А был ли мальчик а был ли мальчик или два прихлопа, притопа два и пыль до потолка, кольцо на пальчик, искренность холопа, и нет и да, двусмыслие полка, читаемое станет очевидным, под свежею мазней старинный холст, и лошади, в санях тулуп овчинный, и хлыст, и в ледяных горошках ворс, полозья оставляют след двузначный, растает снег, поставят колесо, а все-таки, скажите, был ли мальчик, а может девочка здесь вовсе ни причем, стоят скульптуры дряхлые в аллеях, облуплен нос, поломано весло, и ни о чем на свете не жалеют, им повезло, а вам – не повезло Антибиотик оказывается, что в этом мире и без твоих стихов прожить возможно, и мир от этого не уже и не шире, и внутривенно можно, и подкожно инъекции втыкать, антибиотик готовится из плесени обычной, конечно, он не победит наркотик, последствия полуночного спича не ликвидирует без шрамов безобразных, мне с длинным рукавом носить и кожу, и строки, и бескровные рубашки, воспоминаний он не уничтожит, и капельницы загоняют воздух еще отравленный и ложью, и притворством, но … через тучи мне шепнуло солнце, что быть счастливой не бывает поздно, что у дорог конца нет и начала, обочины не все в следах вороньих, выбрасывают старое мочало, и не пускают в душу посторонних, а если двери будут нараспашку, и за столом полным-полно народа, то будь готова убирать какашки на удобрения – для огорода… Без тебя Жить не стало ни лучше, ни хуже без тебя, все осталось собой, испаряясь на солнышке, лужи снова станут водой дождевой, Никуда не исчезли рассветы, также ходит по кругу Земля, и еще, как ни странно, при этом я дышу и люблю без тебя. Минус ты когда умру, узнаю что там дальше, и как-нибудь шепну тебе во сне - последнее пристанище нам ящик или еще есть что-нибудь извне, ну, а пока гоняю вдохом воздух, и оскверняю лужи башмаком, на солнце щурюсь, раскрываю звездам глаза, сжимая радужку зрачком, обыскиваю воровски карманы побитой молью памяти манто, считаю перед сном чужих баранов и, на осла надев пальто не то, как в детстве на закрытой карусели, пришпориваю вмятые бока, скачу на месте без нужды и цели, а белогривые лошадки-облака плывут дурашливо, меня не замечая, я им кричу и очень тороплюсь, осел упрям и туча кучевая, и минус ты и бесконечность плюс. Отвальное похоронила тебя не без почестей ночью за кладбищем самоубийц, бросила горсть между строк многоточия, кляксами плакала между страниц, пеленговала свои ощущения, баррикадировала боль и страх, это как в прорубь нырять на крещение, или удар неожиданный в пах, впрочем, к чему эти полуподробности, метафорическое барахло, только остались на сердце потертости, и на душе – говница полкило Где-то за дверью я люблю тебя где-то за дверью ощущений забытых вчерашних разбросает капель канителью брызг дурашливых холодность павших затрусит по- смешному шажками осторожно чтоб не поскользнуться на нечаянно брошенных нами корках выгрызанных проституций унесут ручейки суматошно не достиранных слов ворох в омут невозможное станет возможно потому что нельзя по другому потому что рассвет неизбежен у болячек отвалятся корки через снег промурлычет подснежник до зимы зафрактуются горки теплотой от пирожных песочных им повяжут платочки цветные мы, как вешние воды, проточны и бессмысленны как рулевые на плоту в атлантических водах среди льдин и торосов флотилий нам на ушко шепнули при родах не расслышали.. или забыли я не умею любить по-русски я не умею любить по-русски и по-французски любить не умею, меня обучали другим искусствам, гастроном"ию от бакалеи не отличаю, от рыбы мясо не отличаю, моча и росы - божьи в глаза мои, точат лясы утром на кухне моей отбросы, гоголем ходит по небу солнце, выскочки звезды давно истлели, я перешагиваю до донца криво и косо, но как умею, на языке моем стынут бляшки и гнойники от дурного слова, ах, ты, потерянный мной, болящий, где ж тебя носит, давно готово - ждет под столом тебя скверный ужин в миске немытой с застывшим жиром, ты мне совсем, ну, совсем не нужен, я отравилась тобой и в жилах скачет мышьяк твоих откровений, а когда к сердцу подкатит резко - больно, возможно, что ты есть гений, но для меня ты – пустое место. |
