Бьякуя врет Унохане, что сам потерял бдительность. Беспрекословно выполняет все ее указания, и уже совсем скоро возвращается в отряд. Готей еще недолго обсуждает «нашествие варваров» и понемногу успокаивается. А Бьякуе остается два с половиной часа до принятия окончательного решения – потом он станет нечаянным свидетелем разговора парочки юных особ и безоговорочно отбросит все сомнения.
– Ну, что ты такая нескладеха? Абараи-тайчо же тебя похвалил, а ты опять…
– Но… Но… Он такой… Я боюсь даже заговорить с ним…
– И какой ты после этого офицер? Смотри, он не сделает скидку на твое смущение в бою. Просто подойди и поговори с ним.
– Нет, я боюсь…
Слезливый женский голосок продолжает жалобно стенать, второй его успокаивает, а Бьякуя, застукавший девушек из 5-го отряда в чужом районе Руконгая, просто прирастает к месту, так и оставшись незамеченным. Он не собирается проигрывать ни одной чертовой соплячке, что посмеет посягнуть на Ренджи! Он не позволит ни одной быть храбрее него! Решается он сразу, а чуть позже приходит план действий – как разрушил, так и построит. Он передает приглашение на ужин через Рукию и садится ждать. За то, что он собирается сделать, Ренджи его убьет, но он не видит больше ни одного варианта как все исправить.
Зимний сад за окном тих, роняет редкие хлопья снега в застывший пруд, а Бьякуя выходит из взвинченного томления, как только слышит отголосок знакомой рейяцу у ворот.
– Кучики-тайчо.
Ренджи приносит запах свежести и хвои, а Бьякую так скручивает от этого аромата, присутствия и голоса, что ему стоит всей его выдержки, чтобы не раскрыть себя.
– Ренджи… Присаживайся.
Он не может сейчас думать об отрядах и званиях, сейчас они – два одиноких сердца, искалеченных друг другом.
Абараи садится за стол, и слуги тут же начинают накрывать. На фоне легких жестов и постукиваний пиал он старается собраться и выдохнуть. Ему нужно успокоиться. Сегодня все решится. Ренджи смотрит отстраненно, спина вытянута струной, и тоже чувствует ни с чем не сравнимое напряжение. Ничего, скоро все пройдет.
– Вы хотели поговорить?
Голос звучит собранно, но без затаенной злости, и это дает маленькую, но надежду.
– Поужинай со мной, Ренджи.
Он никогда еще так искренне не просил, раскрываясь, оголяя душу. И Ренджи видит это, и отвечает искренностью на искренность – позволяет себе скептически приподнять бровь, не веря.
– Я не повторяю своих ошибок дважды.
– Я могу с этим поспорить.
Но видно, Абараи спорить пока не хочется. Ведь он шел сюда с той же целью – поговорить. Разрушить ту стену, что встала между ними и разрешить все разногласия. И он берет палочки в руки. Бьякуя наполняет пиалы саке, но тот усмехается, отставляя свою, и принимается за сашими. Но Бьякуя и так знал, что он выберет…
В тяжелой, отчужденной тишине проходит несколько минут, прежде чем он понимает, что опять попал в ловушку. Вскидывает шокированный взгляд, а Бьякуя в тот же момент закрывает комнату барьером. Медленно поднимается на ноги, обходит стол и присаживается на колени напротив обернувшегося Абараи.
– Опять?!
Тот сжимает кулаки и рычит от злости и бессилия. Я знаю тебя слишком хорошо, Ренджи, чтобы предугадать твои предпочтения – но недостаточно, чтобы понять, что ты думаешь.
– Я же сказал тебе, что не повторяю своих ошибок.
– А это – что?!
Он хрипит и срывается. На этот раз доза даже больше, действует почти оглушающее, и Бьякуя уже может не бояться, что тот его ударит – сил уже не осталось.
– Это – мои чувства к тебе, Ренджи.
Бьякуя прикасается к его щеке, нежно обводит скулу, ловит его дыхание и дарит первый поцелуй не размыкая губ. Сейчас не будет ревности или злости, не будет боли. Будет отчаяние, с которым он попытается донести то, что чувствует к нему. Бьякуя отодвигает их от стола, укладывает Ренджи на спину и склоняется над телом. Медленно, тягуче, не торопясь, раздвигает края хаори на груди и начинает ласкать языком. Проходится пальцами, освобождая плечи и шею, гладит, сжимает, потирает соски. Но опять не слышит ни стона удовольствия. Хотя надеется, надеется услышать хотя бы один. Он развязывает пояс, сдергивает хакама и снова ненадолго замирает, любуясь совершенным телом, а потом начинает раздеваться сам. Бьякуя оставляет красные отметины на его животе, гладит внутреннюю сторону бедер и наконец обращает внимание на член. Ведет рукой, чуть сжимает, а потом заглатывает, еле сдерживаясь от накатывающего возбуждения. Абараи горяч, он горит изнутри желанием, гневом, душевной болью. Прикусывает губу до крови, выгибает шею до хруста – только бы не видеть, только бы не знать, что это снова повторяется с ним. Но я обещаю, Ренджи, что сегодня тебе не будет больно.
Бьякуя подтягивается, отпуская член, и садится на его бедра. Тюбик смазки легко ложится в руку, а прозрачная жидкость оставляет следы тонкого, легкого аромата. Он проводит скользкой ладонью по стволу – и Ренджи чуть не ломается в пояснице, вскидывая бедра вместе с седоком. Сейчас, еще немного, потерпи… Бьякуя не может оторвать взгляд от окровавленных губ – он нестерпимо хочет его поцеловать. Но не сейчас – иначе Ренджи сорвется и тогда уже точно не простит. Бьякуя заводит руку за спину и касается сжатого кольца мышц своего ануса, а Ренджи тут же распахивает глаза. Знаю, я знаю, Ренджи, меня в тот раз ничто не остановило, и я позволю тебе сделать все так же. Бьякуя двигается чуть ближе по его животу, старается как можно сильнее расслабиться и направляет член в себя. Идет тяжело, больно, но он готов стерпеть любую боль. Да только Ренджи тоже больно, когда вот так – почти на сухую и в не самой удобной позе. Кучики сцепляет зубы от досады, пробует еще раз, и вот тут Ренджи окончательно теряет терпение. Рычит и откуда-то находит в себе силы, чтобы приподняться на локтях, сесть, а потом опрокинуть Бьякую назад. Навалиться всем телом, ухватив под колени, и вот теперь начать действительно входить. И Бьякуя понимает, отчего тот так упорно молчал – если то наслаждение, что он испытывает сейчас, сравнимо с болью Бьякуи, то и он не сможет ее показать. Не сможет не отплатить тем же, подчиняясь и отдаваясь полностью. Да, это не совсем честно по отношению к Ренджи, но Бьякуя бы не смог иначе – он должен был отдать то, что забрал. И вот теперь забирает Ренджи: входит на всю длину, замирает, а потом медленно начинает двигаться. Я не нежничал с тобой, Ренджи, и не прошу тебя. Хочу ровно столько, сколько досталось тебе. Поэтому он двигается навстречу, причиняет себе боль, сбивает с ритма, но ускоряется, подмахивая. Зарывается пальцами в алые пряди, с силой ведет пальцами по мышцам спины и шеи и не может тяжело не выдохнуть прямо на ухо. Моя выдержка не так сильна. Абараи кончает, обмякая в его теле, но хватает всего пары минут, чтобы он снова начал возбуждаться. И Бьякуя возвращается на исходную – вот теперь он сделает все так, как хотел. Снова седлает его и снова начинает двигаться. Даже если ты не смотришь на меня, Ренджи, но тебя вижу я, и я хочу, чтобы ты навсегда остался здесь, подо мной. В третий раз он доводит его до оргазма руками, не прикасается к себе, хотя хочется до боли, но сейчас – все ему. И шепчет надрывно в мокрую шею, берет в руки лицо и целует зажмуренные веки, разглаживая пальцами сведенные брови. И не может не просить об одном единственном…
– Прости меня… Ренджи, прости меня…
Абараи вздыхает, вяло шевелит руками, но не пытается столкнуть его с себя. Взгляд все еще мутный, и он быстро проваливается в наркотический сон. Но даже сейчас Бьякуе не хватает сил, чтобы отпустить его. Он достает тонкий плед, ложится рядом и жмется к боку, обхватив поперек груди. Хотя бы еще немного, хотя бы еще чуть-чуть. Я прошу тебя…
Он не чувствует, как Ренджи просыпается. Не чувствует, как тот встает, одевается и приводит себя в порядок. Только когда усаживается обратно на импровизированное ложе из пледа и смятой формы, Бьякуя ощущает чуть усилившийся поток рейяцу. Открывает глаза и ловит профиль, обращенный к окну. Сердце уходит в пятки от невыносимого страха. Как он теперь отреагирует на все это? Что он ему скажет? Как он мог на что-то надеяться, когда штурмом брал его уже дважды? Взаимной может быть только ненависть.