Когда ноги устают от размеренных движений, я решаю, что пора вылезать. Медленно двигаюсь к берегу и смотрю на свою одежду, которую положила слишком близко к воде. Надеюсь, волны не успели её намочить. Хотя я даже не взяла с собой полотенце.

Почувствовав дно, я перехожу на шаг. Голые мокрые плечи тут же ощущают прохладный воздух, по телу бегут мурашки. Выбираюсь на пляж как можно быстрее, чтобы наконец укутаться в тёплую одежду и вернуться в номер. Несмотря на дрожь, меня настигает приятное ощущение чистоты, будто с помощью одного купания я смогла выбросить всё ненужное, что накопилось. Собираю мокрые волосы в пучок, потуже закрутив его, чтобы он держался без резинки, и надеваю платье, которое тут же прилипает к телу, впитав морские капли. Сквозь ткань хорошо просматриваются очертания чёрного купальника, поэтому решаю посидеть некоторое время на берегу и обсохнуть.

— Не слишком поздно для солнечных ванн? — интересуется голос позади, и я вздрагиваю, раздумывая, стоит ли обернуться.

— В самый раз, — говорю в тон парню и всё же смотрю себе за спину, понимая, что он стоит достаточно далеко, чтобы я могла почувствовать его запах. Так даже лучше.

Парень молчит, и тишину нарушает лишь плеск волн и голоса у бассейна, кажется, в нескольких милях от пляжа. Я не знаю, что мне делать. Просто уйти? Наверное, да. Поднимаюсь с песка, наплевав на то, что так и не успела обсохнуть, и решаю капитулировать перед реальностью. Мне нужен ещё один день, чтобы просто собраться с мыслями. Достаточно будет сегодняшней ночи.

— Кстати, — вкрадчивый тон Шистада заставляет меня всё же поднять на него глаза. На парне всё та же хинли и шорты. Выглядит он… Без разницы. — Ты кое-что забыла. Я всё ждал, когда ты придешь за пропажей.

Я непонимающе гляжу на брюнета. Его глаза в лунном свете играют зеленоватым огнём, едва просматривающимся через большие зрачки.

— Ты о чём? — мой голос звучит тише, чем обычно, но я списываю это на простую усталость, потому что даже говорить с Шистадом утомительно.

Ловкие пальцы — чёрт, эти пальцы — выуживают из кармана чёрный прямоугольник. Мой телефон! После моей слабости в комнате я предпочла просто проваляться в кровати и смотреть телевизор с английскими каналами. Говорить с Эмили о её хороших каникулах совершенно не хотелось — не из зависти, просто я знала, что снова будет скользить раздражение в голосе, а расстраивать подругу не хотелось. Даже мысленно я не пыталась вспомнить, где мой телефон, хотя стоило бы.

— Отдай.

Протягиваю руку, чтобы вернуть вещь, но Шистад качает головой. Его лицо расслаблено, лишь лёгкая ухмылка трогает левый уголок губы. Ничего не изменилось. Не для него. И не для меня, конечно, тоже.

— Раз уж ты не посчитала нужным забрать его, когда уходила, — Шистад сделал акцент на последнем слове, но я не могу разобрать эмоцию: то ли злость, то ли насмешка, — то он тебе не так уж и нужен.

Я закатываю глаза, понимая, что это просто провокация.

— Ты повторяешься, — говорю ему, припомнив ту сцену на кухне за барной стойкой. А ведь тогда чуть не случилось… Неужели это началось ещё тогда?

А что это, собственно?

— Это ты повторяешься, когда совершенно забываешь включать голову, — слова Шистада звучат ядовито, несмотря на невозмутимость лица. Он зол?

— Просто отдай и разойдёмся, — шиплю я, почувствовав спасительное раздражение. Я всё ещё на дух не переношу его. Облегчение разливается в груди: всё-таки это было просто помешательство.

— Раз уж я его нашел, то это моё, — улыбается парень, и в этой улыбке я вижу то, что видела, когда мы только познакомились: самодовольство, высокомерие и надменность. И будто не было трех месяцев. А были ли они? Просто Шистад — умелый лгун, который с лёгкостью ввёл меня в заблуждение: он всё такой же неприятный и отталкивающий.

Я улыбаюсь новому открытию.

— Знаешь что? Можешь оставить его себе, — выдаю я, хотя в действительности это не так. Вообще-то мне абсолютно точно нужен мой телефон обратно. — Твой отец просил присмотреть за тобой, так что этот телефон будет гарантией слежки.

Шистад, нахмурившись, смотрит на меня сверху вниз.

— Что ты, блять, несёшь?

— Что слышал, — отвечаю в том же тоне, понимая, что раздражение, спасительное раздражение вибрирует на кончиках пальцев.

— Ты идиотка? Кажется, я тебя уже предупреждал, чтобы ты не смела лезть в мою жизнь. Но ты, видимо, совершенно тупая, раз суёшь свой нос туда, куда не следовало, и, поверь мне, до добра тебя это не доведет, — он шипит прямо мне в лицо, распаляя мою злость в ответ. — Не смей даже думать о том, чтобы пристать ко мне с просьбами моего папаши, потому что тогда тебя ждет жестокое разочарование, — Шистад хватает меня за плечо, с силой сжав кожу, а я злобно смотрю в ответ. — Поняла?

Я замахиваюсь. Моя ладонь припечатывается точно к его щеке с хлёстким звуком удара.

— Я тоже тебя предупреждала, чтобы ты не смел хватать меня, — ядовито процеживаю в ответ. Рука зудит и пульсирует. Но он заслужил. Я говорила, говорила Шистаду, чтобы он не трогал меня. Но раз уж он нарушает правила, я тоже нарушу их. Это справедливо.

Крис смотрит на меня со смесью раздражения, недовольства и чего-то ещё, что я не могу разобрать. Да и плевать. Его зрачки расширяются ещё сильнее, когда я смотрю ему в глаза, чтобы оценить масштабы бедствия и серьёзность расплаты. Он не ударит меня в ответ. Не он.

— Было такое, — произносит он сквозь зубы и отпускает моё плечо. Я втягиваю воздух через нос: Крис действительно слишком сильно сжал кожу.

—А теперь верни чёртов телефон! — я кричу, хотя он находится близко, слишком близко ко мне, но не позволяю мозгу переключиться на такие мелочи, как привкус никотина, вибрирующий на языке, и концентрат кофе, затмевающий бодрящий запах морской воды. У меня нет к нему никаких чувств. Вот так просто.

Крис наклоняет голову, рассматривая моё лицо. Мокрые волосы наконец выпадают из пучка и рассыпаются по плечам, ударяя холодом, а заодно скрывая засосы, о которых я — о, боже — совершенно забыла. Взгляд парня задерживается на участке шеи, где таится небольшой алый кружок, уголок губы ползёт вверх. Может, Шистад пьян?

— Хорошо, что ты оставила телефон, а не лифчик, — говорит парень и смотрит на меня. На мою реакцию.

Я стискиваю зубы и поднимаю подбородок.

— Хорошо, что я успела уйти, прежде чем это повторилось, — ровно произношу я, надеясь, что моё лицо всё ещё равнодушно.

— Туше, — отвечает Шистад и протягивает мой телефон.

Я сглатываю вязкую слюну и забираю мобильник. Всё это так мерзко и неприятно, что мои губы невольно кривятся. Хочется уйти. И снова смыть с себя это. И зачем парень затронул эту тему? Наверное, хотел выбить меня из колеи, но на деле только убедил в том, что он придурок. И эта мысль должна основательно укрепиться в моей голове, если я не хочу получить неприятный укол где-то в области груди, возникший после слов Шистада о лифчике. Это был запрещённый приём. Я думала, что между нами негласный договор о том, что мы не должны это обсуждать, просто потому что обсуждать-то и нечего, но, видимо, парень решил, что это повод для шуток. Вполне в духе Шистада.

Не оборачиваюсь, иду в сторону бассейна, в одной руке сжимаю телефон, а в другой — сандалии, которые так и не успела надеть, и мысленно надеюсь, что не встречу Томаса или мать по дороге в номер.

В душе стало совершенно неприятно и в то же время свободно, ведь такое поведение Криса означает, что мне не о чем волноваться: он ничего не надумал себе по поводу чувств и уже тем более не подозревает меня в чём-то подобном. Мне же легче. Ведь чувств нет и не может быть.

Нажимаю на кнопку разблокировки и с радостью обнаруживаю, что телефон не разряжен. На экране появляются оповещения о сообщениях: несколько от отца и Эмили. Решаю сначала ответить папе и внутренне сожалею о том, что не успела это сделать сразу. Мужчина интересуется, как проходят мои каникулы, и ещё раз уточняет, что сможет приехать всего на два дня. Работа всегда была камнем преткновения в наших отношениях, но это не мешало отцу любить меня в сотню раз сильнее, чем маме. Если она вообще меня любит или хотя бы любила. Я пишу краткий ответ о хорошей погоде и вкусной еде, не акцентируя внимание на ужасном самочувствии, и говорю, что рада хотя бы двум дням, проведённым вместе, и это действительно так. Сообщения от него не приходят в следующую минуту, и я решаю, что папа лёг спать и напишет мне завтра утром, хотя хотелось бы поговорить как минимум по телефону, как максимум — в живую. Закрываю диалог с отцом и открываю несколько сообщений от Эмили, которые, оказывается, приходили с самого утра. Радует то, что Шистад не додумался прочитать. Или додумался? Насколько ему интересно то, что происходит в моей жизни? Наверное, совершенно не интересно.