— Папа, может, я действительно плохой человек? Жестокий?

— Это не так. — Сириус покачал головой, переваривая все только что услышанное. — И, если этот придурок действительно так считает, значит он так и не сумел узнать тебя по-настоящему. Ты, как и я, всегда выпускаешь шипы, когда защищаешься или когда тебе больно, чтобы ни одна живая душа не узнала, как на самом деле нечто тебя ранит.

— От этого не легче. Я думала, что смогу испортить ему жизнь, разломать идеальные отношения, в которые он вступил, но проблема в том, что он меня уделал и забыл, а я вновь разбередила свою безобразную незаживающую рану.

— Ты слишком долго была сильной, дочка, — ласково произнес Сириус. — Позволь себе слабость и не вини себя за это. Где как не рядом с отцом ты можешь стать маленькой девочкой, даже если уже давно не ребенок?

— Ты прав. — Сиерра мягко улыбнулась. — Хорошо, что ты у меня есть. Не знаю, что бы делала без тебя.

Об этих словах Сириус мечтал долгие годы в заключении, и об этом моменте, когда он мог просто быть рядом со своей дочерью, оберегать ее и давать наставления. Каждый раз он все еще не мог поверить, что все это взаправду, но Сиерра здесь и никуда, подобно видению, исчезать не собирается. Сириус откашлялся, маскируя сентиментальный порыв.

— Этот идиот, видимо, боится, что кто-то его очень сильно полюбит. Он несчастен и одинок. И, поверь, своими поступками он сам себя наказывает, а, когда поймет, что наделал, скорее всего станет уже поздно. И мучительно больно.

— Последняя твоя фраза меня очень утешает, — усмехнулась девушка. — Что скажет орден на мой самовольный уход из министерства?

— Я с этим разберусь, — заверил Сириус. — Ты только больше не расстраивайся.

И он действительно разобрался: объяснил Дамблдору, что Сиерре начали угрожать, и, соответственно, ни о каком доверии и речи идти не могло, поэтому ее дальнейшее нахождение в статусе шпиона было нецелесообразно и даже опасно. Все с этим мнением оказались согласны и единогласно решили, кто в дальнейшем займет ее место.

— Разумное решение, Альбус, — начал Дедалус Дингл. — Но выходка мисс Блэк и то, что Сириус покрывает ее безответственность, крайне возмутительны!

— Что-то душно стало, может стоит открыть окно? — раздраженно произнес Сириус и вперил в оппонента гневный взгляд. — Ты заодно можешь через него выйти. Желательно лицом вниз.

— Сириус! Дедалус! — Дамблдор громогласно воззвал к ним. — Сейчас не время для ссор. Сиерра сделала верное решение — на благо ордену, приняв свое поражение достойно.

— Это не поражение, а закономерное завершение абсурда, который вы все поддержали! — взорвался Сириус. — Я был против этого, Альбус! С самого начала твердил, что ничем хорошим это не кончится.

— Что ж, это разве сейчас что-то меняет? Главное, что никто не пострадал.

У Сириуса едва не вырвалось очередное обвинение, но Ремус с силой сжал его плечо и надавил, вынуждая присесть.

— Какого черта, Лунатик? — вспыхнул он, но шепотом, не мешая остальным обсуждать важные вопросы.

— Никто не осуждает Сиерру, ситуация разрешена, для чего ты баламутишь дно?

— Потому что они считают, что она не справилась! Потому что они не слушают меня и не прислушиваются к моему мнению, а потом страдают люди, важные люди!

— Дамблдор знает, что делает, как и всегда, — примирительно улыбнулся Ремус.

— Дамблдор старый дурак! — фыркнул Сириус. — И не надо закатывать глаза: ты знаешь, что я прав!

— Может и так, но именно он стоит во главе ордена. Что ты предлагаешь?

— Ничего, — хмыкнул Сириус. — Жутко достало быть бесполезным мешком с дерьмом, к чьему мнению даже не прислушиваются.

— Так вот что на самом деле тебя задело! — Люпин засмеялся. — Твое эго оскорбили, и ты не в силах стерпеть этого унижения. Ты не меняешься, Бродяга!

— Знаешь что? Иди фестралу в задницу, я серьезно.

Ремус тихонько рассмеялся, и Сириус тоже не сдержал лукавую улыбку. Как же хорошо было вернуться к разрушенной, но все же своей жизни. И как будто не было этих страшных лет одиночества и заключения, которые он так не любил вспоминать, потому что мрачная холодная камера с плесенью от сырости на стенах и узкая жесткая кровать снились ему каждую ночь. Утром, просыпаясь, еще долгие мгновения, пока жуткий кошмар растворяется, он лежал неподвижно, тяжело дышал и прокручивал в голове образ дочери, заставляя себя поверить, что сон начинается не сейчас, не в этой комнате — здесь только реальность.

— Как все прошло? — спросила Сиерра, замерев на пороге. Сириус обернулся.

— Я все уладил. В целом никто и не обвинял тебя.

— За исключением Дингла.

Мужчина ухмыльнулся.

— Я ему предложил увлекательное путешествие, которое начинается за порогом этого дома, поэтому заткнулся он довольно быстро.

— Вот и славно. — Сиерра облегченно выдохнула.

В полумраке комнаты легко можно было различить старые, уже обветшалые плакаты рок-групп семидесятых годов, одежда была раскидана по всему полу, словно сейчас перед девушкой стоял не взрослый мужчина, а тот самый шестнадцатилетний Сириус, который сбежал из дома, мать которого от горя даже не осмелилась отодрать эти жуткие на ее взгляд рисунки. На стене, прямо над кроватью, на волшебной, мерцающей золотом, нити болтались несколько колдографий юных и непобедимых мародеров, которым было подвластно все, и море по колено. Сириус тоже не мог убрать в дальний ящик самые его счастливые воспоминания за всю жизнь, поэтому смотрел на них каждый день и лелеял в голове одному ему известные мысли.

— Ну и бардак у тебя здесь, — смешливо фыркнула Сиерра и, взмахнув палочкой, распихала разбросанные вещи по разным полкам в шкафу.

— Решила меня отчитать? — глумился он и, наконец, оторвал взгляд от улыбающейся физиономии Джеймса Поттера.

— Кто-то же должен, — улыбнулась она.

— Помню, я взял тебя на выходные и попросил Поттеров помочь, издевался тогда над ними, что, мол, будет им практикой. Сохатый так ржал, когда даже спустя столько времени видел смущенный румянец на щеках Лили. Он играл с тобой и поощрял все твои шалости, даже посвятил тебя в мародеры. — Сириус грустно улыбнулся.

— Жаль, что я этого не помню.

— Да… Жаль. Но, — смахнув грусть, развеселился он, — на хрен эти сантименты.

— Ты не обязан, — проговорила девушка и проглотила окончание «быть сильным», но Сириус все и так понял.

— Ты тоже.

— Туше, — засмеялась Сиерра. — Хочешь, я сварю глинтвейн? Уже скоро и зима кончится, а мы его так и не пили.

— Пожалуй, это прекрасная идея.

Сириус смотрел вслед своей дочери и не уставал поражаться, как так вышло, что девятнадцать лет назад на свет родилась точная копия его самого, только в женском обличии. Кто-то наверху очень пошутил, но шалость однозначно удалась.

Время не стояло на месте, а апатия и чувство собственного бессилия сжирали нутро живьем. Сиерра изо дня в день маялась от безделья и совершенно не знала, где найти работу. Эван изредка заглядывал, скрашивая ее одинокие вечера беседой, вином, вкусным ужином и жаркой ночью вдвоем, но после этого всегда неизменно наступало холодное зимнее утро, в котором девушка оставалась одна.

— Ты сегодня печальнее обычного, — заметил Розье.

Сиерра моргнула, прогоняя пелену мыслей, и вздохнула. Ей не хотелось вываливать свои проблемы и эмоции на единственного человека, который все еще помогал держаться на плаву. Она села, прижав колени к груди, и лишь тонкое белое одеяло скрывало наготу.

— Просто не знаю, чем мне заняться. Банковский счет не резиновый, — усмехнулась она. — В министерстве хотя бы платили деньги.

— Мне бы не помешала помощь в бизнесе.

— Не надо, — мягко улыбнулась она. — Даже если это действительно так, то не стоит портить все работой.

— Считаешь, что партнеры не могут быть любовниками? — ухмыльнулся он, нагло разглядывая ее ровную спину.

— Работа всегда все портит. Да и, честно говоря, с трудом представляю себя в ромовой индустрии. — Эван непонимающе изогнул бровь. — Боюсь спиться.