— Правда, если бабушка ещё вчера поддерживала меня, то сегодня прочла целую лекцию.

— Надо же! — не упустил возможности поёрничать Вал, невзлюбив Юлину мать с первых минут знакомства. — И на какую тему, если не секрет?

Мог и не спрашивать. Успел вчера подловить на себе недоверчивый прищур. Всё ясно, боялась за внучку, переживала, сердобольная.

Марина хотела, было, обойти Вала, не желая отвечать, однако он перекрыл ей дорогу, широко расставив руки.

— Марин, что она сказала?

— Блин, да какая разница?

— Большая. Я же вижу, что ты без настроения.

— Конечно без настроения! — обиделась, вспомнив свои поиски. Все спрашивали, где Вал, а она, как дура, сдвигала плечами, не зная, что ответить. — Ладно, давай не будем сейчас об этом. Чтобы она там не сказала — мне как-то пофиг. Я тебя люблю — это самое главное.

От последних слов Вал напрягся. Как минимум стоило обрадоваться, или хотя бы ответить тем же, но не смог. Посмотрел на Марину, прислушиваясь к ощущениям от услышанного — и ничего. Абсолютно. То ли настолько зачерствел и разучился отвечать взаимностью, то ли не поверил.

Смотрел в темно-карие глаза, а видел совсем иные. Другие чувства и эмоции управляли сейчас им, другая женщина главенствовала в мыслях. Чтобы сейчас не сказал — соврал бы. Ему бы со своими чувствами разобраться, переварить прожитое, снова сложить всё по полочкам, а тут Марина со своей любовью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Между ними всё вдруг стало неправильным. Не знал, как теперь будет. Не представлял. Этот полный обожания взгляд, пристально следивший за каждым его словом и вздохом, наполнил рот горечью. Нельзя играть чужими чувствами и давать ложные надежды. С Военбург можно сколько угодно проводить время, с ней легко и просто, она отрада для глаз и души, но не для сердца.

— Марин, — начал глухо, — давай ты… — споткнулся о настороженный взгляд, — не будешь бросаться столь громкими словами. Любовь и всё такое — это, конечно, хорошо, но не слишком ли быстро?

— Ты что, не веришь мне? — опешила, никак не ожидая подобного поворота. Ни в коем случае не требовала от Дударева ответных чувств и тем более пылких признаний. Таких мужчин обрабатывают не один месяц, а то и год. Они недоверчивы, скупы на эмоции, постоянно на чеку. Однако и она не наивная дурочка и не так уж проста, как кажется на первый взгляд.

— Не то, чтобы не верю…

— Постой, — перебила его, выставив вперёд руку, — мне интересно, а ты хоть раз влюблялся?

Вал заиграл скулами, продолжая смотреть на девушку в упор. Чего она добивается?

— Влюблялся. При чем, постоянно, и каждый раз считал: вот она, единственная и неповторимая. Всё, любовь до гроба. А потом бац! — неделя-другая и всё, прошла любовь, как и не было. Ты думаешь: вот он, любовь всей моей жизни, но прожив вместе всего лишь один грёбаный год начинаешь понимать, что ни хрена не всей жизни и далеко не любовь. А всё почему, Марин? Как думаешь?.. Не знаешь? Да потому что не любовь это вовсе. Так, увлечение, привязанность, качественный секс, страсть.

— То есть… ты ни черта ко мне не испытываешь? — спросила она с придыханием. — Я для тебя всего лишь очередная вагина, так?

Вал досадливо поморщился, чувствуя приближение скандала. Виноват, признавал, но лучше так, с горькой правдой, чем со сладкой ложью. Он ведь не отказывался от неё, не рубил с плеча, а всего лишь открывал глаза на некоторые вещи.

— Я хочу сказать, что прожил намного больше твоего, и не спешу делать выводы, — произнес, чётко проговаривая каждый слог, чтобы до неё дошел смысл сказанного.

Возможно, обидел, возможно, сделал больно, но такова правда. Знакомство с родителями ещё ничего не значит.

— А я, по-твоему, спешу? — воскликнула изумленно Марина.

— Вот поживем с полгода, потом и посмотрим.

Сейчас, по всем законам жанра, должны были последовать упрёки, обвинения в скотстве, и под самый конец — слёзы, но Марина умела удивлять. Она лишь сдержанно улыбнулась, и посмотрела мимо Вала, куда-то вдаль, задумавшись о чем-то своем.

— Ты хоть раз влюблялся с первого взгляда? — спросила спустя несколько секунд, продолжая всё так же смотреть в одну точку. — Я поняла, что у нас разные представления о любви и так далее, но мне интересно… хотя бы в молодости? — сфокусировалась на нем, глядя прямо в глаза.

Пздц, да что она там поняла? По заблестевшим от слёз глазам сразу видно, что нихрена. С такими, как Марина, хорошо до поры до времени, пока не начнут включать всезнаек и пытаться перекроить таких как он, закоренелых холостяков, под себя.

— Было ли у тебя так, что внутри всё замерло? Не знаю… не могу подобрать правильные слова, — улыбнулась виновато. — Увидел человека — и будто током прошибло? Куда бы потом не смотрел — везде он, повсюду его глаза. Все мысли только о нем… Когда все, кому только не лень, отговаривают тебя, умоляют держаться как можно дальше, советуют обратить внимание на других, а ты только то и делаешь, что ищешь с ним встречи, наплевав на последствия…

Марина говорила, внимательно следя за его лицом, но он уже не слушал её. Эти слова лишили его дара речи. Рухнули на голову обухом, сделали глухим. Она так точно описала его теперешнее состояние, будто в душу заглянула. Никогда не допускал близких отношений. Всегда заранее оговаривал границы, а тут… Вот как после такого оттолкнуть от себя, плюнуть в душу, если у самого внутри ураган?

— Было так, Вал? Только ответь честно.

Он молчал. От него терпеливо ждали ответа, доверчиво заглядывая в глаза, а он впервые в жизни не знал, что ответить. И сам не ведал, как лучше. С одной всё сложно и одновременно в кайф, а со второй… со второй легко и понятно, но совсем безвкусно. Совсем…

— Было, — применил форму прошедшего времени, чувствуя, как начинает тонуть в вязкой топи.

Марина широко улыбнулась, коснулась ладонями его предплечий, погладила их, а потом взяла и прильнула к груди, обвив руками крепкую шею. Было неприятно, чего уж там, но лучше так, по-честному, чем двигаться наощупь, каждый раз наталкиваясь на кирпичную кладку. Чтобы там бабушка не говорила, она не намеренна сдаваться. Это уже дело принципа.

— Теперь ты понимаешь, что я чувствую? Я ничего не требую взамен, ничего не жду. Никаких широких жестов и признаний. Мне достаточно того, что ты рядом. Но если я как-то обидела тебя или тебе неприятны мои чувства… — подняла голову, всматриваясь в напряженное лицо, — тогда прости. Я думала, тебе будет приятно.

Ах, как ловко она загнула. Вал прикрыл глаза, поглаживая девушку по спине, и мысленно выругался. И что теперь с этим делать? Ему-то хорошо с ней, однозначно, только, твою ж мать… А можно отмотать время назад? Нет? Хреново.

— А мы разве не позавтракаем? — удивилась Марина, когда их пригласили к столу, а он взял и отказался.

— Какой завтрак, Марин? Некогда. Через час я должен быть на заводе. Но ты, если хочешь, можешь остаться. Потом приедешь, меня всё равно не будет в городе целый день.

Пока шел к дому, заметил, что в гараже на одну машину стало меньше.

— А Осинские где? — поинтересовался беспечно, войдя в дом. Настроение сразу рухнуло к минусовым отметкам. И на что только надеялся? Да Анатольевна к нему теперь и на пушечный выстрел не подойдет.

— Уехали, — ответила Марина, собирая вещи. Лучше уехать с Валом, чем слушать от бабушки нотации. — Глеб только открыл глаза — сразу за руль. Не дал Юле даже попрощаться нормально. Подрался с тобой, а виноваты все. Больной, блин. Что-то у них в последнее время не слишком гладко.

Вал стиснул челюсти, представляя эту картину. Не хватало ещё, чтобы из-за него у Юли были проблемы. И вдруг передернуло… А если Глеб узнал об их встрече? Проследил, например, или ещё что-то. После вчерашнего от него можно ожидать чего угодно.

— Марин, а у Юли есть сотовый? — спросил буднично, закончив одеваться.

— Нет. А что? — так и замерла с бюстгальтером в руках, насторожившись.