– Ты хотела сказать, баян? – Ольга улыбнулась.

– Что?

– Баян – это прародитель мема. Такой он, антропогенез – бессмысленный и беспощадный, – пробормотала Ольга, в голове промелькнуло унылое «и сама скоро превращусь в такой вот баян».

От выпитого вина щеки Вики разрумянились, а глаза заискрились. Ольга уселась по-турецки, не стесняясь того, что сквозь разрезы платья виднелись голые колени и немного бедра. Вика сидела рядом, очень-очень близко («Надо спросить что за духи, отличный запах», – отметила Ольга лениво, но так и не спросила).

Ей нравилось, как громко и искренне Вика смеется над ее шутками. Нравилось восхищение в ее взгляде. В какой-то момент в порыве чувств Шевелева схватилась за Ольгино колено и тут же, смутившись, извинилась. Ольге стало весело: как мило и неуклюже девочка ее клеит. Ей уже случалось испытывать на себе повышенное женское внимание: однокурсница, типичная пацанка, не дающая проходу на третьем курсе. Мужеподобная пожилая училка в школе, где она проходила практику, норовящая при случае обнять по-матерински. Ольга находила это все скорее забавным, чем отталкивающим. Никакого влечения к женскому полу сама лично никогда не испытывала, ну если не считать Мадонну, с которой она бы с удовольствием трахнулась. Хотя если быть до конца честной: у нее так давно не было секса, что она бы и с Шевелевой замутила, если бы не высокие моральные принципы.

Ольга сжала Викины пальцы:

– Чего такая напряженная?

– Я? – Вика растерялась. – Я не знаю…

– Разведу сейчас кальян. Будешь?

– Конечно, – в Викиных глазах засверкал предсказуемый восторг.

– Ну только смотри, не проболтайся никому о моем непедагогичном поведении, – Ольга усмехнулась. – И так уж наши старперши про меня всякое болтают.

На плите потрескивали кокосовые угли. Ольга щедро отмотала салфеток и завернула в них слишком влажный, но безумно ароматный табак, привезенный из Стамбула.

– Терпеть не могу особ, которые палят других в соцсетях и вообще перемывают людям кости, – Ольга оседлала любимого конька. – Особенно всяких лицемерок, которые маскируют свое пошлое любопытство за добрыми побуждениями.

– Это вы о ком? – спросила Вика. – Не представляю себе, чтобы вы кому-то могли не нравиться.

– Не знай, – Ольга рассмеялась. – Мне скрывать нечего, но не люблю, когда мою жизнь обсуждают. Дыня и клубника, норм?

Вика подняла большой палец.

Лед падал в кальянную колбу, наполненную водой, с громким аппетитным бульканьем. Ольге пришлось немного протрезветь и сфокусироваться, чтобы дырочки на фольге между табаком и углями были идеальными. Появилось знакомое предвкушение. Вот сейчас можно будет расслабиться в клубах ароматного дыма и забыть о том, что вокруг одни идиоты.

– Держи, – она протянула Вике мундштук и откинулась на подушки. – Это кайф.

Ольга прикрыла глаза, в памяти отчего-то всплыло искаженное гневом лицо Андрея: «Так и останешься одна. С тобой никто не уживется!»

– О чем вы думаете? – словно издалека к ней пробился голос Вики.

– О жизни тленной и прекрасной, – пробормотала Ольга, погружаясь в сладкую полудрему.

Прекрасная погода и Jamiroquai в наушниках доставляли, композиция Little L простреливала тело щекотными пузырьками.

Вика летела в школу с букетом роскошных роз, окрыленная предвкушением встречи.

Глаза сразу выцепили Ольгу из толпы народа, собравшегося перед школой. Она стояла с огромной охапкой букетов в окружении ребят из класса. Вику кольнуло досадой: «Опоздала». Запинаясь о малолеток, она прорвалась к своим.

– Здравствуйте, Ольга Сергеевна! – от нетерпения ее голос даже слегка зазвенел. Вика протянула пылающий пурпуром букет. – Вот!

Она запомнила, как Ольга однажды пошутила: «Внутри меня точно живет горячий кавказец, обожаю ярко-красные розы».

– Спасибо, но мне уже просто некуда, – Ольга обвела глазами двор. – Иди вон, подари Елене Борисовне, – и тихо добавив: – У нее неурожай как всегда, – подмигнула.

Несмотря на легкое разочарование, Вика обрадовалась: особая связь, которая возникла между ними, никуда не исчезла. Три недели бок о бок и последующая нерегулярная, но временами достаточно интенсивная переписка сблизили их еще больше. Иногда Ольга будто и забывала о том, что Вика ученица, и не стеснялась обсуждать с ней учеников и коллег так, словно они были подружками. И при этом их отношения дружескими назвать было сложно, потому что в них, безусловно, присутствовал флирт. Вика по нескольку раз перечитывала их чаты. А по ночам ей снились очень неприличные сны с участием Тумановой. Просыпаясь, она наскоро удовлетворяла себя и снова проваливалась в сон.

Послушно вручив цветы ненавидимой всеми учительнице по обществознанию, Вика вернулась «в строй» как раз к началу линейки. Внезапно ее крепко обняли со спины:

– Сестра.

– Брат, – пробурчала она Косте, не сводя глаз с Ольги, которая, таинственно улыбаясь, шептала что-то на ухо Герману Белковскому. Белковский вечно отирался возле Ольги. Он, как и Вика, посещал факультатив по биологии и почему-то раздражал своей похожестью на ебаного Тора и высокомерной усмешкой, не сползающей с губ.

В отличие от плечистого Германа, Костя Супруненко был худющим блондином скандинавской наружности. Помешанный на роке, он с девятого класса изо всех сил косил под Курта Кобейна и даже специально отрастил себе челку на пол-лица.

Еще в детском саду Вику с Костей обзывали женихом и невестой. Но, к счастью, им удалось не омрачить отношения влюбленностью, сопливыми страстями и прочей лабудой, способной испортить многолетнюю дружбу.

Викины мимолетные увлечения (девочка в художке, соседка по даче, мамина коллега) Супруненко воспринимал с философским спокойствием, но когда она рассказала ему про Ольгу, поморщился: «Не связывайся».

Вика, удивившись, рассердилась и, конечно, ответила, что он ничего не понимает в женщинах. И что ей его советы не нужны.

– Чо, как дела? Не пялься так явно, – прошипел Костик.

– Что, прям заметно? – испугалась Вика.

Хмыкнув, он покрутил пальцем у виска и отвлекся на Оксану Елизарьеву, которая, наплевав на обязательный дресс-код, заявилась на линейку в экстремально коротком платье с обнаженной спиной и полупрозрачными вставками спереди. На своих 9-сантиметровых каблуках от Sable Campbell она была выше большинства окружавших ее одноклассников.

Рассеянно слушая стандартные выступления, повторяющиеся из года в год, Вика меланхолично размышляла о том, что это ее последний «первый звонок» и что ей, наверное, должно быть грустно, но все сожаления сводились к пугающему: «Как же жить потом дальше без Ольги?»