– Я люблю тебя.

Исида вспыхивает подобно серо. Теряется, робеет и не находит ничего лучше, чем уткнуться головой в его плечо, стремясь уйти от пронзительного взгляда, и тихо шепнуть.

– Тоже…

Ренджи

***

Ичиго, как обычно, наводит шороху в Сейретее. В хорошем смысле. Многие офицеры рады видеть его, рады снова встретиться, пообщаться и скрестить мечи. Больше всех, конечно же, рад Зараки-тайчо, меньше всех – естественно, Кучики. Никто и не сомневался. И эта его выходка… Ренджи ведь не затем ему рассказывал, чтобы тот мстил. Но странно было бы ожидать от него другой реакции. А Куросаки еще и подначивает, обжимаясь с арранкаром. Бьет по больному, но этому его как раз Джаггерджак и научил. Ичиго может быть беспощадным. Ренджи с легкой тревогой смотрит, как Кучики уходит в сторону 4-го отряда – он бы хотел, чтобы этого не происходило, но теперь уже ничего не исправить.

Появляется Кенпачи, переключает все внимание на себя, и время начинает лететь незаметно. Они тренируются, собирают вечеринку в 10-м отряде, пьют и смеются, встречая старого друга. А Ренджи понимает, что тот соскучился не по силе, пустым и Джаггерджаку – по этим шинигами тоже, по тем, с кем сражался плечом к плечу. Как по своим друзьям. И от этого тепло на душе.

Уходят они так же быстро, как и появились. Вообще странно было, что Ямамото позволил эту отсрочку. Может быть, хотел посмотреть на взаимодействие арранкара и риоки? Еще одна проверка? Его не поймешь, да Ренджи и не пытается. Он больше занят тем, что следит, чтобы Куросаки много не наливали, а Джаггерджак не разнес казенную мебель, устроив соревнование по армрестлингу с Мадараме. Почти смешно. Как нянька.

Гуляют до поздней ночи. Куросаки уже вовсю сопит у него на плече, перебрав, и он уводит рыжего в свои комнаты на гостевой футон. А потом курит во внутреннем дворе, пока к нему не присоединяется Джаггерджак.

– Эй, Абараи, дружба – дружбой, но хватит его лапать.

Говорит полушутя-полусерьезно, а Ренджи только фыркает в ответ.

– Я полтора года ждал, пока ты мне запретишь.

Арранкар скалится, принимая тщетность своих притязаний. Туше. Но есть еще кое-что, что его волнует.

– А что это там было? С капитаном?

Надо же, зацепился. Но Ренджи и не сомневался, что Джаггерджак не оставит без внимания этот инцидент. Еще бы, когда Ичиго в открытую заявляет на него свои права. И перед кем – перед Кучики. Но лучше бы он не начинал этот разговор – ответить Гриммджо он не сможет.

– Спроси у него.

Джаггерджак подбирается, желая спорить и вывести на чистую воду, но он – не тот, с кем Ренджи готов этим делиться.

– Не лезь в это, Джаггерджак.

Ренджи не угрожает, он просит, и у того хватает такта не настаивать.

– Я спрошу у Куросаки.

Гриммджо соглашается на уступку, а Ренджи вздыхает – ему не нужно напоминать о том, что и так постоянно скребется в сердце. Лучше бы арранкар следил за собой.

Они все-таки уходят, а через неделю Ренджи опять идет на грунт. Он стерпел выговор Уноханы-тайчо, попенявшей ему, что недосмотрел на тренировке. Стерпел ожесточенную обиду Рукии, трясущейся над благоверным братом. Но вот затравленный взгляд этого самого «брата» вытерпеть не может. Что же Куросаки сказал ему тогда, после почти смертельного удара, раз Кучики снова начало «колбасить»? Дело ведь не только в выходке с Гриммджо. Что-то глубже. Но Ренджи уже устал разбираться в «потемках» чужой души, сам блуждая «без света».

В Генсее холодно, сыплет снег, а на пороге его встречает еще более сильный мороз. Куросаки опять словно в воду опущенный. Как будто и не было ничего, и его душа опять не на месте. Что же ему с ними делать?

Ренджи идет в супермаркет. Алкоголь поможет Куросаки хоть немного расслабиться и забыться, а сигарета для Абараи – прочистит мозги и вернет их на место. А на обратном пути натыкается у подъезда на Джаггерджака. Тот прячет озябшие пальцы в карманы куртки, переступает с ноги на ногу и смотрит недоуменно на тут же вызверившегося Ренджи.

– Мы, кажется, договорились с тобой, Джаггерджак…

– Абараи, мозги отморозил? Чего рычишь?

Ренджи не находится что ответить на совершенно искреннюю отповедь. Мозги? Мозги действительно надо включать.

– Ты в гигае.

– Именно. Если ты забыл, какое наказание для меня придумал ваш Сейретей. Соображай быстрее – гигаями занимается Урахара, и я по его милости целую неделю в подвале проторчал.

Джаггерджак злится, морщится как от зубной боли и разъясняет как маленькому ребенку. А Ренджи нестерпимо хочется его ударить, а потом поразиться «уму и сообразительности» двух отдельно взятых индивидуумов.

– Меноса тебе в задницу, а Ичиго ты об этом сказал?! Ты себе представляешь, что он там понапридумывал за эту неделю? Придурки, честное слово…

Он чертыхается, закуривает и просто физически не может удержать раздражение.

– Вот еще…

Джаггерджак не будет перед ним оправдываться, но Ренджи уже расслабляется и не скрывает злорадной усмешки.

– Надеюсь, он тебе яйца оторвет.

Секста фыркает, хлопает по плечу, и Ренджи неторопливо двигает в сторону дома квинси – предупредить, что их спокойной жизни теперь придет конец. Однозначно и бесповоротно.

Квинси нет, а Улькиорра, выглядывающий из кладовки, просит подождать несколько минут. В красном свете лампы для проявки фотопленки он выглядит жутко. Ренджи сгружает пиво на стол, открывает банку, падает на низенький диван и тут же взвивается обратно, заслышав инфернальный мяв из другого угла комнаты.

– Вашу ж… Улькиорра!

– Его пора кормить.

Тот появляется на пороге, вытирает руки полотенцем и достает из смятого пледа на кресле маленького белого котенка.

И вот тут Ренджи перестают держать ноги. Весь его мир разваливается по кускам от совершенно фантасмагоричной картины: арранкар и кошка.

– Я думал, Джаггерджак меня удивил, опять вернувшись, но признаю, что эта картина, Улькиорра, самая дикая, что я когда-либо видел.

Арранкар улыбается уголками губ, гладит короткую шерсть и кивает.

– Мы назвали его Ренджи.

И тут же Абараи давится пивом.

– Чего?!

– Это была идея Исиды. Для меня кот стал такой же неожиданностью, как и для тебя, так что я не возражал.

– Очень смешно. И, Бога ради, называйте, как хотите – я не гордый.

Абараи улыбается, отходя от шока, а потом и вовсе начинает смеяться. Возвращается Исида, а он, вытирая заслезившиеся глаза, рассказывает, где пропадал Джаггерджак.

Уходит Ренджи через пару часов, поделив с Шиффером алкоголь, ловит притворно-осуждающий взгляд Исиды, а уже за дверью слышит неподдельно-лукавое.

– Он оценил задумку с именем?

И Ренджи опять не может не рассмеяться. Кто бы мог подумать, что все выйдет именно так?

Хорошее настроение сопровождает его весь недолгий путь в Сейретей, а у выхода он встречает Рукию. Та тянет его в сторону от казарм, а потом говорит такое, от чего весь позитив моментально испаряется.

– Ренджи, нии-сама просил передать тебе приглашение на ужин завтра вечером.

– С чего вдруг?

Абараи обмирает, а ее тон из невыразительно-делового меняется на строгий.

– Ренджи, сколько можно? Я же знаю, что между вами что-то произошло, не пора ли уже поговорить об этом? Сил уже нет смотреть, как вы друг друга мучаете!

– Рукия…

– Ты пойдешь. Иначе ты – самый большой трус, которого я когда-либо знала!

Она настолько категорична и уже достаточно рассержена, чтобы Ренджи мог безбоязненно вступать с ней в перебранку. Да и спорить с подругой не хочется – они оба все равно останутся при своих мнениях. Но, может быть, ему действительно уже пора решить этот вопрос?

– Хорошо.

Он сдается и в то же время понимает, что только что подписал себе смертный приговор.

Бьякуя

***

Решиться оказывается так легко и сложно одновременно. Выходка Куросаки – как пощечина, как удар в самое сердце – он не шутит. И столько бы храбрости Кучики, чтобы так открыто претендовать на кого-то. А Джаггерджак даже ни слова против не говорит, смотрит осоловело и довольно. Принадлежит? О, не то слово. Куросаки подчинил себе ураган, побывав в самом его эпицентре, а Бьякуя не может даже от ливня спасти исхлестанные ветви молодой сакуры. Грош цена всем его стараниям.