– А давайте сыграем в «Правду или действие».
И выглядит он ну просто совершенно невинной овечкой. Даже когда одаривает присутствующих абсолютно однозначным взглядом. Но с идеей соглашаются, и Дайчи тщится остановить это безумие – он и так уже сходит с ума – Куроо в его любимой футболке и с мокрыми прядями на макушке, продолжающими топорщиться против всех законов физики. Савамуру опять перемыкает от одного только вида, руки становятся ватными, а голова – пустой и звонкой – черт бы побрал этот дождь. И да, как и говорил Ойкава, его – тоже. Вместе со всеми его похабными мыслями.
Они раскручивают бутылку из-под воды на столе, чтобы выбирать водящего, и поначалу все это выглядит действительно нормально – они смеются, когда Ханамаки кукарекает, когда Суга признается, что поначалу боялся делать уколы, когда Куроо легко встает на руки и шагает к окну, хвастаясь одним из многих своих необычных умений – будь они прокляты – и даже тогда, когда Чикара рассказывает, что выбрал кулинарное искусство из-за предсказания гороскопа. Дайчи и сам успел рассказать парочку захватывающих историй о своей службе, но когда приходит очередь Ойкавы, а горлышко бутылки указывает на Савамуру, тот ни за что на свете не выберет «правду». Знает он, ох, прекрасно знает, что Дурокава хотел бы от него услышать…
– Хорошо, тогда «действие», – Тоору задумывается лишь на секунду, а потом выдает все тем же елейным голосом: – Поцелуй кого-нибудь из присутствующих. М-м, на свой выбор.
И лучится неподдельным счастьем, под смех собравшихся. О, Дайчи легко может сбить с него всю эту спесь – выбери он Сугу, и Тоору подавится этой своей инициативой, как костью. Дайчи даже почти на это решается – Суга не обидится – но под заинтригованными взглядами передумывает – Ойкава хотел представление? Он его получит!
По левую руку от Савамуры сидит Кетани. Они изредка соприкасаются разведенными коленями, но оба не стремятся отодвинуться. И поэтому, когда Дайчи к нему оборачивается, тот даже не хмурится – так же ждет с интересом в молчании, как и все. Но все-то ждут игривого поцелуя в щеку, или в локоть, или в то же колено, но Дайчи тянется к губам и «отвечает» на тот давний поцелуй. Недолго, без каких-либо чувств, но глубоко и с языком, разделяя привкус алкоголя и еще раз показывая Кетани «разницу».
Ошеломленная тишина длится несколько секунд, а потом наполняется свистом и улюлюканьем.
– Савамура, я буду шафером на вашей свадьбе, – Ойкава, конечно же, ждал не этого. Ойкава давал шанс хотя бы намекнуть о своих чувствах – выбери Дайчи правду, и Тоору обязательно бы спросил о первой любви. Но, в конце концов, ею могла бы оказаться и учительница младших классов, и лезть в рот к Кетани не было бы нужды.
– Еще чего, – ворчит Кентаро и наливает себе и Дайчи по заработанной порции виски. – Но, Савамура, я понял, о чем ты тогда говорил.
– Отлично, – кивает тот, они чокаются и дружно пьют – именно, все так и есть. Разница велика настолько, что ее можно только почувствовать, а не передать словами. И конкретно в этот момент Савамуре уже плевать, что о них подумают. Понимали бы – плакали.
Он раскручивает бутылку, и, по закону подлости, она указывает на Тоору. Дайчи улыбается, предвкушая «вернуть любезность», и Ойкава тут же возмущается.
– «Правда», «правда»! Я еще не настолько пьян, чтобы танцевать перед вами стриптиз, – отшучивается он, но, похоже, забывает, что в этой игре, что бы ни выбрал, а Савамура все равно не окажется в накладе.
– Сомнительное удовольствие, – повторяется Дайчи и предлагает. – Тогда расскажи нам о своей первой любви.
И Ойкава тут же прикусывает себе язык – они и правда «на одной волне» с этими своими неразделенными чувствами.
– Шутишь? У него их были тысячи, – смеются Иссей и Такахиро, и даже Кентаро утвердительно хмыкает.
– Ну почему же, первую я хорошо помню! – оскорбляется Тоору. – Но можете ржать и дальше – это была молоденькая продавщица в магазине рядом с моим домом. Она подрабатывала там во время школьных каникул, у нее были очаровательные веснушки, и она всегда давала мне бесплатную конфету, когда я приходил туда с матерью…
Вот теперь они уже все покатываются со смеху, а Ойкава продолжает голосить.
– Мне было пять лет, и она обещала купить мне на Рождество целый торт! Вы хоть понимаете, каково было мое разочарование? – сетует Тоору на жестокость своих так называемых «друзей».
– Это с тех пор ты по мальчикам? – подначивает Куроо, продолжая смеяться, а Ойкава справедливо оскорбляется.
– С тех пор я научился разбираться в людях, – парирует он и демонстративно подсаживается к Тетсуро ближе. – А что? Есть предложения?
А смотрит, гад, на Дайчи, которому очень хочется переломать чужие пальцы.
– Да, – усмехается Куроо. – Крути бутылку.
И вакханалия продолжается.
Дайчи плохо помнит остаток вечера – пусть даже они и выпили совсем немного. Ему просто жарко и муторно от скабрезностей Тоору, заинтересованных взглядов Тетсуро, присутствия Кентаро, который, кажется, снова начал подозревать его неизвестно в чем, и стыдливого румянца Чикары. Уж не с ним ли сравнивал его Кетани? Все может быть – они же живут на одной площадке и работают вместе. Надо спросить об этом Сугу, а еще рассказать ему, откуда «растут ноги» у этих поцелуев, и что Дайчи после этих посиделок еще целую неделю не решался стирать футболку, что надевал Куроо. Он словно опять подросток, и ловит призраки чужого запаха с ткани, теряясь в разбушевавшейся фантазии. Надо что-то срочно с этим делать.
А в остальном – ничего нового – все старое, уже пережитое однажды, а теперь и порядком надоевшее. Дайчи не знает, хорошо это или плохо, но что-то изменить – руки так и тянутся. Наверное, стоит начать с себя, и наконец разобраться со своей одержимостью уж каким-нибудь способом. Ведь все они уже отнюдь не подростки, и им больше не привыкать принимать сложные решения. Главное, чтобы правильные.
***
Новая работа нравится Дайчи даже тогда, когда мнимый сталкер все-таки проявляет себя не только через пустые угрозы. Савамура с напарником работают через сутки, и в первую же неделю «бдения» за Ямадой фанат присылает новое «любовное» послание. Дайчи сетует на то, что почтовые ящики в доме модели установлены в «слепой» зоне видеокамер холла, а потом догадывается, что преследователь тоже мог это вычислить. Зайти в холл с кем-нибудь из жильцов, притворившись хоть техническим персоналом, хоть тем же почтальоном, и подбросить модели не только письма, но и что-нибудь другое. И его догадка подтверждается, когда они переустанавливают камеры, а письма начинают приходить через обычного разносчика. И их содержание меняется на более эмоциональное – еще более угрожающее и «припадочное».
И Дайчи снова сетует: маньяк же за ней следит и все о ней знает, а теперь они его спровоцировали и придется держать ухо востро. С одной стороны – и ладно, быстрее поймают, с другой – первой рискует все равно Ямада. Савамура подбирается, сосредотачивается и постоянно начеку, и может быть, поэтому первым замечает слежку: когда – в толпе торгового центра, когда – через окно машины. Ублюдок отлично прячется, но Дайчи умеет чувствовать чужой взгляд затылком и вычислять заинтересованное лицо.
У него хорошая реакция, поэтому, когда на парковке они обнаруживают букет цветов, зажатый дворником на капоте машины, он успевает перехватить руку модели и первым проверить букет.
– У меня, вообще-то, и обычные поклонники есть, а тот сумасшедший ни разу цветов не присылал. Только гнусности на бумаге, – отмахивается Ямада.
– Однако, это – он, – спорит Дайчи, доставая спрятанную между стеблей большую медицинскую иглу и показывая ее девушке.
Он, кстати, ничем не лучшее нее – хоть и бдел, а все равно попался, уколовшись – игла могла быть и не отравлена ядом – все могло быть и прозаичнее. На ней легко могла быть кровь с каким-нибудь вирусом – хоть гепатита, хоть СПИДа, хоть еще чего-то. И Дайчи точно не собирается рассказывать об этом девушке – укололся он, а она и так напугана. Зато камеры на парковке точно установлены как надо, так что у них появляется шанс. А сдать анализы и провериться он еще успеет.