– Мисс Таката. Боюсь, вы меня неправильно поняли. Я действительно хочу вам помочь. Мне, конечно, приятно наблюдать вас в подобном виде – вы очень красивая женщина, но сейчас мне нужно, чтобы вы привели себя в порядок и ответили на несколько коротких вопросов. Если вы не настроены на разговор, я вызову кого-нибудь из женского персонала корабля, вас оденут и проводят в камеру. У меня совершенно нет времени на все вот это… – я развел руками и вопросительно посмотрел на Такату.

Как ни странно, мои слова подействовали на нее отрезвляюще. Она как-то вся собралась, вздернула подбородок и уверенно посмотрела мне в глаза.

– Я поняла, мистер Хромов. Спасибо. Буду признательна за помощь и готова ответить на любые вопросы, не связанные с моей службой до пленения. На все остальные вопросы ответ вы знаете. Старкоммандер Ниоки Таката, эсминец «Кайчи», личный номер W2785476.

– Да. Я знаю правила. Меня интересует инцидент с лейтенантом Дугалом Фрейзером, – сказал я, аккуратно надевая на Такату китель и застегивая пуговицы. Закончив с одеванием, я отошел к столу и предложил ей сесть. – Что тут произошло, старкоммандер?

Таката долго и внимательно смотрела на меня, прежде чем ответить. Наконец она вздохнула и сказала:

– Боюсь, этот рассказ будет коротким. После того как вы меня ударили по голове, я отключилась и пришла в себя уже в камере. Через несколько минут после этого в камеру ворвался здоровенный десантник и, ругаясь на чем свет стоит, заявил, что мы все ответим за его потери. Я ответила на альтаирском, что ему стоит поискать свои яйца дома, мы их не брали, соседи по камере засмеялись, оказалось, что он понимает альтаирский или же просто догадался. Разъярившись, он схватил меня за волосы и выволок в комнату для допросов, где обещал показать, «что такое настоящий мужик, а не эти ваши узкоглазые доходяги». Потом пришли вы и все ему испортили.

– Ясно. Он был один? Другие десантники заходили в камеру? Видели его действия?

– Не буду врать, капитан. Есть соблазн навредить вам и вашим людям насколько возможно, но нет. Он был явно один. Других людей я не видела.

– Спасибо, мисс Таката, – сказал я с облегчением. Эксцесс одного дурака – это еще куда ни шло.

– Да не за что. Это вам спасибо. Последнее, чего мне хотелось бы, – это быть изнасилованной перед смертью.

– Почему смертью? – удивился я. – Не думаю, что он решился бы вас убить.

– Нет, я не про него, – Таката неожиданно широко улыбнулась и засмеялась. – Я про «Югао» и «Микаса». Думаю, часов через пять-шесть они вас настигнут и распылят на атомы. И тогда мы все умрем.

– А вдруг я смогу с ними справиться? «Дартер» отличный корабль. Я уже продемонстрировал, что он кое на что способен, мисс Таката.

– Нет, мистер Хромов, – неожиданно твердо и уверенно ответила она. – «Микаса» – лучший эсминец флота. Хватило бы и его одного. Так что ваши трюки тут не помогут.

– Ну, тогда до встречи через двенадцать часов, старкоммандер, – максимально бодро и весело заявил я и встал со стула. – Вас проводят в камеру.

Таката лишь фыркнула в ответ:

– Кikkake…11

Через два часа «Дартер» наконец смог отстыковаться от станции «Гефест». К этому времени были полностью проверены все системы. К счастью, все вооружение оказалось полностью исправным, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться. Единственные причины для тревоги сейчас направлялись в нашу сторону на скорости двенадцать астроузлов и примерно через час должны были начинать торможение, чтобы не проскочить место предполагаемого боя. На самом деле одна из самых сложных задач в эскадренном бою в космосе – навязать сам бой. Обычно это реализуется путем преследования врага своими маневренными силами – эсминцами и канонерками, которые, обстреливая двигатели убегающего противника, вынуждают его развернуться и принять сражение. Последующее столкновение происходит уже на «боевых» скоростях – 0,1—0,3 астроузлов12. Почему так медленно? Все дело в самом принципе движения.

Как известно, современные двигатели позволяют разгоняться до одной десятой скорости света, то есть теоретически почти до ста миллионов километров в час. Но это теоретически. На практике, чтобы достичь такой скорости, требуется длительный период разгона с равномерным ускорением по стабильной траектории, и тогда, чем дальше полет, тем выше будет скорость, а значит, можно добиться высоких значений при переходах на большие расстояния в несколько астрономических единиц13.

Как правило, чем крупнее корабль, тем меньшее ускорение могут выдавать его двигатели и тем дольше ему необходимо разгоняться и оттормаживаться до нужных скоростей. Поэтому длительные путешествия больших кораблей проходят по заранее рассчитанным траекториям без возможности резко изменить маршрут, не потеряв в скорости.

В случае же движения на небольшие, по космическим меркам, дистанции используются скорости всего в несколько астроузлов, и то осмысленное маневрирование на скорости более 0,5 астроузла практически невозможно. Так что для боя корабли используют минимальные скорости, которые позволяют разнообразные маневры и перестроения.

В общем, удрать от уже набравших скорость эсминцев особых шансов не было, да и задача такая не стояла. Я смотрел, как на тактическом экране в лабиринте линий, отображающих орбиты всех значимых объектов вокруг, приближались два схематичных красных треугольника вражеских кораблей.

– До дистанции эффективной стрельбы восемнадцать минут, сэр, – отрапортовал коммандер Рудгар Хейз. Он, как и положено начальнику оружейной службы, занимал пульт управления вооружением в правой части мостика, как раз напротив навигационного пульта, расположенного у меня по левую руку.

– Скорость ноль два астроузла, сэр. Двигатели в режиме ускорения. Тяга двадцать пять процентов, – это уже был отчет шеф-навигатора Джонсона.

Я развернулся в кресле к сидевшей за резервным пунктом управления мисс Вилсон.

– Старпом, у вас все готово?

– Да, сэр. Я все еще настаиваю, что этот план не оптимален.

– Я понял, старкоммандер. Отразите потом в рапорте. А сейчас выполняйте.

– Есть выполнять, сэр! – видимо, смирившись с ситуацией, бодро ответила Вилсон.

План и правда был, скажем так… смелым. На самом деле идея принадлежала Хейзу, я лишь чуть доработал детали.

Вопреки первоначальному плану скрыться на обратной стороне планеты в надежде на то, что вражеские эсминцы разделятся и попробуют зайти с двух сторон, я вел «Дартер» навстречу противнику. Наверняка альтаирцы решили, что мы выжили из ума. Что ж, попробуем их разубедить.

Я внимательно смотрел на тактический дисплей. Оба альтаирских корабля шли в боевом ордере параллельно друг другу. Их расчет был очевиден – настичь противника и, пользуясь преимуществом в огневой мощи, быстро подавить сопротивление. Дождавшись, когда зеленый треугольник, обозначавший «Дартер», пересек заранее рассчитанную точку, я отдал команду.

– Самый полный назад. Произвести отстрел защитных средств. Рассеивание – тридцать градусов. Задержка активации – сорок пять секунд.

Девять массивных контейнеров медленно поплыли сквозь пустоту космоса по расходящимся направлениям навстречу противнику. Через сорок пять секунд первый из них взорвался, высвобождая специальный аэрозоль, создающий облако диаметром около ста пятидесяти метров, практически непроницаемое для лазерных лучей. Еще через сорок пять секунд взорвался следующий, и так все девять, создав в итоге огромную завесу, полностью скрывшую «Дартер». В современном бою подобные аэрозоли служили основным средством защиты от губительных лучей лазерных орудий – простым, но при этом очень надежным. Проходя через аэрозольную взвесь из мельчайших частиц твердого вещества и воды, нарушающих нормальное движение луча за счет дифракции, хаотичного преломления и отражения света от их поверхности, лазерный импульс терял свою мощность и становился не опаснее лазерной указки. Естественно, превращение лучистой энергии в тепловую, происходящее в этом случае, постепенно рассеивало плотность завесы, и через некоторое количество «поглощенных» залпов облако рассеивалось. Но происходило это не слишком быстро и зависело от исходной энергии выстрелов. Залп 680-киловаттного орудия линкора такая завеса могла выдержать максимум один раз, но вот удары установок на 170 киловатт, которыми вооружены эсминцы, даже один барьер мог держать довольно долго.