— Ты назвала Бодвара? — задаю такой волнующий вопрос, понижая голос почти до беззвучного и слегка подаюсь вперёд. От Эмили пахнет зубной пастой и совсем немного персиками.

— Да, — выдыхает она, прикрыв глаза — снова становится слишком темно, — но затем вновь распахивает веки. Её зрачки бегут по тому месту, где должно быть моё лицо, в поиске реакции на слова.

— Притормози, — прошу я и пытаюсь проглотить комок, застрявший в горле. — То есть сейчас ты хочешь мне сказать, что встречаешься с нашим учителем с истории? С Бодваром? — мой голос дрожит и взлетает на несколько октав. Эмили шикает и оглядывается на дверь.

— Да, но… — слабо произносит она, и я чувствую, как Флоренси передёргивает.

— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

— Я не шучу, — нервно отвечает девушка.

Сердце в моей груди громко падает вниз, к самым пяткам, и пульсация в висках отдаётся болью. Это очень, очень плохо. Внезапно перед глазами предстает сцена, когда Шистад вытащил меня из машины Бодвара и запретил иметь с ним хоть какие-то контакты вне школы. Ещё тогда мне показалось это странным. И я знаю наверняка, что дело не в ревности. Точнее, не только в ней. Те двоякие намеки, исходящие от учителя, проносятся в голове — руки покрываются гусиной кожей. Я вспоминаю реакцию Элиота на слова о том, что Эмили задержалась в кабинете Бодвара. Всё это не может быть простым стечением обстоятельств! Конечно, в голове всплывает момент немого диалога между Эмили и историком на уроке, их смущённые улыбки и покрасневшие щеки подруги. Тревожные знаки, буквально кричащие о том, что их отношения больше, чем «преподаватель-студентка», постоянно попадались мне на глаза, но я, как последняя идиотка, игнорировала их, слишком глубоко погрузившись в собственные переживания.

— Хорошо, — выдыхаю я. Мелкая дрожь проходит по телу. — Начни с самого начала.

***

Эмили откидывается на подушку, подтягивает одеяло и некоторое время молчит. Мне до безумия хочется включить свет, чтобы видеть её лицо, но по объективным причинам не делаю этого. Тоже подтягиваюсь к спинке кровати и нервно кусаю губу, дожидаясь, пока подруга соберётся с мыслями и начнёт рассказ, от которого у меня обязательно побегут мурашки по всему телу. Но девушка всё ещё не раскрывает рта, и я начинаю терять терпение, поэтому решаю подтолкнуть её к разговору.

— Как это началось? — я говорю достаточно громко, чтобы она расслышала, но так, чтобы звук не выходил за пределы закрытой двери.

— Если я расскажу, ты обещаешь ничего не говорить Элиоту? — спрашивает она, и я различаю ноты страха и смущения в её интонации.

Я раздумываю над словами Эмили. Однозначного ответа не возникает в моей голове по нескольким причинам, одна из которых аура чего-то тёмного, исходящего от Бодвара. Реакция парней на него изрядно напрягает меня, и где-то внутри червячок здравомыслия шепчет, что это неспроста. Если Бодвар опасен, я должна сказать Элиоту, но я не могу узнать, опасен ли он, если Эмили не откроется мне.

Решение находит меня через несколько мгновений обдумывания, и оно кажется самым правильным и логичным: если я не смогу рассказать Элиоту, то смогу рассказать Шистаду. Так я не нарушу обещание.

— Хорошо, — утвердительно говорю я, стараясь придать лицу каменное выражение, чтобы звучать увереннее, хотя из-за выключенного света в этом нет смысла.

Похоже, Эмили кивает, потому что краем глаза улавливаю движение сбоку, а лицом — лёгкое колебание воздуха. Снова повисает напряжённое молчание; чувствую, что Флоренси просто собирается с мыслями. Я же в это время пытаюсь подготовить себя к потоку информации, которая, очевидно, станет потрясением.

— Это сложно объяснить в двух словах, — произносит Эмили так тихо, что я едва слышу её.

Не то что бы я хотела знать подробности… Молчу, давая ей возможность выговориться.

— Все случилось неожиданно, — начинает свой рассказ Флоренси. — В ту неделю постоянно шли дожди. Я задержалась немного дольше в школе и попала под ливень. Клянусь, одежда была мокрой до нитки через три минуты после того, как я вышла из Центрального корпуса! У меня не было зонта: как обычно забыла дома, — голос Эмили спокойный. Я чувствую, что она начинает улыбаться, а у меня холодеет всё внутри. — Генри как раз отъезжал от школы, когда заметил меня, — от того, что подруга называет учителя по имени, моё лицо непроизвольно кривится гримасой. — Он предложил подвезти меня.

Некоторое время девушка рассказывает, о чём они беседовали в дороге, но где-то на периферии я понимаю, что она подводит меня к кульминационному моменту. Оказывается, я так боюсь его, что перестаю дышать на несколько секунд, позволяя лёгким испытать острую боль от нехватки кислорода. Во рту пересыхает, когда Флоренси наконец делится со мной секретом: её поцелуем с Бодваром. В этот момент я чувствую себя глупо и испуганно, в голове вновь возникает сцена, когда Шистад запретил мне иметь хоть какую-то связь с Бодваром. Я внутренне напрягаюсь и молчу, рассматривая лицо подруги в темноте. Она тоже затаила дыхание в ожидании моей реакции.

— Скажи что-нибудь, — просит она.

Я тщательно обдумываю все сказанные слова, но из горла вылетают лишь сдавленные звуки, похожие на стоны умирающего. Я вздыхаю, ощущая удушающую руку на шее, которая не даёт принять правильное решение. Наверное, потому что такового не существует. Категории морали и черты разумного стёрты, хотя где-то в глубине души я чувствую вину за те шутки и слова, которые я говорила о Бодваре, чтобы смутить Эмили. Сейчас мои замечания кажутся катализатором, который подтолкнул Флоренси к этой бездне. Я должна протянуть ей руку помощи, но я не знаю, как спасти её.

— Это должно прекратиться, — наконец выдаю я и отворачиваюсь, глотая собственные слёзы.

***

Утром я еле разлепляю веки. В висках пульсирует и отдаёт резкой головной болью. Во рту пересохло, и я ощущаю, как ломит всё тело. Перевернувшись на спину, вижу, что Эмили ещё спит. Её опухшее лицо наталкивает на мысль, что девушка, как и я, проплакала большую часть ночи. Я слышала, как несколько раз она вставала и выходила. Возможно, на кухню, чтобы выпить воды, или в ванную, чтобы умыть заплаканное лицо.

Отбросив одеяло, опускаю ступни в глубокий ворс ковра и несколько минут просто сижу, пытаясь справиться с последствиями тяжелой ночи. После того, как я сказала Флоренси покончить с этим, мы не произнесли друг другу ни слова, и где-то в груди неприятно колет от вероятности потери новой подруги. Мне интересно, как Эмили будет себя вести, и я знаю наверняка, что наш разрыв станет ударом для моего шаткого здоровья, хотя я сама виновата. Когда стоял выбор, я решила не поддерживать Флоренси. И дело было не только в морали и нравственных взглядах, а в тревожном чувстве, граничащим с опасностью, которое возникло у меня при мысли о том, что Эмили и Бодвар уже некоторое время встречаются.

Оставляя беспокойные мысли, я выхожу в коридор и на цыпочках крадусь в ванную, пытаясь не поднимать слишком много шума. Распахнув дверь, проскальзываю внутрь и оставляю проход приоткрытым, чтобы не разбудить обитателей дома хлопком. В отражении передо мной предстаёт опухшее лицо с тёмными пятнами под глазами, впавшими, словно ямы. Я выгляжу отвратительно, и надеяться на то, что холодная вода поможет снять отёк, просто глупо, однако это — единственный способ придать себе более человеческий вид. Я набираю в ладони ледяной воды и окунаю туда лицо, задерживаясь там, чтобы кожа смогла впитать целебную влагу. После двух таких процедур я выгляжу немного лучше, поэтому чищу зубы и привожу в порядок волосы, спутавшиеся за несколько часов сна, что мне удалось урвать.

Когда я выглядываю в коридор, готовая вернуться в комнату и поговорить с Эмили лицом к лицу — хотя я не уверена, что должна сказать, — вижу мужскую фигуру, одетую в чёрную куртку и шапку. Это Элиот. Он поднимается по лестнице. Я вижу, как он стягивает шапку, отчего серёжка в его ухе дергается, и жуёт кончик сигареты, подобной тем, что я видела у него в комнате вчера вечером. Несмотря на ранний час, парень выглядит достаточно бодро, и я пытаюсь припомнить, слышала ли, как Элиот уходил. Он сворачивает в коридор, направляясь в свою комнату, и почти мгновенно замечает меня, стоящую в дверях ванной. Почувствовав неловкость, выхожу в коридор. Босые ступни холодит деревянный паркет на полу.