Дядька Андрей порывисто вздохнул и, качая из стороны в сторону опущенной головой, тихо произнёс:
– Сколько же бед и страданий уготовано России-страдалице.
– Ещё не уготовано, Андрей Григорьевич. В моих силах многое изменить. Надо нам в Ленинград перебираться. Есть у меня задумки, как донести информацию до Сталина. Знаю я, как ты к нему относишься, но именно во многом благодаря ему смогли выстоять в войне и страну возродить. Он и через сто лет будет у простых людей одним из самых почитаемых правителей России.
– Да-а, Петроград, – протяжно сказал казак. – Будто в другой жизни всё было. Вспоминаешь, и не верится, что это всё со мной случилось. – Он вздохнул и продолжил: – Ты прав, Виктор, надо тебе отсюда уезжать. И Настёну с собой возьми. Не место ей здесь, да и растёт девка, скоро уж женихаться будет, да где же тут жениха путного найдёшь. А там и образование своё продолжит, и ты ей жизнь поможешь устроить.
– А ты как же, дядька? Разве не с нами?
– Да куда уж мне срываться-то на старости лет? Да и привык я тут, прижился. А выйду на Зею, зажмурюсь, и будто бы на родном Дону побывал…
Старый казак зажмурился, губы его растянулись в чуть заметной улыбке, а от его ауры вдруг нахлынула тёплая волна, в которой явственно виделись бескрайние донские степи и бесконечный простор до самого горизонта.
– Может, всё же подумаешь, Андрей Григорьевич? Как ты тут один-то будешь?
– Это почему это один? – Казак хитро прищурился. – Я, вон, Дарью позову. Вместях-то оно завсегда легче, чем поодиночке.
– Так давно бы позвал уже, или боишься, что мы с ней не уживёмся?
Хлопнув себя ладонью по коленке, я поднялся и отправился в избу. На кухне что-то стряпала Настя.
– Всё слышала?
Настя замерла, втянув голову в плечи. То, что она стоит за открытым окном и, стараясь ничем не выдать своё присутствие, слушает мой рассказ, я заметил Силой сразу. Настя, не оборачиваясь, чуть заметно кивнула.
– Надеюсь, ты понимаешь, что обо всем этом нельзя никому рассказывать, даже намёком?
Настя, по-прежнему не оборачиваясь, несколько раз мелко кивнула. Потом набралась смелости, обернулась и спросила:
– Витя, а страшно было обратно возвращаться?
– Страшно.
– А больно?
– Очень… – Я вспомнил ощущения от перехода, и меня непроизвольно передёрнуло. Не хотел бы я ещё раз подобное испытать.
В этот же день произошло ещё одно событие. У меня открылась новая способность. Я только прошёл свои обычные ежедневные двадцать четыре формы тайцзицюань, как пришёл китаец Шэн-ли. В руках у него был продолговатый свёрток, обвязанный красным шнурком. Подойдя, он низко поклонился, затем опустился на колени и, положив перед собой принесённый свёрток, склонился, так что лоб коснулся земли. Дядька Андрей в это время сидел на лавке у завалинки и выкраивал из кожи заготовки, чтобы пошить новые ичиги[8]. Отложив кожу, он с любопытством стал наблюдать за развернувшимся перед ним действом.
– Позволено ли будет мне, недостойному изгнанному монаху, показать воплощению Великого Дракона несколько упражнений из древнего искусства даошу, искусства владения мечом дао?
Во как! Я уже не отмеченный Драконом, а само воплощение этого самого Дракона. Не знаю, как сказанное китайцем звучало бы по-русски, но вот по-китайски это звучит довольно торжественно и возвышенно.
– Благодарю тебя, уважаемый Шэн-ли. Я готов насладиться великим древним искусством воинов Поднебесной. – И я сделал лёгкий поклон, но чуть глубже, чем обычно.
Видно было, что китаец это оценил. В свёртке, как и ожидалось, оказались два меча дао, прекрасной работы. Один из них Шэн-ли с глубоким поклоном на вытянутых руках протянул мне. Меч идеально ложился в руку.
Надо сказать, что в своё время, ещё в той жизни, занимаясь ушу и, в частности, тайцзицюань, я заинтересовался работой с холодным оружием. Даже, и не без успеха, научился некоторым упражнениям с ним. Несколько раз, ещё во время учёбы в институте, приходилось демонстрировать свои навыки на показательных выступлениях.
Вот и сейчас, взяв в руки меч дао, я провел один из своих комплексов, чем вызвал очередную волну удивления и почтения со стороны китайца. Потом мы с ним вдвоём около часа позанимались.
Дядька Андрей, посмотрев на бесплатный цирк в нашем с Шэн-ли исполнении, хмыкнул и ушёл в избу. Вскоре он вернулся, также неся в руках что-то продолговатое, завёрнутое в чистое тряпицу.
– Ну-ка, Виктор, подь сюды, – позвал казак.
С этими словами он развернул свёрток. Там оказались две казачьи шашки. Одна попроще, а другая, чуть покороче, с красным темляком и знаком ордена Св. Анны с гравировкой «За храбрость». Знаменитое аннинское оружие.
Дядька Андрей бережно взял шашку и протянул мне.
– Это твоего отца. Черкесская гурда[9]. Её ему подарил великий князь Михаил Александрович, командир Дикой дивизии, за беспримерную храбрость на поле боя. Теперь она твоя. Не посрами её.
Горло сдавил комок. Я преклонил колено, затем, взяв в руки шашку, обнажил на треть клинок и приложился к нему губами. Одна-единственная слеза упала на остро отточенную сталь. Дядька Андрей положил руку мне на плечо и слегка сдавил в знак одобрения.
Затем обнажил свою шашку и, лихо присвистнув, закрутил её вокруг себя так, что воздух загудел.
Посмотрев на бешеную пляску стали, я не выдержал:
– Ну-ка, дядька, дозволь и мне разгуляться.
Откуда умею? Тут всё просто. Однажды меня, что называется, развели на слабо. Да не кто-нибудь, а родная жена. Как-то, посмотрев видео, где красивая девушка лихо крутит шашкой, она сказала, вздохнув:
– Красиво. Умеет же кто-то.
Я как раз вышел из кухни с кружкой кофе.
– Да любой сможет, если захочет и приложит усилия.
– Ну, смоги.
– И смогу.
– И смоги! – Марина с улыбкой хитро прищурилась. – Или слабо?
– А спорим, что смогу?
– А давай! На что спорим?
– Ну, я не знаю. Давай в пределах разумного.
– Ага, испугался! – Марина аж захлопала в ладоши смеясь. – Ладно, давай на желание.
Так я увлёкся ещё и фланкировкой. Нашёл энтузиаста, который занимался этим казачьим искусством, и с ним тренировался. Вначале из-за спора, который я, надо сказать, выиграл, а потом втянулся и занимался уже для своего удовольствия. Уже поверьте, лучше любой качалки будет. А адреналин, когда шашка со свистом рассекает воздух вокруг тебя, выделяется литрами. И неописуемый первобытный восторг. Ну и плюсом пошло моё давнее увлечение ушу и даошу.
Вот и сейчас, выйдя на середину двора, я обнажил отцовскую шашку и лихо закрутил её вокруг себя. Сознание уже полностью адаптировалось к телу, и все навыки и умения полностью восстановились. Покрутив гурду пару минут, я остановился и, протянув руку к дядькиной шашке, сказал:
– Дозволь, Андрей Григорьевич.
Казак с интересом глянул на меня и, скинув ножны, протянул клинок мне.
И тут такая необузданная лихость на меня накатила, что я, громко крикнув:
– Эх, разгуляемся, казаки! – с посвистом закрутил уже две шашки и громко запел:
На горе стоял казак,
Он Богу молился.
За свободу, за народ
Низко поклонился.
В припев, смахнув непрошеную слезу, подключился дядька Андрей:
Ой-ся, ты ой-ся,
Ты меня не бойся.
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.
И тут с нами вместе вступил сильный красивый женский голос:
А еще просил казак
Правды для народа.
Будет правда на земле —
Будет и свобода.