Сцена была очень ретро, в стиле тридцатых, очень стильно для кино — но именно так это видел Джеймс Катар.
Никогда не было.
В ту же ночь, когда он увидел рисунки по телевизору, он в панике поехал в CompUSA, где купил пакет ZIP-дисков и новый жесткий диск. В своем кабинете он запер дверь, загрузил все свои лекции в новые ZIP-файлы, а затем вынул жесткий диск из своего компьютера. Он также откопал в доме все ZIP-диски, кроме тех, что купил сегодня утром — некоторые диски не использовались, но он не рисковал — и положил их в свой портфель со старым жестким диском.
Он целый час возился с Windows, переустанавливая ее на новый диск, а затем начал читать свои файлы лекций обратно. Весь процесс займет время, но он приступил к делу. Когда у него кончилось терпение, он отправился домой, неся свой портфель.
Дома он разбил старый жесткий диск, извлек диски и разрезал их на куски ножницами по металлу. Этими же ножницами он разрезал ZIP-диски. Он мог бы вывалить беспорядок в мусор достаточно безопасно, но он был одновременно напуган и дотошен. Он сложил все вещи в мешок, поехал на юг по Миссисипи, нашел укромное местечко и бросил мешок в вязкую коричневую воду.
Это было то. «Пусть сейчас придут копы, — подумал он, — и проведут всю свою криминалистическую работу на компьютере». Они не найдут ничего, кроме нетронутого диска и обычного академического программного обеспечения. Никакого фотошопа, никаких фотофайлов. Ничего, кроме кучи рисунков в серии лекций PowerPoint.
ПОЛИЦЕЙСКИЕ НИКОГДА не пришли. Катар занялся переустановкой программного обеспечения на новый диск, восстановив свои художественные файлы с ZIP-дисков. Он держался подальше от порносайтов, убрал свои инструменты для рисования. просроченная уборка; хорошее время, чтобы залечь на дно и, возможно, немного подкорректировать свою карьеру.
Новая книга, наверное. Он обдумывал идею книги о керамике. У него даже было название: « Земля, вода, огонь и воздух: революция керамического искусства на Верхнем Среднем Западе, 1960–1999».
Он купил блокнот и сделал несколько заметок, а затем сделал еще несколько заметок на доске в офисе. Хорошо для имиджа, подумал он. Здесь никого, кроме нас, интеллектуалов.
МУХОЙ в этой интеллектуальной мази был Барстад . Она продолжала звонить, отвлекая его. Он уничтожил все ее образы, но теперь обнаружил, что под давлением очевидной опасности быть обнаруженным его мысли продолжали возвращаться к ней.
Чертенок извращения, не так ли называл его По? Неудержимый порыв причинить себе вред? Он отложил еще одну встречу с ней, но в ту ночь пережил самые напряженные фантазии, связанные с Барстадом, камерой и его искусством.
Вся его работа до этого момента заключалась в том, чтобы прививать женские лица к изображениям из Сети. Теперь ему пришло в голову, что он не должен был этого делать. Он мог получить образ женщины, делающей все, что он пожелает, — по крайней мере, он еще не нашел ничего, чего бы она не делала, — и создать действительно уникальное произведение. Оригинал. Ему нужно было работать с идеей. Ему нужно было манипулировать женщиной, чтобы создать новое видение.
Его рисунки по-прежнему появлялись на телевидении, причем лучшие части были скрыты — телеканалы, казалось, не могли насытиться ими, — но по прошествии дня копы так и не приехали. . .
Он начал чувствовать себя в безопасности.
Никто не знал.
Если бы он был осторожен, подумал он, он мог бы снова начать работать. Он начал с очередной поездки в CompUSA, где купил дешевый ноутбук. Той ночью, когда в Рынковском зале стемнело, когда даже уборщики разошлись по домам, он прошел по коридору в кабинет Шарлотты Нойманн и ножом для масла взломал дверной замок. Все замки можно сделать одинаково; это знали и профессора, и более способные студенты.
Офис Нойманна представлял собой простой куб с книжным шкафом вдоль одной из стен. Ее копия Photoshop 6 лежала в верхнем левом углу, и он снял ее с полки, закрыл за собой дверь и вернулся в свой кабинет. Установка заняла совсем немного времени; через час он выходил из здания. Он всю свою жизнь знал Рынковский зал, все закоулки, закоулки и тайники. Он думал, что будет прятать компьютер после каждого рабочего дня и никогда больше не загрязнять свою повседневную работу. . . .
НО НАСЛЕДУЮЩИЙ день принес большие неприятности; грязный день, мелкая, горькая морось. Ближе к вечеру он спустился в офис Нейманна по обычному делу — занятия вот-вот должны были возобновиться, и студент, не имевший надлежащих требований, попросил разрешения посетить одно из его занятий. Катару просто нужна была форма разрешения. Дверь Неймана была открыта, и она сидела за своим столом. Он постучал в дверной косяк и сказал: «Шарлотта, мне нужно…»
Она услышала его голос и повернула голову, и ее рука судорожно дернулась через стол в сторону от него. В руке она держала лист синей бумаги; ее лицо было застыло с внезапным сознательным контролем, что вызвало слабую улыбку.
Он продолжал без перерыва: «— предварительный отказ; У меня вроде больше нет. Мне нужен номер разрешения.
— Конечно, — сказала она. "Дайте-ка подумать . . ».
Он неотрывно смотрел ей в глаза, но боковым зрением следил за ее рукой и синей бумагой. Она небрежно выдвинула ящик, сунула туда руку, полистала какие-то бумаги и спросила: «Куда я их положила?» Когда ее рука появилась, в ней не было бумаги. Она открыла следующий ящик и сказала: «Ах. Вот, — и вручил ему полдюжины бланков.
"Номер?"
«Секундочку. . ». Она открыла файл на своем компьютере и сказала: «Сделайте 3474/AS».
— Хорошо, — сказал он. Он записал номер в одну из форм и вышел из офиса. Остановился и оглянулся. Она что-то скрывала от него?
Он был чувствителен к этой идее из-за обнаружения тела, а затем изображений на телевидении. Он убрал кое-какие последние дела в офисе и отправился домой. Он размышлял о Нейманне. Что она делала? Почему этот клочок бумаги застрял у него в голове, как шип?