- Н… но… – опешив, прерывисто пролепетали изумлённые бойцы.
- В прошлом мы многих вот так оставили, - продолжал спокойным голосом капрал. – И эти ребята тоже потерпят.
- Мы что, правда.. правда бросим их?! – с проступающими на глазах слезами жалости сокрушённо выпалил молодой человек, обхватив руками сложенную груду тел, словно защищая их. Застыв в растерянности, солдат, глаза которого выражали чистое смятение, был не в силах решиться предпринять какие-либо действия.
Отдающие мощными вибрирующими волнами точки от бегущих с грохотом ног становились всё ближе, а чистый солнечный свет во мгновенье стал тенью, падающей от закрывающего пространство гигантского тела. С тяжёлой раной на сердце боец искривил лицо болезненной гримасой.
- У нас нет другого выбора!
Деревянный борт повозки со скрипом опрокинулся вниз, и на полном ходу с её корпуса, с грохотом ударяясь об землю, полетело первое тело. Не веря своим действиям, ребята, беря на душу тяжкий груз ответственности за свои действия, дрожащими руками продолжали сбрасывать трупы, облегчая вес повозки.
Скрипя зубами, с непроизвольно проступающей влагой в уголках глаз, затуманивающей взгляд, подняв с двух концов неподвижный сверток, запятнанный кровью, они, слегка подбросив его вверх, скинули еще одно тело за борт. Капрал молчаливо, сузив глаза, искоса наблюдал за происходившими действиями, неотрывно следя за его полётом. Взметнувшись в воздух, завернутый труп размотался, освобождаясь от, связывающей его пелены. Грубая материя частично распахнулась, освобождая хрупкое женское тело. Короткие русые волосы растрепались в полёте, осыпавшись золотистым градом на спокойные черты измазанного спёкшейся кровью лица. Оставшийся внешне спокойным взгляд Ривая лишь невозмутимо проводил её полёт, и ни одно слово не вырвалось наружу даже в этот момент.
- Всё! – резко бросил запыхавшийся боец, закончив работу с разгрузкой и погоняя извозчика. – Давай! Давай!
И конница немалой ценой смогла оторваться от преследования, устремляясь вдаль…
========== Не быть мне счастливым… ==========
Топочущий лошадиный строй расстроенной вереницей неспешно приближался к вырастающим впереди пятидесятиметровым стенам. Люди, полные отчаяния, под покровом полного молчания вошли в город. Солнце ещё стояло в зените, но небо, словно умирая, было окрашено в вечерние цвета. На душе у каждого была неизмеримая горечь и глубокие сердечные порезы, боль от которых была намного более жгучей, нежели от многочисленных телесных повреждений. Лица, лишённые надежды и поддержки, выражали полное отчаяние и безысходность – полное поражение.
- Разве их сейчас не меньше, чем было утром? – довольно громко переговаривались горожане, высыпавшие на улицы и выглядывающие из окон жилых домов, критично высказывая своё мнение друг другу.
- Гораздо меньше…
- Ещё одна неудача…
- Они с утра с таким шумом покинули город и к полудню уже вернулись. Хех, зачем они попёрлись за стену? – слышались надменные смешки со стороны.
- Кто знает… – вздыхали в ответ. – Однако, судя по их мрачным минам, снова всё прошло неудачно.
- Ну, зато они удачно растранжирили собранные с нас налоги на свою вылазку.
В этих надменных лицах невозможно было найти понимание или сострадание. Ничего не зная о жутком кошмаре снаружи, они, находясь в безопасности за стенами, могли лишь собачиться между собой и недовольно ворчать, трясясь за сохранность своих сбережений.
- Капрал Леви! – со стороны толпы послышался бодрый задорный мужской голос, и к Риваю, спеша, подбежал окликнувший его человек. – Спасибо, что присматриваете за моей дочкой, – искренне приносил благодарность добродушный мужчина, представляясь: – Я отец Петры. Мне хотелось бы немного поговорить с вами, прежде чем увижусь с ней, – он, открыто улыбаясь, с гордой демонстративностью поднял на уровень глаз непримечательный белый конверт, зажатый между грубоватыми пальцами стёртых рабочих рук.
– Дочурка мне письмецо прислала. Пишет, что вы уважаете её способности, поэтому и взяли в отряд. Она сделает всё возможное, чтобы оправдать ваши ожидания. Петра так открыто хвастается! Совсем не понимает, что такие слова могут сильно встревожить папочку, ха-ха! – ничего не подозревающий родитель с искренней радостью издал лёгкий прерывистый смех и с небольшой выдержкой паузы чуть неуверенно продолжил начатый разговор. – Ну… Короче… Как её отец я считаю, что моему ясному солнышку пока ещё рановато замуж. Всё-таки она молодая деваха. У неё ещё вся жизнь впереди!..
Капрал не мог выдавить из себя ни единого слова. Его взгляд – глаза загнанного в угол зверя - не выражал ничего, кроме немого ужаса и беспомощного осознания необратимости некоторых вещей. Как ему сказать? Как признаться? Как оповестить родных? Как?.. Невозможно описать эти разговоры и те чувства, которые Риваю довелось испытать, объясняясь с родными погибших, состоявших в специальном подразделении и лично отобранных им.
Отец погибшей девушки покрывал капрала благим матом с ног до головы, проклинал всё – этот свет, гигантов, разведотряд и опрометчиво действующее командование. Он кричал неестественным тоном во весь голос, что никогда бы в жизни не доверил своего единственного ребёнка такому, как он, что он ненавидит его и всё, что с ним связано, и вообще, зачем он позволил своей хрупкой дочке вступить в эти проклятые войска!.. Мать, сидящая на стуле за столом, лишь, прерывисто всхлипывая, надрывно рыдала, обречённо закрыв лицо дрожащими руками. Леви спокойно всё выслушал, не поднимая взгляда, почти беззвучно принёс свои глубокие извинения, произнёс ещё пару сбивчивых слов и ушёл, навсегда оставляя этот дом и эту семью.
Вечер, холодный и моросистый, капрал провёл в полном одиночестве, забившись в угол в пустующем зале, таком же замкнутом и глухом, каким стало и его сердце. Темнота – это всё, что теперь его сопровождало. Ни единого лучика света в его жизни теперь не осталось. Единственный огонёк погас в тот момент, когда огромная ступня без всякого сожаления обрушила всю свою мощь на юную девушку-солдата, размазывая её по коре гигантского дерева.
Отдающее глухим рокотом и растянутыми отголосками эха тёмное помещение, вмещающее в себя стоящие ровными рядами деревянные столы, освещалось лишь единственным источником света, излучаемого маленьким робко трепещущим пламенем свечи в лампе. Блёклые лучики падали на хорошо отшлифованную и украшенную природным орнаментом твёрдую поверхность, на которой недвижно покоился узорчатый заварочный чайник и рядом - из того же сервиза не очень глубокая чашка, наполненная нетронутым, давно уже остывшим крепко заваренным чёрным чаем. Леви, небрежно распахнув ворот рубашки, опершись локтем на край стола, зажал в пальцах небольшую медную стопку и, словно зачарованный, размашисто принимал одну дозу спиртного за другой. Когда бутыль хорошего крепкого виски опустела до половины, он, уже не стесняясь нарушать все принятые правила этикета, откровенно лакал из горла, утираясь рукавом.
«Хоть и говорят: «Каждый человек имеет право быть счастливым, - с жалобным презрением жаловался сам себе Ривай, шатаясь и налегая всем весом на подпирающие его тело руки, – видимо, насмешница-судьба отбирает горстку тех, кому этого не дано… Хех, и, как ни странно, этот золотой билет выпал именно мне! – подрагивающие конечности подкосились, и капрал невольно рухнул вниз, с иронично надетой на лицо усмешкой, болезненно закатив глаза, распластавшись по твёрдой поверхности кухонной мебели и выронив со звоном брякнувшуюся оземь опустевшую бутыль. – Не быть мне счастливым…»
***
«Трек»:
Тем, кто принял этот бой,
Чья жизнь была игрой без правил;
Тем, кто, в небо взяв разгон,
Судьбу свою на кон поставил -
Этот трек посвящается им,
Кто оставил на память другим
Свой полет через тернии к звездам.
Этот текст посвящается всем,
Тем, кто понял в свои двадцать семь -
Возвращаться уже слишком поздно.
Этим героям!