Джаггерджак ухмыляется, но ему действительно интересно посмотреть, как кто-то отчитывается перед ним.

– А ты бы еще дольше сидел в Уэко и не такое бы пропустил.

Шинигами парирует, отмахивается от подколки, а потом ловит подлетающую адскую бабочку. Сообщение слушает сосредоточенно и долго. То ли пытаясь переварить информацию, то ли уже сразу обрабатывает и принимает решение.

– И кстати, поход этот тебе аукнется прямо сейчас – тебя вызывают в Сейретей.

Абараи смотрит строго, но без волнения. Зато Куросаки тут же полыхает гневом.

– Надо – так идем.

Гриммджо пожимает плечами и сплевывает под ноги. Он не шутит – теперь он готов на все. Если ввязываться во все это, то по самые уши. Потому что это определенно стоит того. Стоит реакции рыжего сейчас. Абараи кивает, переводит взгляд на Ичиго, но уже не сомневается, что того не отговорить.

Ренджи предлагает квинси и Шифферу пойти с ними, но те отказываются, и он открывает сенкаймон. Раз приказ сразу прошел через Ямамото, то волноваться особо не о чем. Скорее всего. Теперь очередь Гриммджо сделать все, на что он способен, чтобы вернуть свое положение и место рядом с Куросаки.

Бьякуя

***

Бьякуя почти не сомневается в том, что очередной ажиотаж среди личного состава Готея вызван риокой. Все последние разы был виноват именно он, и нет причин полагать, что не замешан и теперь, даже спустя столько времени. И оказывается прав. Офицеры 1-го отряда ведут арранкара к Ямамото. Где-то рядом фонит Куросаки, и вместе с ним же слышна хладнокровная сосредоточенность Ренджи. Значит, вернулись… И Джаггерджак, и силы Куросаки. И значит, совсем скоро опять что-то начнет происходить.

Куросаки волнуется, мечется, как пустой в клетке заклинания кидо, а Ренджи укладывает руку ему на плечо и что-то тихо говорит таким тоном, что рыжий моментально сбавляет обороты, выдыхает и перестает вибрировать. Как у Абараи это получается? Одним движением, одним своим видом приструнить их непокорные норовы? Если бы он хоть раз посмотрел так на него, если бы прикоснулся… Бьякуя мог бы умереть, ни о чем не жалея.

Привычные мрачные мысли забивают голову, и он силой сосредотачивается на голосе Ямамото. На этот раз условия жестче – арранкар не просто получает браслет, перекрывающий всю силу, еще ему запрещено покидать гигай, Генсей и Куросаки в течение двух лет. Арранкар слушает молча, злобно ухмыляется, но кивает. Отчего-то тоже спокойно, как будто Абараи и его похлопал по плечу. Бьякуя ожидал вспышки, гнева, срыва, ведь за неповиновение арранкара на этот раз уничтожат. Но тому почти скучно – он уже принял решение и готов ему следовать. И Бьякуя опять не может не поразиться. Не деланной собранности, а тому, как Куросаки и Абараи встречают пустого после собрания. Как смотрят, как говорят. Как будто он – тот, кто стал настолько неотъемлемой частью их жизни, что они без него уже не могут. Бьякуе кажется, что он преувеличивает, но встревоженный взгляд Куросаки, улыбка Ренджи и оскал Джаггерджака не дают сомневаться. Они его приняли. Разношерстная компания риока становится все «цветастее». Кучики закусывает губу и отворачивается. Теперь уже бесполезно о чем-либо жалеть. И он даже не пытается прислушиваться к отголоскам ревности – он уже потерял на нее право, так что незачем теперь вспоминать и бередить душу. Незачем.

А все равно вспоминается. Отряд целый день гудит, перешептывается, полнится слухами и пересказами о былых похождениях «бравой команды». И он не может игнорировать этот назойливый шум. Даже Рукия, пришедшая на ужин в поместье, полна еле сдерживаемого недовольства и сомнений. Кратко пересказывает планы Куросаки на следующие два дня в Сейретее. Фыркает, конечно же, упоминая все эти показательные тренировки, экскурсии и вечеринки – как будто рыжий никогда здесь не был. Но его здесь любят. И многие. Даже Рукия, хоть и пытается выглядеть осуждающе, а все равно не может не вспоминать отдельные сцены и улыбаться слегка, неосознанно. Они на всех оставили свой след.

Следующее утро уныло и пасмурно. Бьякуе тяжело и тоскливо на душе, но он старается не поддаваться этой слабости. Не до нее, когда «гости» все еще на территории 5-го отряда. Хотя нет, уже 6-го. Бьякуя встречает их возле казарм. Ренджи смотрит на Куросаки взволнованно, как будто хочет вцепиться тому в руку. Джаггерджак – с неподдельным интересом и предвкушением. Что они задумали? Куросаки отмахивается от Абараи и шагает к нему.

– Показательный бой, Кучики. Ямамото дал разрешение потренироваться с любым офицером.

Куросаки смотрит с холодной ненавистью в глубине глаз. Острой, как его меч. И не нужно догадываться отчего – Абараи наверняка все ему рассказал, и Куросаки будет мстить за обиду друга. Что ж, давай. Бьякуе этого и надо сейчас. Он все еще не жалеет о содеянном, но прекрасно знает, что ни Абараи, ни Куросаки подобного не простят. И ему хочется получить это «наказание». Хоть так, но на какое-то время внимание Ренджи будет обращено к нему.

Куросаки поднимает занпакто, бьет без предупреждения, секундой позже переходит в банкай, и тренировочный полигон, куда они ушли драться, вздрагивает и стонет от силы удара. И Куросаки не шутит. Он позволяет своей ненависти вырваться на свободу, и Бьякуя почти рад ей. Она – тот ответ, что должен был дать Ренджи. Тот ответ, который был бы логичен и которого он хотел. Ведь Бьякуе есть чем парировать. Неистово и с такой же силой. Я! Хотел! Его! Себе! Я хотел быть с ним! И я был вправе заявить на него свои права! Но не ты, не ты, Куросаки, должен был дать мне этот ответ! Это он должен был возненавидеть меня! И это он должен был прийти к нему с мечом наголо…

Сенбонзакура взвивается лепестками, атакует, подчиняясь каждому движению потока рейяцу, и едва справляется с разошедшимся риокой. Бьякуя слишком поздно понимает, что ему не следовало поддаваться этой провокации, и его, и своей ненависти, потому что этой подачкой делает только хуже – на лице Куросаки появляется маска. Скрипучий смех разносится в воздухе, волнение Абараи бьет током по оголенным нервам, но Джаггерджак его удерживает, желая посмотреть, что будет дальше. А дальше, похоже, будет бой не на жизнь, а на смерть. Кучики пытается справиться с собственным гневом и гневом Куросаки, попавшего в ловушку жажды справедливости, но почти хочет той боли, что приносят удары рыжего. Почти хочет той смерти, что они несут. Той крови, что сейчас заливает косоде и хаори… Крови? Когда он?.. От горячего жара по всему телу тут же сдавливает дыхание, и он чуть не падает на землю, едва удерживаясь в шумпо. Маска над ним хрипит, рычит по-звериному, желая закончить начатое. Но Куросаки останавливается, и с такого расстояния Бьякуе отлично видно каких сил ему это стоило.

– Скажи, Кучики, убить тебя – это единственный способ заставить Ренджи не страдать из-за тебя?

Он цедит злобно, с болью и разочарованием. Маска пропадает, но остается такой взгляд, что Бьякуя действительно предпочел бы умереть – режет по живому.

Мгновением позже рядом с рыжим оказывается Абараи, прикасается осторожно к ладони, улыбается мягко и почти просит.

– Ну что ты, Ичиго… Успокойся…

И не за Бьякую волнуется Ренджи – за Куросаки. Из-за того, что в очередной раз поддается эмоциям там, где его рука должна была быть тверда.

Бьякуя спускается на землю, стискивает зубы от прокатывающейся боли, капает кровью под ноги и уже почти не чувствует всю левую половину тела. Но хуже всего от того, как Ренджи смотрит на Куросаки, как Джаггерджак смотрит на Абараи, а Бьякуя не может смотреть на них всех. Рыжий отталкивает чужие руки, шагает к арранкару, но взгляд прикован к Кучики. Ты хочешь сказать мне что-то еще? Куросаки хватает Джаггерджака за грудки, тянет к своему лицу и впивается голодным поцелуем. Тот удивленно вскидывает брови, но не отстраняется, поддаваясь бушующей страсти, а когда рыжий отпускает, то Бьякуя почти слышит тот горячий судорожный вздох желания, что издает арранкар.