Отогнав тревожные мысли и запихнув их в отдалённый уголок сознания, также стягиваю верхнюю одежду и снимаю обувь, затем прохожу на кухню и включаю свет. Аптечка с вываленными наружу внутренностями всё ещё покоится на барной стойке, размотанный бинт и ножницы валяются на полу, там, куда я отбросила их в панике. Медленными выверенными движениями я начинаю складывать лекарства в ящик, не позволяя думать о том, как лихорадочно тряслись руки ещё несколько часов назад в поиске бинта. Подцепив ножницы, убираю их в ящик, потом мою руки — непонятно зачем — и вытираю их разбросанными по кухонному столу салфетками.

Когда появляется Элиот, я уже заканчиваю с уборкой и ставлю чайник кипятиться. Флоренси занимает моё привычное место за барной стойкой, и где-то глубоко внутри я радуюсь, что он не сел на стул Криса. Это было бы странно.

— Чай? — предлагаю, едва взглянув на парня. Нетрудно догадаться, что некоторое время он рассматривал беспорядок в ванной, но сейчас я не могу это обсуждать.

— Да, я знаю, что у тебя есть потрясающий чай с апельсиновыми вкусом, — соглашается Флоренси, и я киваю, радуясь, что и в этом Элиот поддерживает меня.

Пока греется вода, достаю две кружки, засыпаю заварку с апельсиновой цедрой и добавляю сахар. Всё это время мы молчим: рутина отвлекает меня от мрачных мыслей, а Элиот, видимо, настолько измотан, что тоже предпочитает гудящую тишину.

— Пахнет прекрасно, — отмечает Флоренси, как только кружка с дымящимся напитком оказывается у его носа.

— «Апельсиновый рай», — говорю я, тоже вдохнув тонкую струйку пара с апельсиновым ароматом. — Хочешь чего-нибудь перекусить?

Элиот пожимает плечами.

— Я не голоден.

В этом чувстве я с ним солидарна: аппетита нет, хотя логически осознаю, что завтра желудок будет сковывать судорога от недостатка пищи. Последний раз я ела утром, но мысль о чём-то съедобном вызывает приступ тошноты.

— Я видел ванную, — говорит Элиот, взглянув на меня поверх дымящейся чашки.

Я хмурю брови, но ничего не отвечаю: болезненные воспоминания этого дня сковывают горло. — И могу там убрать, если тебе трудно, — в который раз предлагает помощь Флоренси, но я отрицательно качаю головой.

— Спасибо, но это слишком. Я наведу порядок утром, — или в другое время, но Элиоту об этом знать необязательно.

— Хорошо, — соглашается он.

***

Тридцать первое декабря.

— Пожалуйста, возьми трубку, — шепчу я, уставившись в стену в собственной комнате. От сидения на крутящемся стуле начинает кружиться голова, поэтому упираюсь ногой в мягкий ворс ковра. На том конце провода раздаются раздражающие гудки, и я уже отчаиваюсь услышать нужный голос, но в последнюю секунду слышу:

— Ну, что ещё?

Я выдыхаю прямо в динамик телефона, не осознавая, сколько облегчения принесёт раздражённый ответ Шистада.

— Где ты? — спрашиваю, проигнорировав откровенную грубость парня. — Всё нормально?

— Боже, Ева, не будь такой назойливой, — отвечает Крис, и я слышу усталость в его голосе. Но сейчас важнее, чтобы он ответил хотя бы на часть моих вопросов. — Я скоро вернусь, просто прекрати мне названивать.

Прежде чем успеваю возразить, он уже вешает трубку, и я решаю, что больше не буду звонить. Хотя Крис и казался измотанным, он больше не был так зол, а значит всё идёт так, как он задумал.

Я сползаю со стула, живот начинает урчать, поэтому понимаю, что пришло время перекусить. Шистад не сказал ничего, что можно было бы принять за хорошие новости, но ничего не могу поделать с надеждой, которая глупым образом рождается в районе солнечного сплетения.

Поднявшись на кухню, застаю там мать, готовящую что-то на плите. От еды исходит приятный аромат жареного, но желудок пока не готов принять тяжёлую пищу, поэтому предлагаю маме помочь с готовкой и берусь за приготовление салата. Несмотря на то что сегодня фактически Новый год, в доме царит мрачная атмосфера напряжённости, нагоняемая отчасти мной и Элизой. Она косится на меня, пока режу овощи, но ничего не говорит, предпочитая молчаливое наблюдение открытому нападению. Я радуюсь тому, что могу провести некоторое время наедине, потому что тревожные мысли, хотя и отошли на задний план, всё ещё маячат и пульсируют в голове, словно воспалённая рана, из которой сочится кровь.

— Кристофер уехал? — спрашивает Элиза спустя ещё некоторое время, когда молчание становится для неё невыносимым.

— Да, — кратко отвечаю, не поднимая головы, хотя и чувствую, как женщина то и дело поглядывает в мою сторону.

— Куда?

— Не знаю, — фактически я не вру, потому что мне действительно неизвестно, куда уехал Крис. В этот раз я всё же перевожу взгляд на Элизу, чтобы оценить её реакцию, но женщина отводит глаза, отвернувшись.

Через пару секунд на лестнице раздается звук шагов и на кухне материализуется Томас. На нём простые серые штаны и футболка. Непривычно видеть его в домашней одежде.

— Где Крис? — спрашивает он в свою очередь, даже не поздоровавшись со мной, но не то что бы меня это сильно задевало.

— Уехал, — отвечает мать, давая мне возможность отмолчаться. — Он приедет через пару часов, милый.

Я непроизвольно закатываю глаза на такое обращение: из уст Элиза оно звучит как минимум неестественно, но всё же предпочитаю держать язык за зубами.

— Лучше ему быть к ужину, — замечает Томас, прихватив кусочек огурца, который я отрезала секунду назад.

— А что будет на ужин? — в свою очередь спрашиваю я, взглянув на Элизу и намеренно проигнорировав мужчину.

— Сегодня Новый год, — сдержанно напоминает мать. Её губы поджимаются в знакомую линию, свидетельствующую о недовольстве. — Мы хотели устроить семейный ужин и встретить Новый год вместе.

Я настойчиво борюсь с желанием усмехнуться, вспоминая, что ни один «семейный» ужин не прошёл достаточно гладко, и этот, кажется, не станет исключением. Насколько я знаю, у Шистада были совершенно другие планы на вечер, хотя временные рамки не обозначались, и его встреча с Элиотом произойдёт после полуночи. При мысли об Элиоте я тут же вспоминаю о его приглашении на какую-то новогоднюю вечеринку, о которой совсем позабыла в суматохе. Не то что бы мне сейчас было до развлечений, но это мероприятие не кажется таким простым на первый взгляд, иначе Крис не был бы настолько против моего участия.

— Понятно, — отвечаю я, закинув нарезанные овощи в глубокую деревянную тарелку.

— Если он не приедет через час, я буду вынужден позвонить ему, — сообщает Томас странным голосом, в котором — на секунду мне кажется, что это действительно так — сквозит угроза. В этот момент он смотрит прямо на меня, отчего по коже бегут неприятные мурашки, и я хмурюсь, не совсем понимаю, какую реакцию ожидает мужчина.

— Ладно? — звучит скорее как вопрос, но этого достаточно, чтобы Томас кивнул и удалился в гостиную.

Элиза через плечо бросает на меня неопределённый взгляд, который я не смогу разгадать даже после тщательного обдумывания, но ничего не говорит, лишь отворачивается к плите, продолжая методично помешивать содержимое раскалённой сковородки.

Через час раздаётся звонок в дверь. Я в это время сижу в гостиной, а Элиза возится на кухне. Она просит меня посмотреть, кто пришёл, поэтому иду ко входу и открываю дверь.

— Привет, красотка, — здоровается парень.

На Элиоте зимняя куртка тёплого цвета, на волосы нападало немного снега и немного кудрей сползли на лоб, а серёжка-крестик приветливо болтается из стороны в сторону.

— Привет, — отвечаю я, несколько долгих секунд рассматривая Флоренси: он выглядит взбудораженным и весёлым, а значит совершенно не подозревает о том, что происходит в данную секунду.

— Может, пустишь меня? — спрашивает он, сверкнув однобокой улыбкой на манер Шистада.

— Ты немного не вовремя, — замявшись, признаюсь я и оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что Элиза всё ещё на кухне.

— Это ещё почему? — интересуется парень, прищурив глаза, но не теряя оптимистичного настроя.