– Тебе ещё что-то нужно?

Янка, сдиравшая зубами шкурку с батона колбасы, замерла, посмотрела на него осторожно, будто щенок, застуканный с хозяйским сапогом, и торопливо кивнула:

– Мне нужны шмотки, полотенце, телик, почитать что-то, и я отстреляла все патроны, и…

– Стоп. Отстреляла что?

– Мне было нечего делать, и я решила пострелять.

Заметив непонимающий взгляд Яра, Янка пояснила.

– У тебя на заднем дворе тир. Ты не знал?

– А ну пошли! – Яр подошёл к ней, подхватил за локоть и поволок к выходу.

Янка почти не сопротивлялась. Засеменила следом за ним, даже не пытаясь спросить, чего от неё хотят.

Яр вытащил её наружу и протащил до самого заднего двора. Затем подошёл к топчану и, сбросив разбитые бутылки в снег, открыл – Янке и не пришло в голову, что внутри может быть полость.

На глазах у изумлённой девчонки достал оттуда три обоймы и вернулся к Яне.

– Пистолет! – Он протянул руку.

Янка послушно отдала ему пистолет. Яр отщёлкнул обойму, вставил новую и снова вложил оружие в руки Янке. Отошёл в сторону и чуть назад и приказал:

– Стреляй!

Янка прицелилась и выстрелила. Раз, и ещё, и ещё. Когда обойма опустела, Яр отобрал у неё пистолет и вставил новую. На сей раз он сам приобнял Янку со спины, так что у той, стоявшей на улице в одной полурасстёгнутой рубашке, ноги стали ватными.

– Ровно держи! – приказал он и, вопреки словам, надавил на руку Янки, заставляя отвести её чуть вправо. – Правша?

– Да.

– Правым глазом смотри на мушку. Не на цель.

Янка кивнула.

– Хорошо.

– Стреляй.

Янка нажала на курок три раза, и три пули подряд легли в молоко.

Яр поморщился. Положил свою руку поверх её кисти.

– Не сжимай так. Расслабься. Пока стреляешь только ты, мишень не выстрелит в ответ.

– Не могу, – прошептала Янка. – Ты рядом.

Яр вздрогнул. Хотел отодвинуться, но Янка завела одну руку за спину и удержала его.

– Не уходи.

Яр закрыл глаза. Почувствовал, как сам начинает расслабляться от этой близости, и тут же отстранился.

– Стреляй, – приказал он. – Если попадёшь – притащу тебе телик.

Янка улыбнулась и выстрелила. Спокойней ей не стало, теперь близости Яра мучительно не хватало, но Янка всё же расслабила руку, и бутылка со звоном разбилась.

Она торжествующе посмотрела на Яра и тут же споткнулась о его тяжёлый взгляд.

– А если ещё попаду? – спросила она, всё так же улыбаясь и делая вид, что не замечает этого взгляда.

– Что ещё тебе надо? Одежду?

Янка покачала головой, опустила пистолет и подошла к нему вплотную.

– Поцелуй меня, – попросила она и тут же добавила: – Если попаду.

Яр молчал.

– Ты же всё равно будешь со мной спать. Так почему нам не сделать это приятным для обоих?

Янка поднялась на носочки и потянулась к его губам, но в последний миг Яр отодвинулся.

– У тебя две недели, – сказал он, – чтобы научиться нормально стрелять.

Отвернулся и пошёл к дому и уже у самого угла бросил:

– И если справишься, я подумаю.

Губы Янки были мягкими и вкусом напоминали кофе с молоком – напиток, который Яр не пил с самого пионерлагеря. Плечи тоже были мягкими, но как-то иначе, не такими податливыми и упругими, а руки скользили по спине Ярика, будто руки самой нежной шлюхи. Тело плавилось, прижимаясь ближе, и Яр чувствовал бедром его жар.

Яр открыл глаза.

– Да ну нах! – пробормотал он и попробовал пошевелиться.

Солнце уже заглядывало в окно, а девчонка снова лежала, прижавшись щекой к его груди. Когда Яр попытался снять руку с плеча Янки, та причмокнула, как младенец, у которого отбирают соску, и зарылась носом Яру под мышку.

Яр разозлился. Мало того, что эта несчастная влезла к нему в кровать, так теперь она покушалась ещё и на сны. Причём выгнать Янку ни из кровати, ни из снов у Ярика не получалось.

Каждое утро он трахал Янку, и наяву секс этот мало походил на то, что он видел во сне. Яр запрещал себе прикасаться к девчонке, даже просто обнимать. Всё делал быстро и грубо, как в армии. Потом отбрасывал Янку в сторону и невольно поднимал взгляд на её лицо, на котором не было и тени наслаждения. Это было, в сущности, нормально, но немного обидно. Всё-таки Яр отлично помнил, какой Янка была в первый их совместный вечер – прогибалась навстречу, сама не замечая, какой послушной становится её тело под пальцами мужчины.

Янка была прирождённой шлюхой – Яр понял это почти сразу по тому, как она реагировала на него, незнакомого, в общем-то, мужика. Но в постели она по-прежнему оставалась безучастной, как резиновая кукла.

Яр встряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. На дворе стояло уже тридцать первое, и Яр планировал хоть как-то отметить наступление Нового года, а значит, нужно было вставать и собираться в город.

Яр положил руку на пах, размышляя. Секса не хотелось – по крайней мере, такого, который у них происходил.

Он потормошил Янку за плечо, и та мгновенно распахнула глаза, полные страха.

Яр поёжился. Он ничего не имел против страха, но в данном случае почему-то стало неприятно.

– Подъём! Будешь экзамен сдавать.

– А…

– Потом. Неохота.

Янка кивнула и закусила губу. Она не понимала, что сделала не так и с каких пор её не хотели – даже так, грубо, как всегда выходило это с Яром.

Она находилась рядом с этим мужчиной уже две недели и хотя по- прежнему не разобралась толком в своих чувствах, была уверена в одном: всё её тело изнывало от желания прикоснуться к Ярославу, прижаться, уткнуться носом ему в плечо. Янка чувствовала силу, исходившую от своего спасителя, и эта сила зачаровывала и успокаивала одновременно.

Но прикосновения Яра были редки, как снег в июне. Тот не целовал её, не гладил и не обнимал. Яр мог ударить её, когда Янка нарушала очередное правило, мог схватить за плечо и вытащить на улицу, чтобы ткнуть в снег лицом – это тоже была форма наказания за проступки. Ещё Яр мог трахнуть её, и секс по-прежнему оставался болезненным и ни капли не возбуждал. Янка даже не была уверена, что это можно назвать сексом, потому что сама она никогда не кончала и даже не возбуждалась. Когда Яр брал её, они тоже почти не соприкасались – тот использовал её как свободную дырку и отшвыривал прочь.

И всё-таки это были минуты близости. Они могли причинять боль, они даже пугали, но в эти минуты Янка могла заставить себя поверить, что она не просто обуза, что она в самом деле нужна Ему.

«Две недели – не так уж много», – уговаривала Янка себя Янка, украдкой поглядывая на Яра из угла. Она представляла, как рухнет эта крепость, когда она сможет показать, на что способна. Эта надежда заставляла Янку выполнять все поручения Яра с упорством и изобретательностью, которых она никогда не проявляла до сих пор.

Поручения были пока не сложными, и Янка опасалась, что если они останутся такими же, то она никогда не сможет проявить себя. Яр посылал её за продуктами в ближайшую деревню, заставлял по нескольку часов в день палить по бутылкам, так что уши закладывало от грохота, и использовал вместо боксёрской груши – так, по крайней мере, видела это Янка. За неделю она не смогла заблокировать ни одного удара, и от этого хотелось материться так, чтобы слышали соседи за десяток километров. Она и материлась, но тут же получал в лоб ещё крепче. Яр не щадил ни лица, ни почек, так что Янка, ощупывая не проходящую ссадину на губе, радовалась, что в доме нет зеркал.

Шмотки, кстати, Яр так и не привёз. То ли забыл, то ли решил не запариваться, потому что ходить Яне всё равно было некуда. Зато привёз электрическую плитку, на которой Янка теперь училась варить сосиски.

И всё же Янка не могла сказать, что с Яром ей плохо. Она представляла, что могла бы сейчас сидеть на отцовской даче, где уж точно были отопление и горячая вода, и выслушивать очередные упрёки в том, какая она паршивая дочь. Пусть бы лучше Яр её бил, но не гнал и не пытался вернуть домой.