Порошок аккуратной кучкой ложится на сухой бортик раковины. Это лишь полдела. Я быстро оглядываю пространство вокруг и подыскиваю подходящий предмет, затем открываю ящик. Там точно должно быть лезвие. Тоненькая металлическая пластина в бумажном пакетике лежит на самом дне, и я безжалостно разрываю упаковку. Палец скользит по лезвию, отчего тут же появляется неглубокая рана, и из полоски начинает сочиться капиллярная кровь. Плевать. Стоять становится сложнее, поэтому тороплюсь. Дрожащими пальцами крепче обхватываю лезвие и начинаю формировать убийственную дозу моего спасения, доля секунды — всё готово. Я наклоняю лицо так близко, что подбородок касается холодной поверхности раковины, затем указательным пальцем зажимаю ноздрю и медленно скольжу вперёд, вдыхая порошок. Нос наполняется неприятными ощущениями, будто я вдохнул песка, но это проходит через пару мгновений. Проворачиваю такую же схему с другой дорожкой и откидываюсь к стиральной машине, присев на холодный пол. Тело слабо подрагивает, снова подступает тошнота, в глазах двоится. Эффект доходит медленно, и нужно немного подождать, чтобы вещество проникло в кровь. Эти мгновения самые сложные: я знаю, что уже принял, но мне всё ещё плохо. Чтобы хоть как-то отвлечься, я прикрываю глаза и начинаю неспешный подсчет:

Один.

Мне нужно выкурить сигарету.

Два.

А лучше две сигареты.

Три.

В моей кровати спит Мун.

Четыре.

Я ничтожный обманщик.

Пять.

Пока она рядом, она в безопасности.

Шесть.

Пока она рядом, она под прицелом.

Семь.

Я прекращу это сегодня.

Восемь.

Я никогда не смогу это прекратить.

Девять.

Ещё один пакетик с кокаином лежит под кроватью, зажатый ножкой.

Десять.

Небольшая доза героина запрятана под плинтусом.

Одиннадцать.

Амфетамин под задним сидением в машине.

Двенадцать.

Я могу отыскать ксанакс, приклеенный к сидению стула в комнате Мун.

Тринадцать.

Есть две ампулы морфина здесь, под душевой кабинкой.

Четырнадцать.

Три таблетки опиата под порогом у входа в дом.

Пятнадцать.

Одна таблетка экстази пришита к джинсам с изнаночной стороны.

Шестнадцать.

Одна таблетка ЛСД под ножкой лампы в комнате.

Семнадцать.

У Элиота есть косяк.

Восемнадцать.

Подействовало.

Сегодня я досчитываю до восемнадцати, прежде чем меня накрывает ударная волна облегчения и спокойствия. Дрожь отступает, поэтому я легко поднимаюсь на ноги. На нижней губе краснеет кровяной след, мокрые волосы растрепались и обвисли сосульками. Зрачки сужены, но на этот случай я достаю капли и быстро закапываю. Глаза щиплет, но боль проходит, как только моргаю несколько раз.

Итак, сегодня я досчитал до восемнадцати. В прошлый раз — до пятнадцати, а еще до этого — до десяти.

Моё лицо до сих пор бледное, под глазами просвечиваются голубые каналы вен, но я чувствую себя намного лучше. Умываюсь ещё раз, затем быстро споласкиваю покрытые потом волосы и растираю кожу полотенцем. Бодрость вновь проникает в вены и запускает жизненную энергию.

Я курю на кухне в приоткрытое окно. На улице темно: сейчас лишь четыре утра. Выходить не хочется, поэтому обвожу территорию быстрым взглядом и решаю, что этого пока достаточно. Они не заявятся в ближайшие пару дней, пока я не понадоблюсь им вновь. Положение не такое уж плохое, по крайней мере, я всё ещё чувствую, как ускоренно бьётся сердце, разгоняя кровь и позволяя жить.

После второй сигареты я закрываю окно и бесшумно иду в комнату. Ева ещё спит. Она выглядит безмятежной и мягкой без своей привычной оборонительной гримасы. Я стою у входа и смотрю на её лицо, освещаемое оранжевой лампой. Девушка вновь перекатилась на свою сторону. Она лежит на животе, лицо повёрнуто ко мне, губы приоткрыты и прядь лежит около рта. Одеяло откинуто в сторону, и я вижу край её чёрных трусов, выглядывающий из моей серой футболки. Я медленно моргаю, пытаясь запомнить этот образ, сохранить его в собственной голове, но это почти бесполезно: там нет места для такого рода вещей. Прохожу в спальню и плотно закрываю дверь, затем натягиваю футболку, торчащую из ящика в шкафу — от нее пахнет мылом, — и укладываюсь в кровать. Я лежу без одеяла, чувствуя исходящий от Евы жар. Она пододвигается ближе, её нос упирается в мою шею, и ключицу обжигает тихое дыхание.

— Где ты был? — хриплым голосом спрашивает она, пока моя рука скользит на её талию, проникая под ткань футболки, и пальцы слегка сжимают разгорячённую кожу.

Ева пахнет потом и апельсиновым чаем, который она постоянно пьёт. Я молчу, зная наверняка, что мой голос разбудит её окончательно. Она ещё немного ёрзает в моих руках и наконец замирает. Я прикрываю глаза и позволяю себе пару часов сна.

***

Когда я открываю глаза во второй раз, на улице вновь темно, но на часах уже шесть утра. Евы нет: она выскользнула из постели, пока я спал, — но так даже лучше. Моя футболка вновь пропиталась потом, но чувствую себя вполне сносно. Эффект от кокаина прошёл, но после этого я могу ещё несколько часов дышать, притворяясь, что всё в порядке. Я снимаю мокрую футболку и отбрасываю её в сторону. Срочно нужно принять душ.

В коридоре я слышу, как шумит вода в ванной. Значит, Ева встала совершенно недавно. Я иду на кухню и ставлю чайник кипятиться, затем засыпаю две ложки кофе в кружку и терпеливо дожидаюсь, пока нагреется вода. В голове возникает мысль сделать чай для Евы, но отказываюсь от этой идеи. Вместо этого усаживаюсь за барную стойку и делаю несколько больших глотков кофе. Горячая жидкость обжигает горло и бодрит, разгоняя загустевшую кровь по венам. Кофе — ещё один способ держаться на плаву.

Я думаю о сегодняшнем вечере. Мне нужно доставить товар. Элиот предложил помощь, но его навязчивость раздражает. Он не доверяет мне и на это есть причина: я втянул его в это дерьмо, но теперь уже поздно что-то исправлять. Элиот в меньшей степени похож на наркомана: он курит самокрутки с травой, но никогда не позволяет себе ничего тяжелее марихуаны. Я завидую ему в этом плане, почти ненавижу, но знаю, что Элиот — ещё один якорь в моей жизни. И, несмотря на это, я пытаюсь очернить его в глазах Мун. Это мерзко и подло, но меня бесит, что злодеем в этой истории оказываюсь я. Мне просто необходимо тянуть кого-то на дно, пока тону сам.

Итак, мне нужно доставить товар. Забрать его из точки и отвезти на другую. Ничего сложного. Простая, отработанная схема. Проблема в том, что я захочу что-нибудь прикарманить, поэтому мне нельзя заглядывать внутрь. Мне нужен сдерживающий фактор, и Элиот вполне подходит, но его скептично-осуждающий взгляд выводит из себя. Грёбанный заложник морали.

Я допиваю кофе почти до конца, когда Ева выходит из душа. Она крадётся по коридору, но из-за обостренного слуха я слышу каждый её шаг, и замирает, когда замечает меня на кухне. Она обёрнута в полотенце, длина которого едва доходит до середины бедра, с волос стекает вода, утопая в ложбинке между грудей. Девушка смотрит на меня неразборчивым взглядом с толикой непонимания, но я не хочу начинать разговор, поэтому просто оставляю свою кружку и ухожу в ванную. Я знаю, что если она начнёт говорить, то я непременно нагрублю: мы славно потрахались сегодня ночью, и я позволил ей уснуть в своей постели, но это не значит, что между нами всё в порядке. Она осознаёт данный факт, но всё равно тянется ко мне, как Икар к солнцу. Она глупая, но я отчего-то позволяю ей греться в моих лучах, заранее зная, что уничтожаю её. Я не хочу быть разрушительным, но по-другому не выходит.

Душ приводит мои мысли в некоторый порядок. В душевой кабинке пахнет шампунем Мун, и я поглубже вдыхаю её концентрированный аромат, проклиная себя за излишнюю сентиментальность. Про себя решаю, что Ева чертовски приятно пахнет, и отбрасываю эти раздумья в дальний ящик, напоминая себе, что у меня нет на это времени.

Когда я выхожу из душа, вытеревшись насухо, вновь закапав в глаза и осмотрев ванную на наличие посторонних предметов, из кухни доносятся свойственные завтраку звуки. Я знаю, что это не Мун: обычно она ведет себя достаточно тихо, — поэтому просто иду к себе в комнату и плотно закрываю дверь. Мне необходимо одеться и проверить пачку с сигаретами, закинув туда дозу живительного вещества. Любого.