Лариса коротко хихикнула, испытывая одновременно стыд, жалость и ужас. Так близко к болезни и смерти она ещё не была.

– Наверное, все бы сдохли, особенно хорошо, если Харин и Сазонова.

– Ага!

– Я бы на это посмотрела. Ведь не хочется умирать, зная, что уроды продолжат жить и не вспомнят о тебе никогда. Никто не вспомнит.

Лариса, покрасневшая, переминалась с ноги на ногу. Харин и Сазонова издевались над Лизой больше всех, и, бывало, сама Лариса радовалась их изобретательности. Все хохотали и одобряли, почему же ей отставать? Хотя, сгорая от стыда всё чаще, Лариса убедила себя, что не будет больше поддерживать травлю. Попадало и ей, когда она защищала подругу. Говорили, встретились два фрика, две вонючих лесбухи.

– Может, ты не умрешь. Может, выздоровеешь. Бывает же.

– Бывает, – подтвердила Лиза. – С кем-то другим. Счастье всегда с кем-то другим, а не с тобой.

Лариса кивнула. Близкая смерть сделала Лизу до невозможности умной. От этого было ещё страшнее.

– А ты как? Мама?

– Бухает, – ответила Лариса.

– Я не могла с тобой общаться, извини. Я плохая.

Лариса не знала ответа.

– Слушай, – бросила Лиза, когда пауза слишком затянулась. Обе понимали, что прежнего не вернуть, оно мертво, что теперь надо действовать как-то по-другому. Лиза знала как. Больше никто не мог помочь ей с осуществлением Грандиозного Плана. – Отвези меня в лес. Знаю, ты там часто гуляешь, а я никогда в лесу не была, у меня его даже из окон не видно, только, вот, дурацкие тополя вокруг дома. Я хочу, прежде чем умереть, хотя бы один раз там побывать.

Ларисе такое в голову не приходило. Она даже испугалась.

– А что… твоя мама скажет?

– На работе до вечера, а мы вернёмся раньше, – глаза Лизы не то что блестели, а сверкали. Лариса приросла к месту, задрожали колени. Туча «если» росла у неё в голове: если Лиза покалечится, если на них кто-нибудь нападет, если подруга умрёт у неё на руках, просто вдохнув лесного воздуха…

Но она сказала:

– Давай сходим.

Лиза поехала в комнату, где лежал на кровати собранный рюкзак. Лариса не решилась спросить, что внутри: может, какие-нибудь вещи, необходимые при смертельной болезни. То, что обычным людям видеть не положено.

Открыв входную дверь, Лариса кинула собственный рюкзак на пол и подошла к коляске. Просовывая руки под тело девочки, она ощущала запах лекарств, мазей, постиранной одежды, чего-то затхлого, слегка – мочи и пота. Это не вызвало у неё отвращения, ошарашило другое: раньше Лиза была гораздо тяжелее, сейчас же казалась невесомой, как пустотелая кукла.

Подруга обхватила её тонкими руками-проволочками, уткнулась в шею, задышала тяжело, с присвистом. Лариса выпрямилась, шагнула за порог, понесла Лизу вниз, раскачиваясь на ходу. Ничего не говорили. Потея, Лариса вышла из подъезда со своей ношей и, радуясь, что никого рядом нет, усадила Лизу на скамейку. Та отдала ей ключи закрыть квартиру. Лариса взлетела на второй этаж, взяла свой рюкзак, коляску, провернула ключ в замке и поспешила назад, нелепо опасаясь, что подругу кто-нибудь украдёт.

Никто не украл. Лариса поставила коляску на асфальт, установила тормоз. Получив рюкзак, Лиза вытащила из него бейсболку, надела на голову. При свете дня подруга выглядела ещё ужаснее, её шея, казалось, была не толще запястья.

– И умереть не жалко в такой день, да? – бросила она. – Ну, погнали.

Лариса усадила её обратно в кресло и покатила прочь со двора, следуя своим старым путём, но в обратную сторону. Правда, теперь в горку. Лиза по пути вертела головой как маленький ребёнок, всё ей было интересно.

Добрались до перекрёстка: если свернуть налево, там дом Ларисы, если прямо, то дальше лес.

Пошли прямо. Лариса напирала на ручки кресла, не в силах отогнать мысль, что кто-то решит, что она похитительница. Постепенно перешла на бег, отчего Лиза была только в восторге. Словно в каком-то кино, она расставила руки и задрала голову, дескать, лечу. Лариса обливалась потом и смогла расслабиться только когда они оказались у проезжей части.

Машин почти не было. Перешли на ту сторону, где за серой полосой асфальта начинался лес. Двигались быстро, коляска затряслась по грунтовке, посыпанной гравием. Дорога от трассы уходила в лес, теряясь в зелёной полутени. Что там, Лариса не представляла, ведь обычно она ходила иными путями.

– Там много комаров, да? – спросила Лиза, возясь с капюшоном толстовки. Лариса надела свой, затянула шнурок под подбородком.

– Ну да. Будут жрать.

– И ладно.

Пройдя метров десять, Лариса остановилась и сказала:

– Надо сворачивать, – указала на заросли и лесное пространство за ними, – но там коляска не пройдёт.

– Неси меня, – ответила Лиза, надевая рюкзак на спину.

Подруги обменялись взглядами. Лариса, на которую уже слетались комары, кивнула, огляделась, наметила место, где можно спрятать коляску, и приступила к работе. Ссадила Лизу на траву, отнесла коляску в заросли, вернулась. Кинула свой рюкзак на землю.

– Я мёртвая, поэтому комары на меня не садятся, – хихикнула Лиза.

– Да прекрати ты. Ты живее меня будешь.

– Спорим?

– Не надо. Твоя мама тебя любит, пылинки с тебя сдувает, а вот ты бы пожила с моей.

– Пожила бы. Повеселее было бы.

– Сейчас! Дура, что ли?! – разозлилась Лариса.

– Моя мама как монашка: по струнке живёт, по струнке ходит. Никогда не матерится даже.

– Потому что она хорошая. Не алкашка, которой на тебя наплевать. Не водит домой всяких уродов.

– Она чокнутая. Факт моей близкой смерти свернул ей мозги, – покрутила Лиза пальцем у виска. Лариса посмотрела на подругу с неприязнью. Сидящая на траве, та казалась странным отвратным существом, словно раздавленная лягушка. – Она живёт этим моим смертным будущим-не-будущим. В её глазах ничего нет, кроме мышек.

– Чего?

– В её глазах только испуганные мышки мечутся. Знаешь, как это?

– Не знаю, – хотя знала, потому что видела подобное, глядя в зеркало. – Всё равно, только дура будет сравнивать. Тебя не бьют, не морят голодом. Скажи спасибо.

– Кому? – ощерилась Лиза с травы.

– Кому надо. Давай, хватай меня за шею.

Лариса, злая, подошла, повернулась спиной, присела на корточки. Руки Лизы проползли по её плечам как змеи, обвили шею. Лариса с трудом нащупала подругины тощие ноги-веточки, потянула, обхватила их, поддерживая под коленями, встала.

– Не больно?

– Нет, – дохнула несвежим дыханием Лиза. – Не тяжело?

– Нет, – а что бы изменилось, если бы она ответила «Да»?

Лариса сжала зубы. Лучше просто уйти в лес, там спокойнее. С каждым днём идея поселиться в нём и жить одной казалась привлекательнее. Только в чаще, наверное, она может избавиться от людского присутствия, вычеркнуть из жизни мать, её хахалей… и всех прочих.

Сначала Лариса несла свой рюкзак в руке, одновременно поддерживая правую ногу подруги, но потом Лиза взяла его к себе наверх. У границы леса было очень густо, земля изобиловала ямами, скрытыми в траве; идти приходилось осторожно, а значит, невыносимо медленно. А ещё комары. Из зарослей они вылетали тучами, и очень скоро всё лицо у Ларисы было искусано. Лиза, вооружившись веткой, стала обмахивать их обеих – полегчало.

Слыша, как подруга радуется словно шестилетка, попавшая в парк развлечений, Лариса чувствовала гнев. Почему-то именно Лиза казалась достойной того, чтобы отыграться на ней за все унижения домашней жизни. Но даже понимая, что подруга ни в чём не виновата, Лариса едва боролась с искушением причинить ей боль.

Почему, если она умирает, то это даёт ей право пороть всякую чушь? Пожила бы она с Ларисиной мамашей, как же! Надо быть полной идиоткой, чтобы такое говорить. Лариса шагала, огибая сосны и островки кустарника. Постепенно свыклась с тяжестью, приспособилась, вошла в ритм. Стало посвободнее, к тому же комаров меньше.