На физической подготовке детей выстраивали по росту, так что Сейджин оказался в паре с девочкой, стоявшей в шеренге за ним следом. Им предстояло вместе отработать несколько простейших приемов ближнего боя с имитацией кунаев. Вполуха слушая объяснения Фуку-сана, юноша разглядывал свою партнершу. Ее звали Эри, и кто-то из ее предков явно имел корни в Стране Молний, так как кожа девочки была темной, цвета кофе с молоком. Светло-серые густые волосы приподнимались надо лбом и были зачесаны на бок. Сверху более длинные, внизу, у шеи, они были подбриты. Брови и ресницы отличались более темным оттенком. Еще по-детски круглое лицо имело широкие скулы и крупные, идеально симметричные черты. Большие глаза были прозрачными, ясными, цвета крыжовника. Эри была крупной девочкой, с широкими плечами и крепкой фигурой, стройной и упругой, с легкостью в движениях.

Сейджин спокойно и с некоторым удивлением смотрел прямо в ее не по-детски серьезное лицо, так что она заметила, что он ее разглядывает, и взглянула на него в ответ, чтобы это показать. Однако юноша не смутился.

— Ты такая красивая, — сказал он все с тем же спокойствием.

Эри сделалась похожа на румяное яблочко.

— Ты что, разве можно такое говорить?! — возмутилась она. — Это неприлично…

— Неприлично было бы, если бы я сказал, что хочу поцеловать тебя, но я бы так не сказал.

Эри быстро огляделась по сторонам.

— Молчи же ты! Если ребята услышат, нас до самого выпуска будут дразнить!

— Хорошо.

Все-таки он правильно сделал, что высказал свою мысль: благодаря этому он теперь чаще имел возможность любоваться розовым румянцем на нежных щеках Райюн Эри.

Казалось бы, теперь, когда Кенара жила в Деревне Листа, все упростилось для Неджи, но это была только видимость. Раньше любая встреча сама по себе являлась лучшим поводом для разговора, а теперь приходилось искать уважительные причины, чтобы увидеться, иначе это походило бы на преследование. Он наслаждался ее реакцией: не мог не видеть, что она всей душой тянется к нему, но подавляет свои порывы. Как Кенара сама однажды сказала, это было завораживающее зрелище: разум, борющийся с чувством. Когда она побеждала и напускала-таки на себя вид обычной дружелюбной вежливости, это делало ее особенной в его глазах. Когда Кенара оказывалась беспомощна, лицо ее выражало смущение, а глаза — нежность, это делало особенным ее чувство к нему. Настолько сильным, что даже такая выдающаяся куноичи не могла побороть его полностью.

Неджи нравилось играть в дружбу. Если бы они были знакомы неделю или месяц, он бы продлил это удовольствие, но он ждал ее пять лет! Так что ему хотелось прекратить игры и перейти к чему-то более серьезному, но в силу обстоятельств это пока было трудноосуществимо. Неизвестно было, смирилась ли Кенара со смертью своего мужа, забыла ли его настолько, чтобы принимать ухаживания от другого мужчины. Неджи уже не испытывал к нему ревности, он охотно признавал Номику настоящим героем и хорошим человеком. Он не радовался его смерти и ему было его жаль, но это не являлось причиной отказаться от Кенары даже на время. Другое дело, если она сама была не готова… К тому же ее сын… Неджи не всегда удавалось поставить себя на место другого человека, но тут он понял, что чувства мальчика тоже имеют значение.

Он встретил ее случайно через неделю после того, как Сейджин сдал экзамен, на том самом месте, где они беседовали после выступления в Резиденции. Кенара стояла, держась за перила, и смотрела на розовеющее небо над городской стеной, на реку и птиц в траве. Не дойдя до нее шагов тридцать, Неджи понял, что она увидела его боковым зрением и отвернулась, чтобы скрыть волнение. Хьюга улыбнулся про себя. Он знал, что когда через несколько мгновений куноичи повернется к нему, ее лицо будет спокойным. Но чем крепче она будет держать себя в руках, тем больше радости он получит в конце концов, когда сможет снова вызвать ее волнение…

— Такой красивый вечер, — произнесла, повернувшись, Кенара. — Ни облачка, но ветер свежий.

Неджи кивнул и встал рядом, положив руку на поручень неподалеку от ее руки.

— Хотя уже непривычно, когда ветер не пахнет морем, — добавила куноичи.

Оба вспомнили события лета, Тсучитору, скрывавшуюся на волнах в десяти километрах от побережья, и собственные чувства. Кенара — страх существа, загнанного в угол, ощущение безвыходности положения и пробудившуюся затем ярость. Неджи — азарт погони, желание одержать верх и разочарование из-за неудачи.

— Так странно, что нам довелось побывать и союзниками, и врагами, — сказала куноичи. — Ты не думал о том, что было бы, если бы мы столкнулись на поле боя лицом к лицу? — темно-синие глаза встретились со светло-серыми.

— Я не смог бы причинить тебе вред, — ответил Неджи.

Кенара едва удержалась от скептической усмешки. «Знал бы ты, какой вред причинил мне, поцеловав меня тогда», — подумала она. Однажды ей пришлось признать, что тот поступок и его характеризовал не с лучшей стороны, но уже поздно было взвешивать достоинства и недостатки Неджи: к сожалению, он был ей дорог таким, какой есть.

— Но мы сражались однажды, причиняя друг другу вред, делая друг другу больно. Значит, это возможно, нужны лишь правильные причины.

Хьюга тщательно обдумал ее слова.

— Человек способен на все, дело лишь в причинах. Кажется, мы уже обсуждали это когда-то, — заметил он.

— От чего же зависят причины? От случайного стечения обстоятельств?

— И от наших чувств, — ответил он и понял вдруг, что начинает краснеть под ее открытым взглядом. Как ей удалось смутить его? Наверное, потому что она в этот момент лучше владела собой.

Кенара пощадила его и отвела взгляд. «Чувства меняются, — подумала она с горечью. — Или нет? А если они меняются, то это уже не настоящие чувства? И как узнать заранее, изменятся они или нет?» Ей не хватало жизненного опыта, чтобы ответить на эти вопросы, а тема была слишком щекотливая, чтобы сейчас обсуждать ее с Неджи, даже если они всего лишь друзья. Она молчала, погруженная в собственные мысли. Хьюга наблюдал за ней.

Он думал о том, что служило лейтмотивом всей его жизни: о бесконечной пропасти между эмоциями, желаниями, страстями — и поступками. Даже задумываться о том, чего бы он хотел, было опасно: невозможно предсказать, к чему приведет этот путь. Неджи никогда не мог поручиться за себя, не мог дать гарантии, что в его душе не вспыхнут злоба или раздражение, жестокость или презрение; он мог лишь бесконечно стоять на страже собственных страстей и завидовал тем людям, которые по натуре своей склонны испытывать преимущественно добрые чувства. Это был вечный парадокс его существования: хороший шиноби — плохой человек.

Чего бы он хотел прямо сейчас? Подхватить стоявшую перед ним куноичи на руки, унести к себе домой, запереть в четырех стенах и в одиночку наслаждаться ее обществом. Но вместо этого приходилось оставаться у всех на виду, вести вежливую беседу и не сметь даже коснуться ее руки, чтобы не оскорбить Кенару и не вызвать сплетен.

По набережной проходили помощник Седьмого и его жена. Они не спеша прогуливались, возвращаясь домой после трудового дня, и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами, как это обычно делают люди, которые проводят вместе очень много времени. Темари вдруг оживилась и коснулась рукава Шикамару.

— Смотри: удав гипнотизирует свою добычу, — усмехнувшись, сказала она.

Шикамару проследил за ее взглядом, увидел стоявших вместе на другом конце улицы джонинов и тоже усмехнулся.

— Полагаю, под добычей ты не Хьюга Неджи имеешь в виду?

— Конечно, нет!

— Неужто ту куноичи?

— Ага. Она, конечно, командир лучшей команды Кайсы-сан, — ответила Темари, — но он все равно сожрет ее и косточек не оставит. Видел, что было на собрании в сентябре?

— Видел.

— Она не смогла выставить защиту.

— Хм, можно и так сказать.

— А так как ему явно это интересно, все закончится печально. В худшем случае бедная куноичи очнется лет через пять, увешанная кучей детишек с чудным бьякуганом и темными кудрями, запертая в четырех стенах, полностью потерявшая свои навыки и смысл жизни, и будет с недоумением задаваться вопросом: как так получилось?