Увидев Газинура, Гюлляр остановилась.

– Ох… устала… – улыбаясь, проговорила она и опустилась на край нар. – Адский труд!

– Тебе на дорогу готовят ведь масло, Газинур, – сказала стоявшая у печки и занятая подвешиваньем котла мать. – Сколько уже мучаются, бедняжки! Я говорю: «Давайте лучше я сама», – не дают.

– Мы надеялись, – может, Газинур хоть разок вспомнит о нас, когда будет есть масло в дороге, – сказала Гюлляр и смешливо взглянула на Фатыму. – А то уедет и позабудет.

– В таком случае, чтобы помнить о вас подольше, я всю дорогу не притронусь к этому маслу, – в тон девушке ответил Газинур и взялся за пахтальник.

– Ну-ка, посмотрим, почему оно упрямится.

Девушки с интересом наблюдали за движениями Газинура. Казалось, он работал, не прилагая никаких усилий. Между тем ещё не успели свариться пельмени, как масло уже было сбито. Девушки удивлённо заглядывали внутрь маслобойки.

– Как ты это сделал, Газинур?

– Вот так… Зная секрет и молитву, – улыбнулся Газинур, подавая матери маслобойку.

Они ели пельмени, когда в дверь влетел куда-то исчезавший Халик. Он крикнул так, что задребезжали стёкла:

– Гали-абзы уже в клуб пошёл!

– Пожар, что ли?.. Чего ты так кричишь? – рассердилась мать.

Девушки торопливо доели пельмени и тоже стали собираться в клуб.

– Не спешите, я сейчас чай соберу, – сказала Шамсинур. – Наш народ не из торопливых.

– Это только ты, мама, не торопишься, – пробурчал Халик, набивая рот пельменями. – В клубе уже и сесть негде. Даже Сабир-бабай с дедом Галяком уже там.

– Подавишься, куда так спешишь! – оборвала его мать. – Деда Галяка только там и недоставало, того и гляди рассыплется, старый.

Халик не нашёл нужным что-либо отвечать на столь бессмысленное замечание. Откуда матери знать, сколько радостных хлопот у него сегодня! Во-первых он, как велел ему Гали-абзы, написал объявление и приклеил его к дверям правления. Во-вторых, ходил с товарищами из дома в дом, приглашал колхозников на собрание. В-третьих, Гюлляр просила его перед тем, как она начнёт доклад, установить на сцене небольшой макет электростанции и развесить чертежи и схемы. От последнего поручения Халик земли под собой не чуял.

Зал действительно был битком набит. Но девушкам дали дорогу, и они прошли вперёд, а за ними проскользнул вперёд и Газинур, хотя его то и дело дёргали за полы.

– Ждём, ждём, – сказал Гали-абзы, жестом приглашая девушек на сцену, за покрытый красной материей стол. На груди у него блестел сегодня орден Красного Знамени.

Гюлляр с Гали-абзы и Ханафи направилась к лесенке, что вела на сцену. Фатыма села на место, освободившееся после Гали-абзы, Газинур поспешил занять место Ханафи.

Халик вертелся на сцене возле Гюлляр. Вот он что-то пошептал ей на ухо, быстро скользнул за сцену, тут же появился снова и принялся развешивать на заранее вбитые гвозди чертежи и схемы, сделанные Гюлляр. Поставил на маленький столик какую-то таинственную вещь, покрытую белой материей. Тёмное от загара лицо его приняло в этот момент столь торжественное выражение, столько счастья было в его глазах, что можно было подумать: самый главный человек на сегодняшнем вечере – это он, и все сидящие в зале собрались, чтобы послушать именно его.

«Смотрите-ка, раньше брата в капкан лезет, блоха этакая», – подумал Газинур и, обернувшись назад, поискал глазами Миннури. Давеча, едва он вошёл, её пёстрый платок бросился ему в глаза, а сейчас её что-то нигде не видно. Куда она запропастилась?

– Товарищи, – сказал Гали-абзы, и шум сразу стих, – сегодня перед нами выступят приехавшие из Казани девушки – гостьи Гафиатуллы-бабая. – Он поискал глазами старика, который сидел в одном из первых рядов. – Гюлляр, – кивнул он в сторону своей соседки справа, – расскажет нам о колхозной электростанции, а Фатыма – вон та, что сидит в первом ряду, между дедом Галяком и Газинуром, – прочтёт стихи нашего любимого поэта Хади Такташа. Прошу соблюдать тишину.

Гюлляр подошла к самому краю сцены. Руками она судорожно сжимала за концы гибкий прутик. Стройная, как тростинка, с такой тонкой талией, что думалось, вот-вот переломится, со светлыми волнистыми волосами, спадавшими до плеч, она невольно привлекала к себе взоры; особенно, конечно, заглядывались на неё парни.

– Товарищи! – проговорила она приятным и каким-то очень ясным голосом.

Для сидящих в зале привычное обращение это прозвучало естественно и спокойно. На самом же деле Гюлляр страшно волновалась. Она рассчитывала немножко подзаняться в деревне своей дипломной работой и никак не ожидала, что ей придётся выступать перед колхозниками, да ещё на таком большом собрании. И когда она дала согласие на это, у неё вдруг пропал сон. Ведь она всего только студентка, правда, студентка-дипломница, но всё же образование-то у неё не закончено. Да и опыта маловато. А для колхозников лекция о гидроэлектростанции не просто интересная, отвлечённая новость науки, – для них это вопрос их завтрашнего дня. Поэтому-то сегодня и переполнен клубный зал. Даже столетний дед Галяк не усидел на печке и сейчас, приложив к уху правую ладонь, жадно ловит каждое слово.

Гюлляр коротко рассказала о том внимании, которое уделяет партия и правительство электрификации деревни, и перешла к самой трудной части доклада: надо было в доступной форме изложить, как строится колхозная электростанция. Слушали её, не перебивая ни словом. Но Гюлляр казалось, что она говорит очень плохо, а в зале тишина лишь потому, что мысли её не доходят до слушателей. «Эта девушка рассказывает такие чудеса – сразу и не разобраться», – как бы говорили их взгляды. Она с волнением сняла покрывало и показала макет гидростанции. И только когда весь зал вдруг подался вперёд, Гюлляр облегчённо вздохнула и пустилась в объяснения, сколько материалов, времени и денег нужно для строительства вот такой, но только настоящей, электростанции. Когда же она повела речь о возможностях постройки подобной электростанции для «Красногвардейца», кто-то крикнул из зала:

– Но ведь вы говорите – чтобы получить электричество, нужна вода? А наш ручей по горло воробью, по колено вороне!

И вдруг мёртвая тишина сменилась невообразимым шумом.

Гюлляр подождала, пока шум утихнет, и, слегка улыбаясь, сказала:

– Вода есть, товарищи, воду нашёл Газинур.

Головы слушателей дружно повернулись в ту сторону, где сидел Гафиатуллин. А жавшийся до сих пор в тёмном углу Морты Курица ехидно бросил:

– Вот это называется – открыл город Казань!..

На весь зал грохнул смех.

Гали-абзы с трудом успокоил расшумевшихся людей:

– Я серьёзно говорю, товарищи, – спокойно продолжала Гюлляр. – Хотя на территории «Красногвардейца» воды и нет, зато по соседству, в колхозе «Прогресс», воды хватит на две электростанции.

– В Яфановке, товарищ докладчик, есть река Зай, в Андреевке – река Дымка. В соседнем районе – Ик, в ней воды ещё больше, – снова раздался ехидный голос Морты Курицы. – Может, оттуда возьмём воду? По щучьему велению, по Газинурову прошению, а?

Но на этот раз его слова не вызвали смеха. Наоборот, все принялись одёргивать Морты. А дед Галяк поднялся, опираясь на палку, и, обращаясь к Гюлляр, сказал:

– Не прерывай своего слова, дочка. И не взыщи, что среди нас нашёлся такой пустой человек, который оказался под помелом, когда людям раздавали ум. Да и прозвище у него Курица. Вот он и квохчет.

Деду Галяку хлопал весь зал. Гюлляр, удивлённая злым остроумием этого седенького, с виду добродушного деда, продолжала свои объяснения, после такой убийственной отповеди спорить ещё и ей с человеком по прозвищу Курица не было никакой надобности.

– Если мимо ферм «Прогресса» прорыть от реки канал длиной метров в триста-четыреста, – сказала она, – так и на вашей территории можно будет строить настоящую электростанцию.

– А ведь неплохие данные добыли наши разведчики, – склонился Ханафи к уху Гали-абзы. – Не мешало бы нам серьёзно обмозговать это предложение.