Все началось с того, что неожиданно к нашему блиндажу подъехала грузовая машина, и родители стали складывать в нее наши вещи. Я спросила: "Почему?" Отец спокойно ответил: «Едем домой". "Куда?" – уточнила я. Мама сказала: "В Свердловск". Для меня это известие оказалось сногсшибательным. В прямом смысле. Во-первых, потому что за два года я ни разу не вспоминала о родном городе. Я, ни слова не говоря, соскочила со стула и ринулась бежать в военный городок, чтобы меня не догнали. Я устремилась в один барак, где стояло много кроватей и вползла под одну из них. Отец и шофер искали меня больше получаса. Наконец, он увидел меня, поднял с полу, прижал к груди, втолкнул на сиденье кабины трехтонки, и мы тронулись домой за три девять земель. По дороге я все время думала о том, почему же я не увидела процедуру сбора вещей. И, наконец-то я разгадала секрет. Наверняка, мама выпроваживала меня на улицу, там же кормила обедом, и уставшую от игр на свежем воздухе, днем, быстрехонько, как всегда, укладывала спать. Конечно, если бы я, наблюдая момент сборки вещей, непременно бы поинтересовалась о том, зачем она некоторые вещи складывает в мешки, а другие выносит в мусорные ящики. Самое главное, если бы я заметила, пропажу моей единственной любимой куклы Зойки, я даже не знаю, что бы со мной было. Я бы все перебрала и перерыла. Эта пропажа обнаружилась в ставшим ненавистным Свердловске. Я рыдала очень долго считала себя самым несчастным человеком, минимум года три, пока не осознала, что не могу одна уехать обратно на милую сердцу мою Украину, чтобы найти мою Зойку и остаться там навсегда.

Возвращаясь к разговору с мамой в свои одиннадцать лет об утраченной кукле, я услышала от нее следующее: «Не волнуйся, я тебе куплю новую, ещё красивее, чем та", и, немножко помолчав, улыбаясь, добавила: «впрочем, зачем тебе кукла? Ты быстро подрастёшь, и у тебя будет своя кукла, и назовешь ты ее Зойкой!" Я поняла, что мамочка моя родная не купит мне никакую куклу, и больше я о красивой кукле маму не просила, Мамочка увидела мою Зою только через восемнадцать лет. Она вместе с моим мужем приняла ее возле роддомовских дверей, часто любовалась и долго нянчила ее, когда я уезжала в университет или в командировки. Только пять лет, до смерти мамы после тяжелой болезни, Зоя смогла порадовать ее.

В родном городе нас приютили дядя Коля, мой «свекла» – Николай Алексеевич и Анастасия Филимоновна – его жена, а моя «Кока» – самые мои любимые на всю жизнь люди. В школу поселка "Депо сортировочное «меня не зачислили во второй класс, а только в первый. Проклятая война, которая забрала у меня целых два учебных года. Другую половину 1946 года мы провели в поселке электромашиностроительного завода в семье Парасковьи – маминой тети, и я училась в школе № 67 на улице Стачек. 1947 и 1948 годы мы жили во флигере дальних родственников по маминой линии – Рожкиных Алексея, Марии и Николая от которого наша мама тайно, в отместку за папины измены родила Бориса – нашего брата.

Отец работал грузчиком и сторожем на складе дорогого производственного оборудования. Директором этого предприятия был хозяин мизерного домика, который мы арендовали, потому что в течение двух лет не было после Украины собственного жилья. Наняв еще на работу какого-то вороватого человека, хозяин подкупил его и заставил ночью взломать склад и вывести значительную часть товара, а сам скрылся. Их не нашли, а в халатности обвинили нашего отца и приговорили к высокому штрафу, который он выплачивал более четырех лет.

Мы с мамой зимой брали тяжелые ломики и счищали горки льда, образовавшиеся вокруг водопроводных колонок, а летом занимались большущими огородами. Мама еще успевала работать уборщицей. Мы и наши родственники горевали из-за случившегося, а я слушала их жалобы и все время, вспоминая южные края, упрекала родных и причитала: «Не надо было уезжать с Украины" и упрашивала отвезти меня обратно в деревеньку – в Старые Кайдаки, что под Днепропетровском. Отец молчал, а мама обнимала меня и говорила; «Вот выучишься, вырастешь и повезешь нас всех туда." В последствии я бывала в Киеве, В Харькове. Именно в нем я, сорок лет спустя после прощания со светлым теплым краем, выступив на конференции ученых СССР по проблемам развития художественной интеллигенции, не хотела возвращаться домой после встречи с аэропортом. Он был так хорош.

Мы все еще живем во флигере дальних родственников в Пионерском поселке по Уральской улице в доме № 71. Двор, огород, дом собака, хозяин, овчарка Джерка – все огромное. Его жена Мария, маленькая женщина-учительница, загруженная проверкой сотнями тетрадей, готовкой еды для сына и мужа, и для собаки. Нет у нее ни секунды для отдыха. Злой пьяница муж скандалит и бьет ее, поэтому она часто даже в школу ходит с синяками на руках и на лице. Жалобы в милицию не помогают. И мы – свидетели побоев тихой женщины, тоже бессильны. Бедная, она часто пытается спрятаться где-нибудь во дворе. Я плачу, моя мама рыдает, а отец не вмешивается, чтобы не потерять пристанище. В тревоге мы ждем перемен, говорим между собой о том, когда же папа получит свое жилье. В течение двух лет папа рано утром отправляется на работу продавцом с огромный склад такого крупного товара, как шины для автомобильных колес и другого оборудования для трехтоннок, для пикапов, для тракторов, для предметов кухонь, двери и око, а в другую – веревку, привязанную к рогам нашей козы Зойки, и иду долго вдоль нашей длинной улицы, затем вдоль железнодорожного полотна к папиному складу. При этом из дома я выхожу раньше, примерно за час до его обода, для того, чтобы козочка успела по пути пощипать травки и сильно не старалась сбежать вниз поселенному железнодорожному полотну к папиному складу и поездам. Он быстро забирал сумку из моих рук, и если я из любопытства пыталась подольше разглядеть ценности, то он строго говорил: «Ну все! Беги домой!" Вообще он в основном чаще общался с мамой, чем со мной, а когда говорил со мной, то исключительно о школьных делах. С удовольствием улыбался моим пятеркам (оценкам), выставленным Александром Мефодьевичем в дневнике и тетрадях. Уходя на работу, каждое утро повторял: «Учись хорошо! Учись!" Я старалась учиться лучше других, и вскоре после приема меня в пионеры все девочки моего класса избрали меня председателем совета нашего пионерского отряда, а учитель подошел ко мне и подал руку для поздравления. Бедняжка, я чуть не заплакала от счастья, хотя совсем не знала, что обозначает слово председатель, которое еще много-много раз за мою жизнь определяло мой такой социальный статус. А пока после бесед Ирмы с нами, председателями 4-х 5-х 6-х 7-х классов-пионерских отрядов я строго следила за тем, чтобы мои подопечные пионерки держали свои галстуки в частоте, не забывали бы их надевать в школу и при участии в демонстрациях праздниках и парадах, чтобы они учились только на «хорошо» и «отлично», чтобы помогали малышам и родителям, а также активно участвовали в сборах, праздниках, кружках самодеятельности, спортивных секциях и походах, во всем, что могло бы приносить радость здоровье и пользу людям и себе.

Многие дела шли хорошо. Но, как бывает в жизни, и на старуху нападает проруха. Вдруг на мою голову свалилось дикое событие. В тот день в нашем классе, можно сказать, появились язычники, которых я сильно обожала за сказки с кикиморами, чертями и лешими, но не подозревала о таком чуде, которое напало неожиданно, как снег, на мою голову. Однажды, наслушавшись от кого-то примет, почти все мои девчонки явились с неприбранными косичками, просто косматые и не повязали пионерские галстуки словно сами себя исключили из рядов хороших учеников и, попросту, из пионеров. Меня охватил ужас. Как это они смогли нарушить пионерскую клятву быть самыми лучшими, самыми умными? Я стала им громко объяснять, что они не должны нарушать свое обещания, потому что такие поступки не принося пользу никому, ни себе самому. Они, сердитые, начали смело наступать на меня: "Какое твое дело? Что тебе надо? Разве мы не должны слушать наших бабушек? Это они пришли еще вчера из церкви и рассказали о святом сегодняшнем дне божьей заповеди, который предсказывает счастье всем девочкам, девушкам, женщинам, бабушкам великое счастье в том случае, если они не заплетут косы и не наденут галстуки, а птички не попьют воды из речки и не пописают в нее, а ты не знаешь этого и кричишь на нас и еще приказываешь вместо урока бежать домой за галстуком и срочно причесаться. и привести вообще себя в порядок!" Прозвенел звонок пришел, учитель физкультуры и увел девчонок на свои занятия, а я села за парту и написала письмо в нашу газету, в "Пионерскую правду", чтобы она разрешила спор. Позже директору какой-то корреспондент написал ответ: «Просим Вас побеседовать с родителями и с детьми о верованиях." Родителям директор доходчиво объяснила, что к чему. а девочкам велела учиться слушать меня и хорошо учиться, а не заниматься глупостями. Мне она дала совет: "Надо сначала поговорить со мной, со старшими, а потом писать в газету." Тогда я не поняла почему?