Орофер, быть может, помнит слишком многое и до дурноты ясно осознает — раньше помнить было проще, ведь раньше они с Трандуилом разделяли эти воспоминания на двоих. Леголас кажется неуместным и чужим, но Ороферу спустя мгновение становится еще больнее — знает, теперь уж есть три тысячи лет памяти, в которых места нет ему самому. Пожалуй, он ненавидит помнить это.

— Он смертный, дитя, и скоро умрет, — Орофер слабо улыбается, словно не замечая, что говорит — слова вырываются сами собой, разрывая мутные купола полудремы, его вдруг охватившей. — Как будешь же ты доживать вечность?

Леголас испуганно моргает, и отчего-то будто становится куда младше своих лет. Он глядит с детской обидой и затаенным страхом, и Орофер понимает — тот и сам не знает ответа.

— Плевать, — Леголас ощетинивается, смотрит теперь загнанным зверьком, смотрит с глухой яростью, смотрит с тлеющей ненавистью. Леголас смотрит и из глаз его зло глядит Трандуил. — Он мне большая семья, чем Вы когда-либо сможете стать.

Слова змеятся ядом аконита, переливаются кровью обагренным золотом Дориата и черной стрелой пронзают хрупкий хрустальный замок надежд, столь опрометчиво возведенный.

Леголас уходит. Орофер стискивает кулаки, желая ненавидеть его, но отчего-то не выходит — сама мысль ненавидеть сына Трандуила кажется уродливым кощунством.

Комментарий к Разрушенные ожидания

Посвящается моему детству, мечтам и прошлому по имени Беа. Спокойной ночи, мое солнце, моя любовь, моя Трисси. Я не приму, не пойму, но буду помнить. Мне жаль, дорогая.

========== Большие надежды ==========

Орофер едва слышно и совсем не по-королевски вздыхает, глядя вслед стремительно удаляющемуся внуку. Внутри шипят, причудливо сплетаясь, растерянность с тихой, тлеющей яростью.

Леголас Трандуилион, значит. И кто он, Моргот возьми, такой? Орофер устал пытаться понять. Кричит гневный вопрос: как мог сын свое дитя таким воспитать? Ответ, переливчато-смешливый и беспокойный, точно воды морские, звучит тут же: Трандуилов сын только таким и мог стать, как иначе?

Орофер губы поджимает, величайшим усилием заставляя себя взгляд отвести; ехидно шуршит мысль-наблюдение, что сына ведь Трандуил любит — то по одному лишь взору внука читается без труда. Любит иль любил — последняя, самая важная загадка, ключ к которой в зыбких песках Моря иль меж корней плетения давно затерялся, от него навеки скрытый.

Гэлрэн, до сих пор лишь в молчании наблюдавший за развернувшимся действом со стороны, легко тронул его за руку, верно, призывая уйти. Орофер вздрогнул всем телом, резко к нему оборачиваясь и взор прямо в глаза тому вперяя — ища. Находит — понимает, жаркой пощечиной чужой проницательности оглушенный. Понимает, что ледяным водоворотом закружила, топя, ярость, обращаясь в горькое разочарование да промозглое, смурное нетерпение.

Трандуил. Всегда всему причиной был иль последствием, чудом, злой насмешкою судьбы, за собою это право сохранив и теперь — Орофер, во внука вглядываясь, свой ответ искал на давний, травящий душу вопрос, — как уж по счету?

Понять пытался, в мельчайших жестах распознать иль вовсе в тенях во взгляде прочесть, жив ли Трандуил, сумел ли, как справился с золотыми венца оковами, вернется ли, взойдет ли на корабль? Он искал — тщетно, во взоре Леголаса чужое, незнакомое, зыбкое; не понять, не найти вовек — слишком уж иной, неизвестный ни сердцу, ни душе.

Но Леголас ушел, оставив его в жадном, леденящем неведении самого важного насчет; так некогда ушел, ни разу не обернувшись, и взгляда прощального не бросив, Трандуил, в последнюю их ссору и его предпоследний день.

Жив ли сын иль внуку пришлось корону королевскую примерить? Нет, будто бы жив — Орофер отчаянно желает надеяться, что отблеска того страшного, что Леголасу по наследству вместе с венцом перешло бы, не отыскал уж точно.

Гэлрэн вновь дергает его за рукав, уже с большим нетерпением, и собирается что-то сказать в своей извечно недовольно-насмешливой манере — Орофер уверен — но не успевает, оборванный чужим, давно и удачно позабытым голосом:

— Милорд Орофер, — обращение, неуместно официальное и сколько тысяч лет как утратившее всякий смысл, звучит отчаянным звоном лопнувшей струны, вырывая Орофера из мыслей и заставляя резко обернуться. — А я все гадал, когда же вы встретитесь.

Перед ним, на крыльце собственного же дома — воистину, вот так неожиданность! — стоит, задумчиво хмурясь совсем не юный теперь глашатай Гил-Галада. Глашатай ли? Орофер мгновение размышляет, был ли тот глашатаем или еще кем из свиты, но скоро эти мысли отбрасывает: нолдо он и есть нолдо, неважно, в каком титуле.

Слова оруженосца до смешного раздражающе перекликаются с произнесенным рыцарем — Орофер зло фыркает, окидывая стоящего перед ним полуэльфа цепким взглядом, силясь выразить в нем все, что думает он о нолдор, морочащих голову глупым, излишне дружелюбным детям и том, какие из этих нолдор рыцари.

Гэлрэн, не таясь, ехидно хмыкает, бросая на хмурого товарища весьма говорящий взгляд — Орофер изо всех сил пытается делать вид, что этого не заметил, и с трудом удерживается от того, чтобы не закатить глаза. О, да будут прокляты морготовы нолдор, морготовы феаноринги с их неожиданными приступами гуманизма и любовью к детям, и морготов Гил-Галад, которого… Которого, пожалуй, в его жизни — и, впрочем, смерти тоже — до неприличия много.

— Да, встретились, — недовольно произносит Орофер, складывая руки на груди и размышляя, уместно ли будет броситься за внуком вдогонку, пытаясь не то извиниться — за что? — не то убедить в свой правоте раз и навсегда. — И, как видишь, вновь немного… расстались. Где я могу найти его?

Подобным тоном он когда-то ужасно давно приказы отдавал, с гордостью нося королевский венец; подобный же тон столь ненавидел Трандуил, пусть и являвшийся ярым приверженцем правил и порядка, но не желавший им подчиняться.

Выражение лица отпрыска Эарендиля приобретает чудесно оторопелый вид; Орофер же думает, что, быть может, ему бы пора вспомнить невольного собеседника имя, перестать машинально искать в нем сходства с Гил-Галадом — и находить, находить, Эру ради! — да признать, что со времен их последней встречи недо-эльфенок все же немного повзрослел — и, Моргот возьми, даже обзавелся не в меру дружелюбными детьми. Будь проклят и Трандуил, знакомство сына и нолдор допустивший! — и, быть может, чуть-чуть помудрел.

В мудрость нолдор Орофер верил равно настолько, насколько и жена-нолдо Гэлрэна — в то, что синдар дикарями не являются. Однако этого… Элроса? Нет, не так, то другой был, еще более безумный; Элронда, кажется, звали мудрецом. Окинув юного мальчишку пред собою очередным долгим взглядом, Орофер в сомнении вскинул брови. Мальчишка упрямо, но нарочито покойно смотрел в ответ, силясь скрыть собственное смятение. Орофер довольно хмыкнул: его тот самый взгляд прежней силы не растерял.

— Рано или поздно он, успокоившись, вернется, — излишне неуверенно произнес Элронд — о, Орофер почти наверняка уверен, что зовут Гил-Галадова подопечного именно так.

Орофер вновь недоверчиво нахмурился — для отца троих, помнится, детей и, быть может, уже не слишком юного эльфа, Эарендилион оказался на редкость робким. Трандуил на его месте вскинул бы горделиво подбородок, раздраженно, как только он один умеет, сощурился бы да ядовито фыркнул очередную дерзость. О, Трандуил бы…

Орофер одергивает себя: Трандуила нет здесь, и, быть может, попросту нет; ему, быть может, стоит не давать сыну места и в своих мыслях, да, вспомнив наконец, что королем он давно уж не является, обращаться с нолдор, будь они прокляты, чуть вежливее, как того требуют приличия. А, быть может, и нет — нолдор они всегда нолдор — он — все еще уважающий себя синда и отказываться от такого удовольствия, как смутить одного недо-эльфа — недо-нолдо? — не собирается. Трандуил уж точно бы не…

— Трандуил ведь жив? — опрометчиво, излишне взволнованно срывается прежде, чем он сам успевает понять.