– Где наркота? – спросил браток.

Янка похолодела. До неё начало доходить.

– Где трава, я спросил?! – рявкнул лысый, а тот, что стоял за спиной, сильней заломил Янке руку.

– В унитазе, – ответила Янка тихо. Она не боялась – наверное, потому, что не верила до конца, что влипла.

Тот, которого звали Ярик, хохотнул.

– Не смешно! – отрезал лысый и ещё раз так ударил Янку по зубам, что губу пронзила боль и Янка почувствовала на языке вкус крови. – Где наркота, я спросил?!

– Нету, я сказала! Слила!

– Тварь! Охренела?! – Лысый ударил её ещё раз, теперь уже под рёбра. – Я спросил, где наркота!

Ярик почему-то снова засмеялся, но локтя Янки так и не отпустил.

Янку били ещё. Лысый раз за разом задавал один и тот же вопрос, пока Янка не повисла бессильно на руках другого братка, но её всё ещё продолжали бить, пока сознание не подёрнула темнота.

***

Янка пришла в себя в маленькой комнатушке. Руки оказались прикованы к батарее, окно забито досками, а вокруг царила темнота.

Между досок мелькали тени, и Янка заорала, силясь привлечь внимание прохожих. У неё получилось, вот только к лучшему ли это, она понять не успела.

Дверь открылась, и на пороге показались двое. Всё тот же лысый сплюнул на пол и сказал:

– Очнулась…

Янка не хотела на него смотреть. Всё происходящее казалось кошмарным сном.

Она перевела взгляд на другого. Лицо у братка выглядело куда более приятным и казалось Яне знакомым. И, будто отвечая на её мысли, тот, кого звали Ярик, приказал:

– Тита, выйди.

Лысый проворчал что-то неразборчивое и исчез. Ярик подошёл к Янке и уже знакомым движением подцепил её подбородок, заставляя смотреть в глаза.

– Где наркота? – спросил он.

– Я уже сказала, – устало ответила Янка.

– Какая дура может скинуть наркоту в унитаз?! Ты нас за идиотов держишь?!

Янка закрыла глаза и прислонилась виском к батарее.

– Смотреть на меня! – рявкнул Ярик, и Янка невольно открыла глаза.

– Нет у меня вашей наркоты, – повторила Янка. – Ну, дура я, дура! – Голос уже срывался на крик. – Я, мать вашу, была бухая и укуренная! Он подсунул мне сумку, а я как увидела, что внутри, чуть не от страха не сдохла! Погранцы кругом – и я в сортире стою! Ну что вам надо от меня теперь?

Ярик молчал. Истерика явно не произвела на него впечатления.

– Что со мной будет? – спросила Янка уже намного тише.

– Будешь отвечать перед общаком.

– Да что отвечать-то? Что я вам дать-то могу?

Ярик пожал плечами.

– Ты просрала сто косарей. Выплатишь – вали.

– Выплатишь… – Янка представила отца. – Слушай, за меня выкуп могут дать…

– Не дадут.

– Правда, могут: у меня отец – депутат…

– Журавлёв нас послал.

Янка широко распахнула глаза.

– Что?!

Ярик отпустил её подбородок, и Янка бессильно рухнула на пол.

– Сто косарей… – прошептала она. – Да как я их отработаю-то, а?

– Можешь задницей, если больше нечем. А можешь передком.

Дверь скрипнула, и Янка поняла, что осталась одна.

***

Янка никогда не была хорошей девочкой. Она пила, курила и, если говорить откровенно, приторговывала наркотой – сбывала то, что давал ей Дэвид, подружкам по общаге, а выручку тут же прокуривала или пропивала.

И всё же, сколько бы Янка ни вспоминала все подвиги своей бесшабашной юности, понять, что она сделала такого, чтобы оказаться в кругу отмороженных вконец наркодилеров с автоматами, с расквашенным лицом и перспективой «отрабатывать передком», она не могла. Янка вообще не могла представить себе, что будет отрабатывать что-то, и, судя по всему, она была тут такая не одна.

Один из мужиков в кожанках подошёл к ней и потянул за «хвост», отчего её голова запрокинулась. Всмотрелся в глаза.

– И что с неё взять? – спросил он. – Пришей её, Тита, и дело с концом.

– Сто косарей, – отчеканил другой, стоявший рядом. – Капец, Мангуст – красавчик, нашёл курьера.

– Папаше звонили? – спросил тот, что держал Янку за «хвост».

– Журавлёв так палиться не станет, – услышала Янка голос Ярика из-за спины и вздрогнула.

Чиркнула спичка, и Янка уловила слабый запах дыма. Ей и самой адски хотелось курить, но сигаретку ей явно никто не собирался предлагать.

Державший Янку тоже залез свободной рукой в нагрудный карман и, вытащив оттуда пачку «Camel», вытянул из неё губами сигарету.

– И мордашка-то ничего… Вот, реально, в бордель что ли, продать?..

– В бордель её никто не возьмёт, – отрезал Ярик из-за спины. – С такой фамилией – мороки одной…

– А ты её фамилию знаешь? Мне лично она отказалась называть.

– Короче, сосредоточься.

– А чё сказать… У самой-то мысли есть, конфетка? Бабки где будешь брать?

Янка покачала головой и закрыла глаза.

– Пришить её, да и всё, – повторил мужик с пачкой Кэмела.

– До завтра подумай. Одну тему пробью.

Янка покосилась на Ярика. Она уже настолько устала, что ей стало попросту всё равно.

– Окей.

***

Сколько прошло времени, Янка не знала. Её снова приковали к батарее, и она какое-то время пыталась вывернуть руку из браслета наручника, но, конечно же, так и не смогла. Теперь уже не эта, а прошлая жизнь казалась сном.

Дверь скрипнула, когда Янка окончательно лишилась сил, и, подняв глаза, пленница увидела на пороге уже знакомого мужчину.

Ярик остановился напротив, внимательно разглядывая жертву.

– Пробил что-то там? – спросила Янка.

– Тебе бы язычок укоротить.

– Нельзя. Язычок во мне самое ценное.

– То-то я заметил, что кроме как трепаться, ты ничего не можешь.

Янка промолчала: Ярик был, в сущности, прав. Просто в Кембридже юристов не учили, как вести себя в подобной ситуации .

Ярик подошёл вплотную и приподнял её лицо за подбородок.

– Как думаешь, стоишь ты сто косарей?

Янка сглотнула. Вопроса она не понимала.

– Тебя утром убьют, – пояснил Ярик. – Деньги ты отдать не сможешь, это понятно нам всем. Продать тебя куда-нибудь на восток – много мороки и ещё больше палева: дочурка Журавлёва и всё такое.

– И что дальше? – спросила Янка внезапно охрипшим голосом. Она поняла вдруг, что не может оторвать взгляд от обманчиво тёплых карих глаз на равнодушном небритом лице.

Ярик одной рукой извлёк сигаретку и закурил, продолжая придерживать подбородок Янки двумя пальцами и смотреть ей в глаза.

– У меня нет ста косарей, – сказал Ярик. – Но я в отличие от тебя могу их найти.

Янка снова сглотнула.

– Ты поможешь мне? – спросила она.

– Нет. Я тебя куплю. Если ты обещаешь, что будешь делать всё, что я скажу. Халявы не будет, Яна. И ты отработаешь всё.

– Задницей? – ядовито спросила Янка.

– И ею тоже.

Янка медленно кивнула. Она не любила думать долго.

Она плохо запомнила тот день, когда закончилась её жизнь и Янка Журавлёва, дочка депутата, перестала существовать. И потом, пытаясь вспомнить детали, Янка не могла вспомнить ни боли в разбитой губе, ни саднящих запястий – только карие глаза, которые уже тогда заслонили собой весь мир.

– Заходи. – Ярослав отступил в сторону, пропуская её внутрь, и Янка послушно зашла в комнату. Света не было, и отопления, похоже, тоже.

– Типа беспалевная хата? – спросила Янка.

Ярик подтолкнул её в спину.

– Заходи, давай… Блатная нашлась!

Щёлкнул выключателем и закрыл за собой дверь, а затем рывком развернул Янку к себе, чтобы рассмотреть покрытое кровоподтёками и грязью лицо.

– Больно? – спросил он и легко коснулся пальцами самого большого синяка, уже начавшего зеленеть.

Янка вздрогнула. Мужчина действовал на неё завораживающе, как удав на мелкого зверька. Глаза Ярика гипнотизировали, а от прикосновения по телу пробежала дрожь.

– Жить буду.

– Ещё бы ты подохла, за сотню-то косарей!