После дворцовых увеселений и забав, пройдя тайными ходами, избранные персоны высшего света и иностранные послы, первые лица торгового дворянства и знатные представители тайных обществ, в сопровождении элитных куртизанок – из числа отобранных лично Екатериной, – торжественно нисходили в купальню: дорогие камзолы и платья, нашейные платки и сорочки, корсеты и панталоны, чулки и подвязки, туфли и парики бесстыдно спадали с тел пришедших. Вина изливались рекой, обагряя воды купальни, утоляя не только жажду, но и омывая обнаженные тела. Вакханалия не знала краев и границ. Во всеобщем экстазе пары погружались в воды купальни, заполняя ее без остатка. Из медных труб, за статуями богов, источался согревающий пар, напоенный благовониями, дурманящими сознание. А из иных, под сводом купальни, доносилась небесная, эхоподобная музыка, исполнявшаяся музыкантами высоко в верхних покоях дворца, и не подозревавших о существовании купальни. Ароматы желания, музыка и стоны удовольствия наполняли стены и свод екатерининских терм. И здесь же, на ступенях амфитеатра, в пылу страсти и в неге плотских утех, заключались торговые договора, не находившие прежде согласия, подписывались ценные бумаги и выписывались векселя на баснословные суммы. Сама Императрица, восседая на беломраморном троне, облаченная в свое царское одеяние, вкушала вино из золотого кубка с россыпью драгоценных камней, наслаждаясь созерцанием бесстыдства и всепоглощающего удовольствия. А в иные дни, в узком кругу избранных, и сама Екатерина, сбросив одежды, погружалась в воды купели, разделяя ее со своими фаворитами…
Позднее, в годы правления ее сына – Павла Первого, купальня была позабыта, и жила лишь в легендах тех немногих оставшихся в живых, кто некогда прикоснулся к ее искусительным таинствам. Все изменилось в начале девятнадцатого века, с восхождением на престол Александра Первого…
– Ты там не задремал, Парень? – прервав рассказ, спросил Харон.
Я лежал на кровати с открытыми глазами, смотря в потолок, но не видя его. Мрачные, ужасающие образы колодца таяли в моем сознании, уступая место красочным видам екатерининской купальни. Ужас отступал.
– Нет, не задремал! – очнулся я. – А дальше?
– А дальше, – Харон поднялся с кресла, складывая плед: – возраст берет свое, Парень. Мне надобно отдохнуть. Устал я сегодня. Продолжим в другой раз. И ты отдохни. Думаю, будущей ночью будет полегче.
– Мы туда вернемся?! – спросил я, наперед зная ответ, но теша себя надеждой на обратное.
– Да, Парень. Это – наша работа.
– И все повторится?
– Едва ли. У нее… – Харон запнулся. – Да, я еще не дал ответа на твой вопрос о ней. Но прежде, лучше бы тебе увидеть предмет разговора, чтобы понимать смысл моих дальнейших слов. Будущей ночью, Парень. А пока – отдыхай.
– А что у нее? – зацепился я за его слова.
– Ах да. У нее в запасе еще немало, так сказать, трюков. И какой она выкинет в иной раз, угадать сложно. Иногда я думаю, что знаю их все наизусть. Но, временами, и сам удивляюсь ее изобретательности. Все, – Харон положил плед на кресло и направился к выходу, – отдыхай.
– Схожу за баллонами, – я поднялся с кровати, – а потом отдохну.
– Уверен? – наставник подошел ко мне и потрогал мой лоб. – У тебя жар.
– Ерунда. Все хорошо, – ответил я, снимая с головы повязку.
– Тогда, идем в ризницу. Мне бы тоже надо переодеться.
VI. Поход
Харон задраил за мной дверь, и я, облаченный в комбинезон и вооруженный фонариком, сошел в темные воды мрачного тоннеля. Со слов моего наставника: баллоны следовало искать в чистилище, а когда вернусь, – отправить их подъемником наверх; и обязательно, по возвращении, перед тем как снять комбинезон, принять в ризнице душ, так сказать.
Сделав несколько шагов, я обернулся: крохотный иллюминатор двери зиял в темноте белым пятном, словно маяк, от которого мне предстояло уйти во мглу, покидая знакомые берега. Заставив себя отвернуться, я решил не растягивать сомнительное удовольствие и быстро, насколько позволяли вода и склизкое дно, пошел по тоннелю в сторону купальни. Приходилось активно работать руками, согнутыми в локтях, отчего свет фонарика хаотично блуждал по кирпичным стенам и своду тоннеля. Его запахи невольно вызывали гримасу отвращения на моем лице. Должно быть на половине пути я остановился перевести дух и снова обернулся: тоннель изгибался довольно длинной и плавной дугой, но и при этом маяк уже скрылся из виду; вокруг, в обоих направлениях, глаз цеплялся лишь за однотипную кирпичную кладку. Покружив на месте, можно было с легкостью потерять направление движения, если бы не этот едва заметный изгиб: на пути к купальне он забирал влево, а на обратном – заворачивал направо. Мне припомнились слова Харона: «Найди свой смысл, Парень!». Искать его здесь, в этой тошнотворной кирпичной кишке, я не собирался. Куда больше меня занимал вопрос: нашел ли истинный смысл сам Харон, или же, говоря о смысле, он лишь назидал меня? Неожиданно в трубах под сводом зашумела вода: ворчливо пошепталась, пообвыклась и затихла. Я поднял голову: одна из труб – старая, покрытая ржавчиной и каплями конденсата – поблескивала свежим сварочным швом. А тишина стала зловещей, давящей. Я закрыл глаза. Так я часто поступал в детстве, находясь где-то, где быть мне вовсе не хотелось, и надеялся, что открыв их, окажусь дома. Никогда не срабатывало. Не вышло и теперь. Воспоминания о доме сдавили сердце. Во мне воспылали угли злобы, раздуваемые чувством вселенской несправедливости. И это сработало, и злоба придала мне сил. Я развернулся и снова двинулся к цели, активно работая руками и ногами. Холодная вода нисколько не остужала ни моей злобы, ни жара. Сбавил темп я лишь тогда, когда в свете фонаря, глубоко в коридоре, наконец, показалась дверь. И в ту же секунду я вздрогнул от внезапного окрика:
– Парень!
Я развернулся, замирая на месте. Голос был не то мужским, не то низко-женским, странным, незнакомым. Впрочем, в тоннеле голоса звучат несколько иначе. Да и кто бы, кроме моего наставника, мог здесь находиться? Но в пределах досягаемости моего фонаря никого не было.
– Харон? – откликнулся я, и тоннель уволок мой голос в свои темные глубины, но отзыва не последовало. – Харон, какого черта?!
Немая тишина снова придавила слух: ни всплеска воды, – ничего, только сердце глухими и быстрыми ударами отзывалось у меня в ушах. Мой жар усилился. Возвращаться и проверять, не идет ли за мной мой сокамерник, мне совсем не хотелось. Если это он – догонит. А если… А если не он?… К черту! Я вернулся на прежний курс и со всех ног припустил к двери. Сунув рукоятку фонарика в рот, я стиснул ее зубами и вцепился обеими руками в маховик, выкручивая его до предела и жмурясь от жуткого скрипа, словно жмурки могли облегчить болезненные вибрации барабанных перепонок. Рванув дверь на себя, я шустро перескочил порог, бросил последний взгляд в тоннель и задраился в чистилище! Тут же ногами я наткнулся на один из баллонов, и чуть дальше – на другой. Вынув фонарик изо рта, я выдохнул и припал спиной к стене подле двери. Ни замкнутое пространство, ни более тяжелый запах меня не тяготили. Я был в безопасности. По крайней мере, мне хотелось так думать. Отдышавшись с минуту, я осторожно вернулся к двери и прислушался: никаких звуков по ту сторону – тишина. Еще минуту я стоял без движения, напряженно вслушиваясь. Звук пришел совсем с другой стороны! Тихо и вкрадчиво из-за ворот послышался протяжный скрежет, а за ним – негромкое но отчетливое постукивание:
«Тук-тук-тук!»
Я замер как вкопанный, таращась на вмятины и сварочные швы железных створ. И после недолгой паузы снова услышал:
«Тук-тук-тук!»
Уже заученным движением я стиснул фонарик в зубах, медленно наклонился, чтобы ни единым звуком не выдавать своего присутствия, и погрузил руки в воду: нащупал ремни баллона и не спеша вытащил его из воды. Накинул первую лямку на левое плечо, аккуратно перекинул баллон за спину и продел правую руку во вторую. Затянул ремни. Надевать маску после этой затхлой воды у меня не было ни малейшего желания, даже несмотря на окружавший меня смрад. Я просунул шланг под левую руку, как это делал Харон перед нашей первой совместной вылазкой, и зацепил маску за лямку. Щелкнул выключателем – фонарь маски зажегся. Не выключая ручного фонаря, я сунул его под ремень баллона, светом вниз, и нащупав за спиной справа счетчик кислорода, зацепил его за другую лямку. Затем также медленно повернулся к двери и попытался бесшумно повернуть маховик, но тот предательски заскрипел. И из-за ворот снова раздалось:
