– Какова вероятность, что Куросаки сорвется, когда пустой появится в следующий раз?

– Хмм… Процентов 70.

– Объективно, Абараи-фукутайчо.

Кучики смотрит строго, не отрываясь, и Ренджи запускает пальцы в хвост, задумчиво дергая пряди.

– Это объективно, тайчо. Джаггерджак не тупой, и после сегодняшнего до него наверняка дошло, что чем больше он задирает Ичиго, тем хуже он сделает себе в итоге. Теперь он за ним присмотрит.

– Что ж, тогда надобности вашего присутствия там больше нет.

– В таком случае вероятность возрастает до 95 процентов. Джаггерджак его однажды доведет, и сорвется Ичиго скорее не из-за пустого, а из-за него. Кто-то должен быть там и остановить, когда запахнет жареным.

– На этот случай там Урахара, квинси и другой арранкар.

– И ни один из них ему не друг и навряд ли сможет достучаться до разума Ичиго, когда его накроет.

Ренджи лукавит, но не собирается сдаваться слишком легко. Бьякую злит эта недоговоренность и неосознанная зависть к величине роли риоки в жизни его лейтенанта. И лейтенанта – в жизни риоки. Но решения он менять не намерен.

– Я прошу разрешить отправляться в Генсей на вызовы по пустым.

Абараи идет на компромисс, и это выбешивает еще сильнее. Тем, что теперь Бьякуя в его глазах продолжает оставаться несгибаемым, холодным тираном, чуждым любым проявлениям чувств. Даже если на самом деле это почти правда.

– Разрешаю. Но не более того.

Хорошо, он сделает этот шаг навстречу. Но не для того, чтобы попустить лейтенантской «тоске по лучшему другу» – только из-за вероятности того самого Армагеддона.

Гриммджо

***

Куросаки приходит в себя достаточно быстро. И, хвала меносу, самим собой. Добавлять себе неприятностей он сейчас не намерен. Досадливо дует на отросшую челку в голубых бликах и осматривает знакомую комнату. Ему уже надоело в ней просыпаться. А потом замечает Иноуэ, склонившуюся над рукой квинси, и тут же тяжело садится.

– Исида, это сделал я?

От того, насколько его голос наполнен суровой обреченностью, Джаггерджака тянет блевать. Стошнить прямо здесь эту исступленную злость на вечно «посыпающего голову пеплом» Куросаки, чтобы стало хоть немного, но легче. Они и так сейчас по уши в дерьме, и не нужно добавлять в него еще и чувство вины. Просто Куросаки сам по себе такой. И навряд ли изменится.

– Нет.

– Честно?

И Гриммджо не может не заскрипеть зубами. И не передразнить.

– Если «честно», то в том состоянии ты бы на такие мелочи не разменивался.

«Ты бы просто оторвал ее голыми руками», – мысль возникает сразу у всех собравшихся. Даже у Иноуэ. И глаза Куросаки вмиг потухают. А Гриммджо снова злится – теперь он точно себя обвинит! Чертов Куросаки!.. Так. Спокойно. Нарвавшись еще раз, лучше он точно не сделает. Никому. И даже ловит предупреждающий взгляд Улькиорры и тут же отмахивается. Идиотом его здесь считает только Шиффер. Джаггерджак фыркает и приваливается к стене. Крамольная мысль посещает голову, и он незаметно прикусывает язык: сейчас как никогда не хватает Абараи, чтобы тот подошел, хлопнул по плечу, навалился и выдал: «Не грузись, Куросаки!» озлобленно-радостным голосом. Чертовой рыжей мямле нужна поддержка, а он так не умеет. Или не научили, или не помнит. В любом случае, хреново. Надо как-то выводить его из этого состояния.

– Ты не помнишь?

Квинси опережает Шиффера на несколько секунд. А то, что Улькиорра хотел спросить, видно и невооруженным глазом.

– Смутно. И примерно с того момента, как мы разделились.

«Чуть позже», – поправляет Джаггерджак про себя и усмехается – Куросаки опять проспал все самое интересное. Правда это не смешно. Значит монохромный пустой в его голове все больше и больше подчиняет его. Не долго быв во внутреннем мире Куросаки, он успел оценить степень безумия пустого: тот не просто его подчинит – он сожрет его со всеми потрохами. И Пантера ему поможет. И на выходе появится кто-то совсем иной. Кто-то навроде вайзарда с силой арранкара или вастолорда, или кого-то еще. А насколько он будет силен, представить еще сложнее. Мало не покажется никому. И значит, Куросаки тоже нужен «ошейник». Не тот, вычурный, которым наградили их, а хороший поводок от самого Гриммджо. Чтобы даже думать не смел свихнуться. Чтобы не лез к пустым – и без него есть кому справляться. А адреналиновую встряску и острые ощущения он ему вполне может и в подвале Урахары обеспечить. Кстати, о Панамочнике. Он, кажется, уже с минуту заискивающе смотрит на Джаггерджака.

– Да и черт с вами.

Он поднимается на ноги и уходит следом за Урахарой в лабораторию. Черт с ним, с этим гигаем. Раз уж на то пошло, тело – не самая большая цена за спокойствие.

А возвращается уже без арранкарской формы – в простых джинсах и черной футболке. Гардероб Абараи пришелся почти впору. Гигай жмет, душит, и ему постоянно хочется прокашляться и расстегнуть ремень на идиотских штанах. Как они вообще в этом ходят? Кватро и под страхом смерти не признался бы, что ему неудобно, но Урахара заверил, что все временно, и скоро он к дискомфорту привыкнет.

Куросаки устало мнется у дверей. Исида и Улькиорра – во дворе в компании Иноуэ.

– Я предупредил отца о тебе.

Ну естественно, ты предупредил. А иначе как тебе еще объяснять «материализовавшегося» соседа? Джаггерджак досадливо фыркает, топчется на месте, а потом разворачивается на выход.

– Ну так и пошли тогда. Я жрать хочу.

Куросаки улыбается, а потом и вовсе прыскает со смеху.

– Ох, Джаггерджак…

И чего смешного? Шинигами точно псих, раз после случившегося может еще смеяться.

На осенний двор наползают теплые сумерки приближающегося вечера. Всей толпой они провожают Иноуэ и расходятся у реки – квинси и Кватро в одну сторону, он с Куросаки – в другую. Рыжий молчит всю дорогу, сосредоточенно о чем-то размышляет, а Джаггерджак не сводит с него взгляда. Определенно, он пытается вспомнить, что творил, будучи под властью пустого. Раньше же он помнил. Но, очевидно, сейчас, с наличием Пантеры, монохромный пустой все больше и больше влияет на его мыслительные процессы.

– Что?

Они почти у дома, и Куросаки останавливается. Мнется, но хочет выяснить все недомолвки сейчас, а не при семье.

– Ничего, Куросаки. Не дергайся.

– Не смей лезть к моим сестрам и…

– Да нужны они мне! Куросаки, я же сказал: не дергайся.

Джаггерджак привычно злится, но это не та злость. Не такая, когда хочется разорвать всех и вся на куски. Даже по отношению к Куросаки. Но злится он именно на него – за то, что считает тупым. Станет он добавлять себе проблем, когда они и так уже по уши вляпались. И уж точно разнообразить их бытовухой он не намерен. Куросаки сомневается, смотрит с подозрением, а потом все-таки кивает, принимая его решение. Дом станет нейтральной территорией, где они будут орать друг на друга вполголоса, но не посмеют тронуть.

– А вот и сыночек пожаловал!

Придурковатый Ишшин, как обычно, вылетает навстречу с хуком. Куросаки, как обычно, уворачивается, и руку перехватывает Джаггерджак.

– Юзу, Карин, это друг Ичиго. Он поживет у нас какое-то время.

Что тот наплел малявкам его не очень-то волнует. Серьезная девчонка смотрит заинтересованно и кивает. Совсем точно так же, как рыжий. Добродушная – улыбается наивно-приторно и приглашает к столу. И Гриммджо хочется взвыть от безысходности. Еще тройку месяцев назад единственным его желанием было убить Куросаки, а сейчас он в его доме, за одним столом с его семьей, и мысли… Мысли путаются, теряются и вообще перестают формироваться, когда он видит насколько напряжен Куросаки в его присутствии. В бою это было бы понятно, а сейчас-то что? Джаггерджак мучается до самой ночи. Ворочается на уже знакомом диване, а потом вдруг понимает, что Куросаки просто-напросто доверился ему. В очередной раз. И почему он думал, что раньше это давалось ему легко? Переступить через себя в сражении – один коленкор, а позволить жить вместе со своей семьей – уже совершенно другой уровень. Но шинигами все равно делает этот шаг. И прекрасно осознает, что делает это, в первую очередь, для себя. Сорваться он может и в доме. И единственным, кто сможет его удержать, будет арранкар. И за эту вероятность тоже нужно платить.