А Лиза без умолку трещала о всякой ерунде и смеялась, размахивая веткой. Запертая в четырёх стенах большую часть времени, она торопилась взять от этой прогулки всё, что могла. В общем, не так уж и противно Ларисе было слушать её. Лиза была отнюдь не дурой и училась всегда на пятёрки, чем давала своим ненавистникам ещё один повод для издевательств. Уродка, инвалидка, «собачья морда» утирала нос зубрилам и популярным одноклассницам. Учителя ставили её в пример другим и совершали классическую ошибку. В обществе коллективизма выделить кого-то из массы таким способом, к тому же человека физически ограниченного, значило подписывать ему приговор.

Лариса иногда думала, что болезнь Лизы не какая-то медицинская, просто злые люди выпили из неё всё здоровье, словно вампиры. И одним из вампиров была она, Лариса, пусть и недолго. Как можно загладить эту вину?

Лариса начала путаться в мыслях и поняла, что устала. До тайного места было далеко, поэтому она решила сделать небольшой привал. Ссадив Лизу на высокую кочку, покрытую мхом, Лариса легла на траву и раскинула руки.

Лиза сняла капюшон, заправила прядь волос за ухо.

– Ночью здесь, наверное, темнотища.

– Да, хоть глаз выколи, – отозвалась Лариса, глядя вверх, в узорный просвет между кронами сосен.

– Ты была тут ночью? – моментально прицепилась Лиза.

– Ага.

– Ничего себе! Вау! И долго?

– Однажды неделю прожила.

– Охренеть. И как, страшно?

– Ну так… Больше боялась, что найдут. Но никто не искал. В школе наорали, но маманя даже не заметила: бухая была всю неделю, а когда я вернулась, сказала, что под ванной черти и она их боится ― белочка очередная.

– Понятно, – вздохнула Лиза, отбиваясь от комаров веткой. – А мне вот часто снится, что я бегаю. Чаще всего, что я бродячая чёрная собака. Мечусь по посёлку, все на меня смотрят, завидуют, какая я быстрая и сильная. Или камнями кидаются, но в меня не попасть.

– Хорошо.

– А тебе что снится?

– Ничего мне не снится, – проворчала Лариса. – Мне бы просто ночь провести спокойно.

Лиза молчала, пробуя представить, как жить в доме, где один человек – чужой и способен сотворить с тобой всё что угодно в любой момент. Лариса никогда не посвящала подругу в детали.

– Что ты будешь делать, когда я умру?

– Зачем ты всё время говоришь про это? Живи, пока живётся.

– Не могу. Хочу знать, какой жизнь будет без меня, – продолжала спрашивать Лиза.

– А мне откуда знать?

– Я спрашиваю сейчас про твою.

– Ты задолбала, подруга!

– Да. И только начала.

– Я ничего не буду делать, когда ты умрёшь, ясно! Жить сначала один день, потом второй, потом третий.

– Не верю.

– А что ещё делать?

– Я бы придумала…

– Ага! Ну, придумай сейчас. Представь, что ты не умираешь.

Лиза покраснела от злости и замолчала. Лариса испытала удовольствие, заметив это.

– Ты не была в моей шкуре, – сказала Лиза. – Не прикалывайся надо мной.

– А ты в моей! – бросила Лариса, поднявшись. С громадным удовольствием она сейчас дала бы волю своим стремлениям и избила бы эту девочку, превратившуюся в странное существо перед ней. Страшное, чего уж скрывать. Эта бледность, запахи, тонкие конечности – если вглядеться в них под неким углом, можно увидеть настоящего монстра, сидящего посреди зелени. – Я бы хотела вот, чтобы в моём доме никогда не появлялись мужчины, чтобы мы с мамой были только одни. Мы бы сами распоряжались всем: ели что хотели и сколько хотели, пили, наши деньги были бы нашими деньгами; я бы не закрывала дверь на ночь и принимала ванну так долго, как хочу, а не выгадывая время, когда дома нет очередного её ухажёра. Любой из них может ворваться ко мне, уже пытались. – Лариса набрала воздуха в грудь. – И мама бы не пила, наверное, если бы мы жили одни. Я… Мечтаю уйти из дома навсегда. Вот чего мне хочется сильнее всего.

Лиза медленно кивнула.

– А школа?

– Не нужна мне школа! Пусть катится.

Повернувшись к подруге спиной, Лариса двинулась в заросли и скоро была далеко. Долго она не понимала, что сделала. Внутри у неё всё горело, всё казалось омерзительным: сама она, лес, её мать, школа, её слова, прозвучавшие словно обвинение. Но Лиза не виновата в её проблемах. Лиза умирает. Наверное, всё-таки надо делать какую-то скидку.

Лариса отдышалась и пошла обратно. Подруга сидела неподвижно, глядя перед собой, и не говорила ни слова весь путь до тайного убежища Ларисы. Лизу она посадила на пенёк, а сама полезла в землянку: проверить, что там делается. Никто это место до сих пор не обнаружил и не разгромил, не изгадил. Свой второй дом Лариса устроила между двумя невысокими скалами, поросшими кустами сверху и мхом с боков. Расщелина оказалась удобной, туда не проникала дождевая вода или снег. Хижина не просматривалась ни с какой стороны благодаря окружающим её зарослям. С севера даже подойти было невозможно из-за густой крапивы выше роста человека.

– Очень круто, – сказала Лиза, вытягивая шею и пробуя разглядеть вход в землянку.

Лариса перенесла девочку внутрь, зажгла фонарик. Они сидели в странном полумраке, точно древние люди, и точно так же не знали, что сказать. У каждой в запасе было слишком много слов и мыслей, не находящих применения. И каждая по-своему испытывала неловкость.

– Решено. Всё. Я уйду, – сказала Лариса, обняв колени.

Лиза вынула бутерброды из своего рюкзака.

– А куда?

– В лес. Решила! В лесу буду жить, далеко отсюда. Так далеко, как смогу уйти. И чтобы никого рядом.

Они стали есть. Потом пили воду. Было грустно, словно сейчас решалась судьба мира, и ничего хорошего впереди этот мир не ожидало.

– А если ты поранишься? И помощи не будет, – спросила Лиза, которую очень волновали эти фантазии.

– Не собираюсь я раниться, – ответила Лариса. – Не дура же я какая-нибудь. Я знаю, что лес может быть очень опасным.

– И что, до смерти будешь жить там?

– Хотела бы. Что мне здесь делать?

– А все что делают?

– Учёба, работа… А куда меня возьмут? Я не справлюсь с этим, не представляю себе такую жизнь. Когда думаю об этом, меня от страха тошнить начинает. Жить в нашей квартире с мамашей и дальше? Она будет спиваться, потом её парализует, она ляжет – мне придётся ухаживать за ней. Нет, я не смогу. Не хочу!

– А что ты в лесу будешь есть? – доедая бутерброд, спросила Лиза.

– Что угодно. Ты не беспокойся обо мне.

– Я просто. Но ведь искать будут.

– Кто?

– Ну, кто обычно ищет.

– А зачем? И что мне сделают, когда найдут? Я опять сбегу, – щёки у Ларисы покраснели. – Мне не нужны люди. Я это уже поняла.

– Жаль, я не могу с тобой, – сказала Лиза.

– Если бы ты не умирала, мы ушли бы вместе. Жили бы себе, потом состарились. Прикинь, такие две старушки посреди леса. Вокруг волки и медведи ходят, а мы их заклинаем: не подходите к нам, иначе худо будет. Они боятся и уважают нас. Люди не уважают, а они будут, – хихикнула Лариса.

– Да, здорово. А давай только молчать.

– Почему?

– У меня кружится голова от таких слов.

Лариса приняла это предложение с благодарностью и, протянув руку, сжала пальцы Лизы. Та смотрела на неё, не моргая, целую вечность.

Возвращаться не хотелось. Лариса взвалила подругу на спину и отправилась в обратный путь, вспоминая, что в начале их похода она даже думала, что обе они больше не появятся в посёлке и исчезнут навсегда.

До самого дома Лиза не произнесла ни слова; она погрузилась в себя настолько, что, когда Лариса внесла её в квартиру и посадила на диван в гостиной, просто упала набок и лежала. Волосы закрыли лицо.

– Я пошла, – сказала, переминаясь с ноги на ногу, Лариса, – пока.

Придвинув коляску к дивану, она спиной вперёд вышла в прихожую и притворила входную дверь.

Шла домой, строя планы побега, и теперь всё в её голове выстраивалось чётко, этап за этапом, нигде не было провалов или слабых мест. Пожалуй, нельзя сказать, что этот день прожит зря: Лиза, маленькая умирающая Лиза, сама того не зная, вдохновила её на окончательное решение.