"Ничего, Мизженигс, просто дайте ей немного побыть в тишине", – успокаивающе прошептал Доктор, опуская шторы в детской и помогая Нане уложить маленькую Эру в постель. "Это бодрящий морской воздух, и покачивание моря, и шум волн вызвали у неё лёгкое головокружение, – продолжил он. – Но скоро с ней всё будет в порядке". И он сидел у кровати маленькой Эры, смачивая ей лоб, держа за руку и тихо рассказывая, как пре-красно строить замки из песка, охотиться на морских звёзд, собирать ракушки и даже (что, по его мнению, было лучше всего) шлёпать босиком по тёплому мелководью.
"А чуть позже, – пообещал он. – В один из дней ты сама захочешь зайти в воду по шею, как делают все остальные, и я помогу тебе, и мы будем держаться за руки, высоко прыгать и танцевать, а волны будут биться о нас, покрывая пеной. Это будет очень весело!"
И маленькая Эра, пробормотав вслед за ним "весело", мгновенно заснула.
Тем же полуднем, как и предсказывал Дока, она, поднявшись с постели, опять была здорова и горела желанием отправиться на пляж.
Поэтому Нана снова надела на неё сарафан и шляпку, и они пошли по той же тропинке к океану, но на этот раз Дока сопровождал их и объяснял маленькой Эре всё, что она хотела знать. Придя на берег, они устроились подальше от воды на сухой части песка под ярко-жёлтым зонтом с широким полотнищем сзади, похожим на длинный шлейф дамского бального платья и прикреплённым колышками к песку, дабы не развеваться на сильном ветру.
"Это должно защитить нас от сквозняка и создать тепло и уют, как в маленьком домике", – пояснил Дока, и Эра, которая была еще малышкой и говорила много глупостей, удовлетворённо пробормотав себе под нос: "Домик-избушка, мышка-норушка, есть сливовый торт и молока кружка", – что, разумеется, было ужасной чепухой, начала строить свой первый песочный замок.
Вскоре появился мальчик, кричавший во весь голос: "Сюкредо́рж"11, – предлагая свой товар, оказавшийся разноцветными леденцовыми палочками, красиво уложенными порядно, в соответствии с их цветом, на лотке, висевшем на кожаным ремне на шее мальчика. И Нана купила маленькой Эре прелестную зелёную палочку, похожую на прозрачное стекло и мятную на вкус.
Затем прошествовал еще один мальчуган, громко распевавший: "Ву́ае либе́лль тартопру́н, опру́н, опру́н!" – что, по словам Маззи, присоединившейся к ним под зонтом, означало: "Посмотрите на чудесные пирожки с черносливом". Но ещё она сказала, что такие пирожки не годятся для очень маленьких девочек, поэтому торговца не остановили, когда он проходил мимо жёлтого зонта.
После пришёл старик в тёмно-синей майке и берете, продававший горячие вафли, называя их "Гофрэ́" и убеждая, что это – наилучшее лакомство на свете для маленьких детей. В результате Эре дали одну вафлю.
Следом за стариком появилась женщина, продававшая пляжные игрушки: ведёрки, лопатки, ветряные вертушки и всевозможные шкатулочки из розовых ракушек. И Эре приобрели ярко-синее ведёрко с лопаткой, и ветряную вертушку, чтобы воткнуть её в шпиль первого песочного замка, и большую шкатулку из ракушек, в которой следовало в будущем хранить все сокровища, найденные на пляже.
Позже откуда-то возникла странного вида девочка лет четырнадцати, одетая в поношенное чёрное платье, чёрные чулки и чёрные туфли, без какого-либо головного убора на коротких чёрных кудряшках, которая медленно ходила туда-сюда среди весёлых зонтиков и тентов и пела высоким надтреснутым голосом, звучавшим так, будто она вот-вот заплачет, песню про "Ля пёти́т фи дэ Мадагаскар", что Маззи снова перевела им как "Маленькая девочка с Мадагаскара". Было что-то такое в необычной внешности и одежде девушки, а также её голосе, что вызвало у маленькой Эры странное ощущение комка в горле.
"Может, мне отдать ей моё новое ведёрко и лопатку?" – прошептала она Доке, но тот покачал головой и вместо этого, подойдя к девушке, дал ей монету.
И тут к их временному пристанищу приблизилась маленькая девочка-француженка и с интересом уставилась на Эру.
"Киэтю́ эке́с кётюфэ́?"12 – наконец спросила она и радостно хихикнула, когда Эра серьезно ответила ей по-английски: "Хаудуюду́?"13
"Ходоюдо́ – кесесе́т кёса́?"14 – вскричала француженка, и они обе расхохотались, сели рядышком на песок и поиграли с новым ведёрком, лопаткой и вертушкой, позже разделив леденцовую палочку и вафлю Эры. Вот так маленькая Эра встретила свою первую французскую подружку, которую звали Жаклин Пикар, и хотя поначалу она ничего не могла понять из того, что та щебетала, но скоро, очень скоро стала учиться новым словам и, прежде чем кто-либо смог осознать, уже тараторила по-французски не менее резво, чем сама Жаклин.
А Жаклин показала ей, как строить замки из песка, окружённые рвами, и научила её ходить по мелководью и бултыхаться в море, и привела с со-бой других маленьких француженок, так что вскоре у Эры появилось довольно много друзей.
Бо́льшую часть времени они играли в песке, но иногда ходили к миниатюрным бассейнам с морской водой, образующимся в выемках скал, и пальцами ловили крошечных морских существ размером не больше насекомых. А однажды они всей гурьбой (вместе со своими матерями и нянями, разумеется) направились в Рыбацкую Часовню, стоявшую на могучей скале над океаном, там, где волны вздымались намного выше и гремели гораздо громче, чем на пляже, насыщая воздух мелкой морской пылью. На стене часовни у входной двери была закреплена огромная раковина, наполненная чистой водой.
"Это святая вода, и тебе нужно окунуть в неё пальцы и перекреститься – вот так", – прошептала Жаклин Эре, показав, как это делается. Затем они вошли внутрь часовни, оказавшейся маленькой, простой и незамысловатой наподобие лодки. Сперва они решили, что там пусто, но вскоре расслышали тихие звуки плача и разглядели в дальнем углу женщину, стоявшую на коленях и закрывавшую лицо руками.
"Я её знаю, она жена рыбака, пропавшего в море", – прошептала мать Жаклин Нане, а Эра, услышав это, тут же задалась вопросом, что значит "пропасть в море".
"Неужто он никогда не вернётся?" – спросила она дрожащим голосом. А когда мадам Пикар печально ответила: "Нет, дитя моё, боюсь, что нет", – то разрыдалась и, прежде чем Нана смогла её остановить, подбежала к стоящей на коленях женщине, обхватив ту за шею. Женщина подняла заплаканное лицо и на мгновение удивлённо уставилась на маленькую Эру. Затем она протянула руки и, крепко обняв и покачивая девочку из стороны в сторону, простонала по-французски: "Она понимает. Хоть и малышка, а понимает". Но тут подбежала Нана и, бросив женщине: "Пардон", – подхватила Эру и вынесла её наружу. К этому времени уже все дети плакали, и даже их матери вытирали глаза. Но Нана, встряхнув маленькую Эру и проворчав возмущённо: "Возвращаешься на пляж и остаёшься там – я больше не потерплю таких выходок", – пошагала в сторону дома, заставляя маленькую Эру бежать впереди неё так быстро, как только позволяли её короткие ножки.
Ирина Скарятина – от первого лица
Мы останавливаемся в Руайане и Понтайяке, проводя год в обоих местах и снимая виллы целиком везде, куда бы мы ни отправились, поскольку семья слишком многочисленна, чтобы жить по-другому. Я провожу свои дни на пляже, и всё, что я годы спустя могу вспомнить, – это океан, кажущийся мне высоченным, когда я зачарованно смотрю на огромные буруны прибоя; песок с прекрасными замками, которые я строю; лужицы, остающиеся после отлива, полные морских звёзд и водорослей; и многочисленные маленькие французские девочки, с которыми я играю. Я ловлю свою первую креветку, и та подаётся моей Матери на обед, сама по себе на пустом блюде, под насмешливые вопли брата с сестрой. Я хороню мёртвых креветок в песке, в милых маленьких могилках с крестами из водорослей, и пою над ними молитвы, пока Отец не замечает мою игру и, объявив её кощунственной, сметает могилы одним ударом ноги. Я ем гофрэ́ на пляже. Я хожу купаться с огромным мужчиной по имени Бодард, чья работа – периодически носить всех маленьких детей в море. Он одет в красный плавательный костюм, и я так им восхищаюсь, что спрашиваю Маму, могу ли я выйти за него замуж … Как-то я вижу едва не утонувшего человека, которого вытаскивают из моря всего распухшего и посиневшего, и я так напугана, что рыдаю от ужаса … Ещё я наблюдаю за прибытием Большого Флота и никак не могу заснуть в ту ночь, потому что лучи прожекторов мечутся по потолку над моей кроватью … Меня везут осмотреть большой старинный маяк, называемый, если я не ошибаюсь, "Кордуанским", и дарят в качестве сувенира миниатюрный маячок, сделанный из ракушек, который я потом храню долгие годы! Однажды мы всей семьёй переезжаем из Руайана в Понтайяк на местном паровом прогулочном поезде, заняв все места до единого и не оставив другим пассажирам возможности попасть внутрь. Растерянные, они стоят на платформе, в то время как проводник иронически напевает: "Поезд наш заполнен весь! Русская семья вся здесь!" Это становится любимой шуткой, и я потом слышу её постоянно.
