Отвернувшись к окну, недовольно поиграл скулами, сжимая на потертом чехле пальцы. Понял уже, что нарисованная в воображении встреча накрылась медным тазом. Нет, он как бы всё понимал, стекла не тонированные, салон тесный, неудобный, сидишь, как на арене, всем всё видно, но можно было как-то и поприветливей, что ли. Больше всего хотелось впиться в её затылок пальцами, притянуть рывком к себе и зацеловать до смерти и похер на всех. Однако Юля четко провела между ними границу, сцепив на коленках пальцы, и застыв каменным изваянием, попросила отъехать в менее оживленное место.

Мда уж… Отъехал бы он с ней «в менее оживленное место», например, за выстроенные в частном секторе гаражи, или за маячившую вдали телевизионную вышку, да только пять, мать вашу, минут, хрен куда успеешь.

Пришлось обогнуть общежитие и подъехать к его аварийному выходу, пристроившись за высоким забором.

— Пять минут, значит, — закурил, усмехнувшись. — Ничё так, встреча спустя две недели.

Влетевший в салон поток воздуха подхватил сигаретный дым и швырнул Юле в лицо. Вал неспешно затянулся и, вытянув руку в окно, стряхнул пепел. Не собирался язвить, оно само как-то вырвалось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Юля хотела глубоко вдохнуть, но получилось коротко и прерывисто. Сказать, что пока шла на встречу, едва не отдала Богу душу, ничего не сказать. Везде мерещились то Глеб, то Марина. И сколько не повторяла мысленно, что муж остался дома успокаивать разбушевавшегося Рому, а племянница так и не вернулась после разразившегося скандала, а всё равно было предчувствие, будто каждый из прохожих следил за её перемещением с некой маниакальной озабоченностью.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — виновато улыбнулась, коря себя за накрученные до предела нервы. — Но у меня и, правда, мало времени и я не знаю, с чего именно начать.

Вал молчал, шумно выдыхая накопившуюся злость. Не то, чтобы взыграла обида, просто на душе стало неуютно. Так бывает, когда запланируешь одно, а потом бац по темечку — и жесткая реальность.

— А ты начни по порядку, только в темпе, а то пять минут не резиновые, — съязвил Вал, сделав очередную затяжку.

Поняв, что на эмоциях перегнула палку, Юля потянулась к Дудареву и, прильнув к его небритой щеке, прошептала тревожно:

— Не знаю, сможешь ли ты понять, но я словно сижу на пороховой бочке, причем, с зажженной спичкой. Мне страшно. Я боюсь, что у меня не получится, что из-за меня у тебя возникнут проблемы. С самого утра плохое предчувствие, давит на плечи, душит вот тут, — накрыла свою шею дрожащими пальцами, показывая, где именно. — А когда увидела тебя… не могу подобрать слова… словно что-то потянуло назад. Я не должна тут находиться. Это ошибка, — вздохнула, сокрушительно качая головой и не встретив с его стороны препятствий, прижалась к колючей щеке губами. Легонько, едва касаясь жесткой щетины, и тут же отпрянула, вернувшись на свое место.

Вал вздрогнул, и то ли застонал, то ли захрипел, схватил её за руку и, потянув на себя, прижал к широкой груди. Вдохнул запах её волос, да так глубоко, словно и не дышал до этого вовсе. Какая тут осторожность, когда хотел её до искр из глаз. Она льнула к нему, блуждала ладошкой по мускулистым предплечьям, цеплялась за плечи, обжигала кожу горячим дыханием, а у него сердце, будто без глушака рвало грудную клетку, отсчитывая бег времени.

Юля не стала противиться, хотя боялась. Боялась того легкого покалывания в груди, из-за которого не могла вдохнуть на полную мощь. Вал прав, не так встречают любимого человека, не с такими заявлениями и эмоциями на лице, но ничего не могла с собой поделать. Только когда прильнула к нему и ощутила родной запах, смогла спокойно перевести дыхание.

— Всё будет хорошо, — мужская широкая ладонь прошлась вдоль её позвоночника, огладила плечо, скользнула вниз по оголенным лопаткам без какого-либо скрытого подтекста. — Завтра ты встретишь день с высоко поднятой головой, улыбнешься всем трудностям, отвезешь Сашку в садик и выйдешь на работу. Я не говорю, что будет легко, — поцеловал ароматную макушку, продолжая свой успокоительный массаж. В каждом движении нежность, забота, вихри мурашек… — Но и ты, и я… мы готовы, Юль. Главное, не дать запугать себя. Знай, я всегда рядом. Звони, пиши — я приеду и заберу вас с Сашкой в любое время суток. Ты только не бойся его, хорошо? — приподнял её лицо за подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. — Чтобы он тебе не говорил, как бы ни запугивал — не ведись, слышишь? И ещё… — прильнул к её лбу своим, чувствуя, как начали подрагивать руки, — держись от него подальше. Если я узнаю, что он прикоснулся к тебе, или что ты… — сглотнул, сжимая её щеки в ладонях, — поддалась ему — я его так отмудохаю, что в следующий раз одной рожей не ограничится.

От его слов Юля дернулась, похолодев от ужаса. Заметив её реакцию, Вал разжал ладони, освобождая её от зажима, однако она так и не разорвала с ним зрительный контакт, ошарашено всматриваясь в наполнившийся ртутью взгляд.

— Ты что? Ни кто меня и пальцем не тронул, — затараторила испуганно, не понимая, что послужило сему причиной. — Я не знаю, что за муха тебя укусила, но сейчас ты действительно загнул. Сам ведь сказал, что стоит действовать осторожно, не привлекая к себе внимание, а теперь выдаешь такое. Или ты думаешь, что я на радостях прыгну к тебе в постель, как только Глеб окажется на больничной койке? Тогда я тебя разочарую. Может, я и предательница, но не настолько, чтобы строить счастье на чьем-то горе. Он отец моего ребёнка и как бы ни сложились наши отношения в будущем, я не хочу, чтобы Сашка страдал из-за ваших разборок.

Вал криво усмехнулся.

— А как же я, м? Как тогда быть мне, не подскажешь? Лично я не собираюсь сидеть сложа руки, когда мою женщину… обижают.

Хотел сказать «нагибают», но вовремя спохватился. Что он мог ей предъявить? Да ничего, по сути. Чужая ведь.

Юля только покачала головой на его пылкое замечание. Его рука опустилась на её талию и легонько сжала её, давая понять, что он тоже на взводе, а потом едва уловимо поползла вверх, поближе к манящим очертаниям груди.

Юля вздрогнула от остроты ощущений. Даже такие прикосновения волновали её, вызывая в крови хмельное брожение. Но у неё действительно не было времени, иначе… отдалась бы ему прямо в машине, как какая-то заправская шлюха.

— Вал… — набрала в легкие как можно больше воздуха, собираясь выдать главную новость, да так и замерла, увидев, с какой жадностью он уставился на увеличившуюся грудь. — Я хотела тебе сказать, что Марина… — перевела дыхания, чувствуя, как его пальцы потянули вниз лиф сарафана, обнажая затвердевшие от возбуждения соски.

— Иди сюда! — прохрипел Вал, проклиная прозрачность стекол. Держался еле-еле, с трудом контролируя руки. Пошла Военбург на хер. Он Юлю хотел до одури. Едва не сдох без неё, а она надумала за Марину вспомнить. Потом. Всё потом…

Сейчас ему до адской боли в паху захотелось усадить Юлю сверху и ворваться в её жаркую глубину до упора. Чтобы задохнуться от наслаждения, выпить её всю, и в то же время наполнить собой до самых краев. Чтобы смотрела на него пьяными глазами, чтобы охрипла от стона, вспотела от страсти, захлебнулась от оргазма.

Прижав Юлю к себе со всей силы, стиснул хрупкое тело в объятиях и услышал тихий довольный стон. Женские руки тут же обвились вокруг его шеи, торчащие соски процарапали ткань тонкой футболки, и он едва не рехнулся, припав губами к трепещущей на шее жилке.

Нельзя…

Дыхание рваное, хриплое, словно пробежал стометровку. Проще вагон с мукой разгрузить, нежели задушить в себе лютый голод.

А бешеный пульс под губами тук-тук… тук-тук…

Пора…

Глубоко втянул в легкие её запах, стиснул тонкую талию, перебирая пальцами ребра, и слегка прикусил пульсирующую жилку. Казалось, сама жизнь билась под его губами, напоминая о быстротечности времени. Сейчас бы выкроить минуту и зацеловать Юльку до смерти, давая тем самым почувствовать всю ту боль и тоску, что испытал, будучи от неё вдали.