Михаилу понравилась первая рекомендация, особенно ласкало слух слово «читатели». Он немного приободрился и даже смог не только кивнуть в знак согласия, но и вполне внятно произнести: «Спасибо». Его собеседник улыбнулся, оценив эти старания:

– Ну, слава Богу, ты начал приходить в себя. Я понимаю, что это нелегко, но, как ты сам видишь, – вполне возможно. Идем дальше. В первых двадцати сонетах слишком мало твоих собственных мыслей. Дай волю своей фантазии и чувствам, пусть реют свободно, как птицы над твоим любимым морем, но, конечно, в Евангельских рамках. Мы же аккуратно поправим, если твоё воображение унесёт тебя куда-нибудь в сторону.

– Я постараюсь… – Похоже, к нему вернулась способность вразумительно разговаривать.

– И еще один важный момент, который мы не обсуждали на первой встрече. Мы просим тебя никому не говорить о твоем труде. Ну и, конечно, обо мне.

– Я и не планировал! – воскликнул Михаил. – Никто ничего не знает!

– Мы встретимся снова через месяц. В следующий раз ты обязательно получишь помощь, о которой мечтаешь. Это будет замечательным подспорьем в твоей работе. И если у тебя нет вопросов, то будем прощаться. Я вижу, что ты устал и измучен. Тебе нужно отдохнуть, возьми несколько дней перерыва.

Он замолчал, видимо, подыскивая слова, а затем продолжил:

– На первой встрече я упоминал о знаках, которые станут помогать тебе с выбором направлений в работе. Так вот, принято решение, что направления ты должен выбирать сам.

Михаил вспомнил, как замялся двойник Дюрера, обещая поддерживать его таинственными знаками.

– Ну что вы! Ничего страшного, я постараюсь справляться самостоятельно.

– Вот и прекрасно. Если нет вопросов, то будем прощаться, – одобрительно сказал дневной гость.

Как и во время первой встречи, вопросов было много. Но Михаил решил узнать только, что случилось с его прабабушкой. Он знал из семейных историй, что его прабабушка по отцовской линии навсегда исчезла во время гражданской войны. Но перед этим привезла своего 12-летнего сына, который и является дедушкой Михаила, к своим родителям в Киев.

– Она второй раз вышла замуж за смотрителя маяка. Этот маяк и изображен на открытке. Находился он в Испании, в порту Кадис. – Сообщил ему гость.

Он торопливо встал, протянул руку для прощального пожатия и попросил расплатиться за него. По-дружески подмигнул и быстро вышел из кафе.

Рукопожатие вызвало у Михаила поток неконтролируемых мыслей, который окончательно унёс его из реальной жизни. Как и после первой встречи, он совершенно не понимал, что же произошло в последние полчаса. Они прочитали его сонеты! Но как? Похвалили прикосновение к вечности! А чью руку он жал? Она была такой теплой и сильной. Прабабка вышла замуж второй раз за смотрителя маяка. Нужно бы расспросить отца. Фантазия должна реять свободно. И дух веет, где хочет. А где ж тогда парит духовная фантазия? Помощь со временем придет через месяц. Скорей бы! Как же он красиво и с удовольствием ел… Хоровод мыслей раскручивался все быстрей, и Михаил закрыл глаза и сжал виски ладонями. В такие моменты его лучше всего успокаивало короткое самовнушение или набор заклинаний, которые он должен был произносить про себя, но четко и внятно:

– Я все пойму позднее. Я не делаю ничего плохого. Моя совесть чиста. Работа приносит мне удовольствие и новые знания.

Ему стало легче, и, открыв глаза, он увидел вытянувшееся лицо Матильды:

– Тебе плохо? Кто это был? Какой красавец! Жаль, что не иностранец! Выпей воды. У меня есть нашатырь. Ты очень бледный. Ты ему что-то должен? Он из налоговой? – затараторила Матильда.

– Все хорошо. Спасибо. Он монгольский космонавт, приглашает тебя и меня к ним в отряд. Как оказалось, ты прямой потомок Чингиз-Хана, – перебил ее Михаил.

Он представил, как рассказывает о том, кто этот человек. Матильда непременно бы вызвала скорую помощь.

– А ты – Мастур-Батыра. Еле живой, и все равно готов нести свою бесконечную чушь. Старый фантазер, – Матильда неуверенно огрызнулась.

– Это мой друг, настоящий, хоть и слегка таинственный друг! И он снова приедет через месяц.

Матильда, видя, что ему не хочется продолжать их обычную перепалку, удалилась, умело покачивая бедрами, чтобы привычно подразнить Михаила.

Но ему было не до заигрываний. Он не получил той помощи, о которой мечтал. А это означало, что еще, как минимум, весь следующий месяц придется провести в таком же экстремальном режиме. А может, следуя совету человека, похожего на Дюрера, взять отпуск на несколько дней и прерваться? Он устало застонал, не зная, что делать дальше. Завтра суббота, и можно поехать на футбол. Михаил вспомнил, что уже месяц не бегал со своими футболистами, хоть они и продолжали приглашать его все это время. Отличная идея! Выспаться как следует, затем набегаться до изнеможения, потом баня, пиво с водочкой… А там уже и воскресенье. Но тогда придется перенести работу над Нагорной проповедью? И вот опять нужно выбирать. Он достал монету и подбросил, предварительно загадав: орел – завтра сижу дома, решка – еду на футбол. Как будет – так и будет!

Хоть и выпал орел, в субботу он таки поехал играть. Вернулся домой под вечер, нетрезвый, раздраженный и разочарованный. И весь следующий день – воскресенье – он пилил себя за малодушие и самообман после жеребьевки, и ему задорно аккомпанировали и супруга, и альтер эго. А Михаил все размышлял, почему он в пятницу при заказе любимого блюда поменял, так неожиданно для себя, свиную поджарку на сметану…

Прошло две недели после второй встречи с ночным гостем. Михаил был готов к тому, что эти дни будут трудными и муторными. Но чтоб настолько тягостными, чуть ли не мучительными – он не мог и представить. Все, что могло пойти не так, пошло не так. Причем одновременно и сплошным завалом.

Работа над сонетами шла крайне медленно и трудно, приходилось часами нервно скрести поверхность стола ногтями, чтобы вымучить хоть что-то, пусть смутно, но напоминающее зарифмованные строчки. За две недели он смог сочинить только восемь сонетов. При этом постоянно что-то переделывая и переписывая. То ли пятая глава Евангелия от Матфея оказалась настолько сложной для переложения, то ли версификаторские органы Михаила отказывались ему служить от усталости и требовали немедленного отдыха.

И всё это происходило на фоне проблем в офисной работе. Второй жесткий карантин в Киеве практически убил и так находящиеся в глубоком коматозе бизнес-процессы его компании. Пришлось провести целую серию увольнений сотрудников, с которыми проработал по многу лет. Эти расставания были крайне неприятными и жесткими, а иногда – и скандальными. Люди требовали материальных компенсаций, порой справедливо, а порой – и не очень, но так как денег попросту не было, приходилось придумывать какие-то унизительные отсрочки. А у всех дети, неработающие жены, больные собачки и невыплаченная ипотека. Были и слезы, и обиды, и угрозы, и даже проклятия. Но другого выхода он не видел. Выжить можно было лишь при одном условии – сократиться до минимума, оставив двух-трех самых важных сотрудников. Понятное дело, что в эти дни на работе было не до сонетов.

Ну, и в довершение ко всему супруге надоело полуторамесячное маниакальное, как она утверждала, упорство Михаила, с которым он все свободное время посвящал исключительно сочинительству. Ее очень злило категорическое нежелание мужа продемонстрировать ей результаты своей работы, хоть он и объяснял свой отказ тем, что еще ничего не готово и пока показывать нечего. И, в конце концов, ее раздражение переросло сначала в обиду, затем в ссору, а потом и в домашний скандал. Что явилось совершенной редкостью для их дружной и спокойной семьи. Михаил понимал, что его необъяснимое и непонятное для жены поведение является основной причиной их конфликта, и поэтому покорно взял на себя роль обвиняемого. Он не мог поступить иначе, так как был связан обещанием, данным ночному гостю, хранить в тайне полученное задание и никому ничего не рассказывать. И, войдя в роль искренне раскаивающегося в своих поступках человека, смог кое-как успокоить супругу, пообещав все исправить. Хотя и не понимал, как он это сможет сделать. Он немедленно пообещал как можно больше времени проводить с женой, а не тратя его на странное хобби.