– Чувствую, ты проиграл старому колдуну битву позавчерашним гороховым супом!

– Старик Мельхион невиновен в вызове демонов и открытии ворот. У него сил не хватит, чтобы и муху прихлопнуть!

Мы остановились напротив двери в комнату, которую мне показал слуга.

– Может быть, ему кто-то помогает?

– Кто? Фульк признался, что не маг. Его алкоголичка-супруга – тоже. В башне повсюду следы демонического присутствия, исключая каморку старика!

– Ты говоришь о башне! Друг, да ты когда-нибудь ужинал мутантом омара и крысы? Тебе когда-нибудь подавали на десерт фрукты с грустными совиными глазами? Этот замок насквозь пропитан черной магией, а его безумные хозяева уже забыли, как выглядит нормальная еда!

– Значит, демоническое влияние началось еще до рождения Фулька! Поэтому омарокрысенок, зажаренный к ужину, никого не удивляет! Слушай, Мельхиону на вид лет восемьдесят. Можно предположить, что если старик и был причастным ко всему этому безобразию, то на заре своей магической карьеры, лет шестьдесят назад.

Йан дошел до приготовленной для него комнаты в конце коридора:

– Ладно, к демонам этих колдунов! Выспимся и завтра утром проведем разведку вокруг замка, – перед тем, как исчезнуть за дверью, он поинтересовался. – У тебя не завалялся в кармане пакетик орешков или чипсов?

– Я тоже умираю от голода! Кстати, их овощи выглядели почти съедобными…

Он поморщился:

– Нет, спасибо. Не хочу, чтобы у меня выросли жабры за ушами. Это же самый настоящий ГМО!

– Кончай умничать! Ты же знаешь, я не понимаю этих ваших современных словечек!

– Долго объяснять… – он зевнул. – Попробую заснуть на голодный желудок! Доброй ночи.

Он затворил дверь, как всегда, оставив меня гадать, что значит это «ГМО».

– И тебе…

Зевота заразительна. С широко раскрытым ртом я зашел в комнату… Да так и остался стоять на пороге… В распахнутом окне, как на иллюстрации к книге ужасов, на фоне полной луны, упершись передними лапами в подоконник, свернув на спине перепончатые крылья, сидела толстая ушастая горгулья. Почуяв меня, она стала принюхиваться, и ее крупный курносый нос зашевелился. Горгулья высунула из оскаленной пасти розовый язык, с кончика которого до самого пола повисла длинная нить слюны. Тварь внимательно изучала меня, прищурившись и не мигая.

Традиционно европейская аристократия держала горгулий в замках вместо сторожевых собак. Горгульи – хищники коварные и злобные, в считаные минуты они беспощадно раздерут жертву в клочья твердыми как камень когтями и острыми, как клинки зубами. В общем, идеальные охранники. Ну а если грабителю удастся убежать (что маловероятно!), то рваные раны от когтей на теле человека не способны залечить никакие медицинские снадобья. Облегчить страдания помогут притирания из золотого мёда Меровинов. Думаю, подошли бы и примочки из цветков удумбара, это – известное средство против ран, нанесённых демонами. Но удумбар – растение редкое, цветет раз в три тысячи лет и стоит баснословно дорого.

Никаким немагическим способом уничтожить тварь нельзя. Да и с помощью магии – непросто. Не всякому опытному чародею это по силам. Помню, что об оружии следует позаботиться заранее: наложить заклинание Тысячи Побед на вымоченной три луны в мертвой воде меч или булаву, причем подойдут только выкованные в день весеннего равноденствия текущего года.

То есть, благоразумнее к горгульям не приближаться. Нет, силой Змееногого, я, может быть, и отпугнул бы ее… Может, и убил бы… Не уверен и не хочу проводить эксперимент. А если у меня получится ее убить, а эта бестия окажется любимой горгульей Фулька? Это было бы дипломатической ошибкой. Поэтому я нерешительно топтался на пороге.

Я стоял без движения, продумывая, как выпроводить незваную посетительницу, пока дверь позади не приоткрылась. Я услышал быстрый шепот Йана:

– Не спишь еще? Пойдем, посмотришь сам… Скорей!

– К тебе тоже горгулья заглянула?

– Что? – он просунул голову в мою комнату. – Какая горгулья?! Идем, ты должен это увидеть!

Под пристальным взором пары красных глаз, я на цыпочках, стараясь не шуметь и даже не дышать, вышел и плотно закрыл за собой дверь. Выдохнул только в коридоре.

Йан уже успел вернуться в свою комнату и нетерпеливым жестом торопил меня, стоя на пороге и показывая за окно. В его комнате окно также располагалось напротив двери. С нашего третьего этажа открывался широкий вид на голубую в свете полной луны долину и ровные ряды виноградных полей. Позади виноградников, в оливковой роще, трепетало пламя костра, а также ритмично бил тамбурин.

– До той рощи полчаса пешком, – прикинул я. И, помня, что в комнате меня ждет горгулья, предложил. – Идем?

– Избавься сначала от твоего нового парфюма под названием «Протухший гороховый суп деда Мельхиона». Там графин воды на столике.

Надо было предложить ему поменяться комнатами. Думаю, сидящая на подоконнике горгулья, отбила бы у него охоту шутить…

Полная луна щедро освещала нам дорогу, так что можно было не беспокоиться о факелах или свечах. Я оказался прав, за полчаса нам удалось без приключений дойти до оливковой рощи. Мы спрятались за кустами розмарина, бурно разросшимися у корней старого оливкового дерева на невысоком холме над поляной, где горел костер. Кустарник и толстый разлапистый ствол скрывали нас от людей и в то же время позволяли наблюдать за происходящим.

Над костром дымился котел, распространяя в воздухе дурманящий сладкий запах. Вокруг него собралась дюжина обнаженных женщин разного возраста с распущенными длинными волосами. Хлопая в ладоши и завывая, они отплясывали лихой танец под частый ритм тамбурина, выстукиваемый руками единственного музыканта. О том, что это мужчина, можно было догадаться по грязным стопам огромного размера, торчащим из-под длинного черного плаща. Капюшон, надвинутый до самого подбородка, мешал разглядеть лицо. Через плечо мужчины был перекинут ремень от полуметрового тамбурина, который он поддерживал левой рукой, а правой извлекал из узкой, обтянутой кожей, части низкие звуки. На правой кисти музыканта не хватало двух с половиной пальцев: мизинца, безымянного и одной фаланги среднего.

В стороне от танцующих стоял круглый, закрытый крышкой деревянный чан с двумя ручками. Напротив тамбуриста, по другую сторону костра, на обтесанном в виде ложа камне, лежала голая немолодая женщина с крупным некрасивым телом, круглым животом и короткими кривыми ногами. Приглядевшись, я узнал Гарзенду, кухарку из замка. Голову ее венчал венок из белых лилий, жидкие космы растрепались, плоские груди обвисали по сторонам и часто вздымалась, а дряблые, густо покрытые волосами бедра, были широко раздвинуты.

Пляски продолжались около часа. А, может, и дольше. Дикий танец, запах пота разгоряченных необузданным ритмом голых тел, поющих без слов бесконечную древнюю, как природа, песню, вводили в транс. Я начал засыпать.

Проснулся я оттого, что музыка прекратилась. Музыкант замер, оставил в покое тамбурин. Танцующие тоже остановили пляску и замолкли.

Из круга вышли две молоденькие симпатичные девушки с темными волнистыми кудрями и круглыми бедрами. Они подошли к чану, взялись за ручки по обе его стороны и оторвали от земли. Выставив в сторону руки от тяжести, медленно и осторожно ступая, девушки понесли чан против часовой стрелки вокруг костра. Когда они проходили мимо, остальные женщины падали на колени. В полной тишине, нарушаемой только треском костра и криками сов, девушки принесли чан к подножию камня, на котором распростерлась Гарзенда. Остановились напротив, бережно поставили на землю и сняли крышку. Прошептав слова колдовства или молитвы, они поклонились чану и неожиданно резко толкнули ногами. Чан опрокинулся. Толпа встретила это дружным воем, а тамбурин ожил. Музыкант принялся за тягучий, как предвкушение чего-то грандиозного, ритм. Темноволосые девушки вернулись в круг и опустились на колени, присоединившись к подругам. Женщины плавно двигали корпусом, подняв руки к звездному небу и полной луне. Им вторил вначале медленный, но все ускоряющийся бой тамбурина и, повинуясь мелодии, их жесты становились быстрее и резче.