Куросаки ехидничает и злится, когда Исида настойчиво тянет штанину из его руки.

– Хватит. Или пойдем к Иноуэ.

Квинси вырываться перестает и обреченно вздыхает – спорить с рыжим бесполезно.

– Это растяжение. До утра дотерпишь? Где у тебя аптечка?

Исида кивает и наконец смотрит на Улькиорру. Бровь рассечена, на щеке и подбородке темные разводы и скула припухла. Да только в глазах, помимо боли: досада, гнев, презрение, остаточный адреналин, но ни капли страха.

– В верхнем ящике.

И Улькиорра оборачивается к шкафам.

– Что произошло?

Он ставит перед ними небольшую белую коробку, и Куросаки начинает в ней копаться, злобно цедя сквозь зубы.

– Для тебя может быть в новинку, но люди и без всех этих «потусторонних» сил пытаются постоянно друг с другом воевать.

Улькиорра удивленно приподнимает брови – Куросаки читает ему отповедь? И на что он злится?

– Хватит. Он-то тут причем?

Квинси прикрывает глаза, когда Куросаки опускается на колени и начинает накладывать повязку.

– Да знаю я… Извини, Улькиорра. Просто кое-кто опять со своей упертостью…

Рыжий бросает на арранкара короткий взгляд и продолжает бухтеть, колдуя с бинтами.

– Я не просил тебя помогать.

А теперь злится квинси.

– Как обычно.

Куросаки и зол, и обижен, и расстроен. Исида все еще недовольно пыхтит, но он не хотел его обидеть. Это даже Улькиорра понимает. Шинигами заканчивает с повязкой и осторожно прикасается к его лицу, а тот отстраняет его руки.

– Я сам.

– Конечно, сам…

– В ванной есть зеркало, умник.

– Да кто же спорит.

Куросаки надоедает препираться, и он сдается, устало поднимаясь на ноги. Квинси хромает в ванную, а рыжий только вздыхает.

– Приложите лед. Какие таблетки он и сам знает. А утром я приведу Иноуэ.

Куросаки указывает взглядом на оставленную аптечку, намекая, что без помощи Исиде все равно не обойтись. Но раз от него не хочет ее принимать, может у арранкара получится. Невероятно, но он как-то сумел справиться с его гордостью.

– А ты?

– А у меня дома есть персональный врач.

Улькиорра непонимающе хмурится, подозревая, что Куросаки, помимо прочего, еще и головой ударился, раз считает, что Джаггерджак будет ему помогать.

– Да об отце я, об отце! Ну что ты, в самом деле…

Куросаки фыркает, машет рукой на глупые предположения, но кто же знал об этом. Он уходит домой, а Улькиорра направляется к Исиде, прихватив аптечку.

Квинси сидит на бортике ванны, глаза опять закрыты, раненную ногу держит на весу. Улькиорра ставит коробку на раковину, включает воду и мочит полотенце. Исида все еще в прострации, но стоит прикоснуться влажной, холодной тканью к окровавленному виску, как дергается так, что чуть не падает спиной в пустую ванну. Не от боли, от неожиданности. В распахнутых глазах – шок, и Улькиорру почти пугает такая реакция. Разве все не закономерно? От помощи шинигами ты отказался, но остался арранкар, так что вполне логично, что… О. Он, похоже, даже и не подумал бы, что Улькиорра захочет. Что просто не оставит без внимания. Что проявит инициативу. И кажется, «арранкарство» тут ни при чем, раз уж он собрался отказываться от помощи обоих.

– Я все еще не знаю, что произошло.

Улькиорра медленно тянет руку с полотенцем обратно к лицу, не разрывая зрительного контакта. Исида смотрит в ответ, но от повторного прикосновения вздрагивает уже чуть ощутимо, взгляд опускает в пол и пожимает плечами.

– Как и сказал Куросаки, всего лишь местная шпана. Хотели денег вытрясти.

А говорит так, как будто это в порядке вещей. Для Куросаки – может быть – с его-то горячим характером, а вот для квинси…

– «Тихонь» обычно считают слабаками, «легкой добычей».

И вот тут квинси улыбается. Зло, исступленно и очень, очень радостно. И Улькиорра улыбается в ответ – это чувство ему очень знакомо: когда кто-то обманывается твоей внешностью и имеет наглость недооценивать противника. Куросаки был прав – в этом они с квинси действительно похожи.

Гриммджо

***

– Гриммджо-кун, ты только погляди, какой красавец!

Отец настолько радостно разглядывает разукрашенную физиономию сына, что Ичиго почти обижается. А Джаггерджак, отзываясь на веселый окрик, не может не оскалиться на приторный, сладкий запах крови, которым так и веет из прихожей.

– Хорош, ничего не скажешь.

И он просто не может от него оторваться. Смотрит, облизывает взглядом окровавленные губы, тянет носом запахи драки и еле сдерживается от того, чтобы наброситься.

– Очень смешно.

Куросаки фыркает, послушно усаживается на кухне и подставляет лицо и руки под опеку отца. А любвеобильному папаше это только в удовольствие – подлечить сыночка. Рыжий процедуры выдерживает с олимпийским спокойствием. И с ним же выдерживает голодный взгляд арранкара. А потом поднимается в их комнату, и Джаггерджак следует за ним, наступая на пятки. Останавливается за спиной, шумно дышит в затылок, кожей впитывая частицы чужого запаха, и почти урчит.

– И кто же посмел прикоснуться к моей добыче?

Куросаки тут же отталкивается от него локтем, разворачивается и отскакивает к столу.

– Больной что ли? Стану я у них имена спрашивать…

Джаггерджак ухмыляется, стискивает кулаки и тяжело заглатывает воздух. Инстинкт не шепчет на ухо, он орет благим матом. Кто-то прикасался к нему, к его силе и к его противнику. И если последнее можно стерпеть, то первые два пункта обязательны к рассмотрению – это как если бы кто-то плюнул ему на спину. Какой-то слабый, мелкий человечишка посмел своими грязными руками… И он снова рычит и приближается, вцепляясь в плечи мертвой хваткой, чтобы Куросаки тут же болезненно передернулся.

– Да ты чего, Джаггерджак? Они вообще к Исиде пристали. Хорошо, что я его догнал… Черт, больно, отпусти.

Куросаки хмурится. Куросаки удивлен. Куросаки все еще не понимает.

– Да успокойся же ты! Мы их так отделали, что они до сих пор, наверное, в окурках валяются.

Неужели дошло? Или просто нелепое совпадение? Он вырывается, отходит в сторону на шаг и потирает пострадавшие плечи. И смотрит ошарашенно, пугается неожиданного «наезда» – сколько раз Джаггерджак сам бил – было все равно, а кто чужой притронулся – сразу встает на дыбы? С чего бы вдруг? Можно подумать, он его монополизировал и теперь не позволит вообще никому прикасаться.

Нет, все-таки рыжий делает неправильный вывод. Отводит взгляд, смущается, чуть розовеет и наверняка думает, что дело только в том, что арранкар не хочет делиться. И кто из них – дурак, спрашивается? И что, позволить Куросаки обмануться? О, да, пусть думает, что Гриммджо хочет, чтобы он сражался только с ним. Пусть думает, что он важен для него. Когда Джаггерджак вернет себе силу, он покажет глупому шинигами, что она на самом деле значит для него. А пока… Пускай краснеет. Это даже можно использовать. Куросаки ведь такой ребенок еще. Подросток в пубертатном периоде. Что бы с ним ни происходило, а гормоны наверняка дают о себе знать – он не может не думать на определенные темы. Хотя бы иногда. И с этим действительно можно неплохо поразвлечься. Гриммджо раньше даже и не думал о таком, некогда было. А сейчас, в период вынужденного «простоя», можно к единственной отраде в виде драк, добавить еще одну «вариацию» сражения – сыграть на его нервах. О, это, конечно же, опасно с нестабильностью Куросаки, но угроза тут другого рода, так что может и проскочить. С другой стороны, он направит мысли, чувства и энергию шинигами в иное русло, и это даже пойдет на пользу. Может, он даже быстрее восстановится, если к адреналиновым встряскам добавится двусмысленность, чувственность и возбуждение. Интересная идея. Интригующая. Гриммджо косит взглядом на укладывающегося под одеяло Куросаки и понимает, что он ведь даже никогда не думал о рыжем, как об объекте сексуального желания. Да, возбуждение частенько накатывало в драках, но то – на пике ярости, в порыве чувств. Убивать и размножаться – два основных инстинкта человеческой природы, а он тоже когда-то был человеком. Так давно, что уже почти забыл каково это – хотеть кого-то еще и в этом смысле. И теперь Джаггерджак смотрит оценивающе. Начнем с того, что Куросаки – парень. С куда большим удовольствием Джаггерджак завалил бы рыжую одноклассницу Куросаки. Да только тот наверняка бы не позволил. Как же, он еще и так будет ее «защищать». Но, да ладно. Раз они связаны, то на «безрыбье» и Куросаки сойдет. Джаггерджак непривередливый. Или это как-то по-другому называется в их мире? Шинигами в принципе, неплох с физической точки зрения: крепкий, хорошо сложен, натренирован. Засадить в узкую молодую задницу будет большим удовольствием. И правда, где были его мозги раньше? Да только Куросаки ведь не позволит просто так поиметь себя. Он ведь тоже раньше об этом не думал. А теперь Джаггерджак для него в этой ипостаси вдруг представился – и что теперь делать? Куросаки же гордый, наивный и до жути сентиментальный. И это самое плохое сочетание из возможных – просто и быстро не получится. А значит придется загонять, расставлять ловушки и давить, намекать, провоцировать, пока шинигами не сломается. И это будет самым настоящим испытание выдержки Джаггерджака. И это будет самым интересным в его пребывании на грунте. Что ж, тогда начнем.