была полиция, так что он потратил пять минут и, наконец, нашел ключ, и еще пять минут, и он вставил его в замок, и дверь распахнулась. Он кричал вверх по лестнице, но не получил ответа. Поднялся по лестнице в темноте — у входа был выключатель, но он был слишком пьян, чтобы им воспользоваться, — и в гостиной, в темноте, споткнулся о тело женщины.

  «Черт возьми. . ». Он пошарил на полу, ощупал грудь. Знал, что это было, и знал, что было слишком холодно. Рэнди начал опускаться, сила кокаина рассеялась, как пердеж в грозу. Он прополз по полу к лампе, влез на лампу, как обезьяна, включил ее.

  Посмотрел вниз на как-ее-имя. Кем она была? Что он сделал? Он прижал руки к виску, пытаясь выдавить из себя воспоминания, которые должны быть где-то там. Когда он это сделал?