– Давай… – тяжело стонет он ему в губы, и Вуд вздрагивает.

Оливер подкладывает подушку ему под поясницу, сгибает ноги в коленях, заставляя раскрыться полностью и еще больше раскраснеться. Никогда они еще не были так близки. Оливер медленно, неторопливо протискивается в него, возвращает руку на член, начиная подрачивать, и внимательно следит за реакцией Маркуса. Прямо сейчас тот отдается ему и признает, что верит и доверяет. Дойдя до упора, он глубоко целует его, стонет, ласкает, пытаясь отвлечь от боли, и совсем скоро Марк действительно про нее забывает. Руки на члене и поцелуев мало. Он хочет большего. Хочет все, что Оливер может ему дать. Тот начинает размеренно двигаться, и возбуждение бьет под дых, скручивается раскаленным шаром внизу живота и чужих руках, а он не может не податься навстречу.

– Лив… – стонет он чуть слышно, и Вуд почти рычит, ускоряя движения.

Он задыхается от этой власти и контроля над Флинтом. Задыхается осознанием полного обладания им, своим наваждением и сумасшедшей любовью, которая принесла с собой столько же боли, сколько и счастья. Теперь, тот действительно принадлежит ему. И это, пожалуй, значит для Оливера больше, чем для самого Маркуса.

Оргазм накрывает яркой вспышкой перед глазами, долго плавает под веками цветной волной и нехваткой дыхания. Оливер так и остается лежать на нем, медленно, лениво целует прикрытые глаза и ласково гладит пальцами скулы. Руки Маркуса крепко сцепляются на его спине, но Оливер никогда и не захочет из них выбраться. А Флинт не захочет отпустить.

***

Утром накрапывает дождь. Оливер рассматривает пасмурное небо и лениво прихлебывает горячий чай, грея пальцы о кружку. Он легко улыбается, вспоминая прошедшую ночь, впускает сову, принесшую свежие газеты и несколько писем, и не может не жмуриться от переполняющего его счастья. Ну теперь-то Флинт точно от него никуда не денется. Из спальни доносятся торопливые шаги, и на кухне появляется сам Марк, запутавшийся в простыне. Оливер прыскает в кулак, а потом натыкается на злой взгляд с остатками паники в глубине.

– Я сотню раз тебя просил не оставлять меня одного, – тяжело говорит он, и Оливер теряется от этой неожиданной злости.

– Я думал, мы уже переросли это, – он еле удерживается, чтобы не заулыбаться во весь рот, а потом вздрагивает от полыхнувшего взгляда.

Флинт стремительно разворачивается и исчезает в спальне. А Оливер только досадливо чешет затылок и топает следом. Что-то он не уловил, что именно сейчас произошло. На кровати – огромный ком из смятого одеяла, и Оливер опять улыбается. Марк что, обиделся?

– Эй, – зовет он, но тот не отвечает, и Вуд присаживается на край, пытаясь распутать одеяло.

Флинт не поддается, держит крепко, но Оливер все-таки стягивает угол, и то, что он видит, заставляет его тут же выдернуть ткань полностью. Флинт сжат как пружина, колени подтянуты к груди, глаза зажмурены, а челюсть сомкнута на запястье.

– Марк! – тут же задыхается Оливер, хватает его руку и тянет из зубов. – Ну чего ты?! Я же здесь!

Он кое-как вытаскивает руку и обнимает ладонями лицо, зацеловывая.

– Я здесь. Я не уйду. Марк… Ну, посмотри же на меня, – Вуд до чертиков пугается такой реакции. Зачем Флинт так? Неужели для него это было так важно? Он же уже доказал, что верит ему. Откуда этот страх?

Он заставляет его разогнуть колени, ложится рядом, жмется к груди и чувствует, как его тут же обхватывают крепкие руки. Маркус тяжело, сорвано дышит, и Оливер тянется к губам, целует страстно, горячо, стараясь передать все то, что чувствует сейчас к нему. Понемногу Флинт успокаивается. Молчит, стыдясь срыва, но на поцелуи отвечает и дышит легче, прижимая его к себе.

Из постели они выбираются только после полудня. Оливеру нужно на собрание с тренером и командой после вчерашнего матча, а Флинт уходит в свой офис, взяв с Вуда обещание поужинать вместе. У того из-за нервного утра целый день осадок на душе, и гложет смутное беспокойство. Неспроста все это. Марк никогда так не реагировал. Частенько просыпался раньше него или просто невнятно бурчал, притворно надув губы, но никогда не был настолько сильно напуган. И после собрания Оливер собирается навестить Монтегю. Тот обязательно должен что-то об этом знать.

Грэхем на пару с Луной Лавгуд – совладельцы небольшой картинной галереи: полтора десятка художников с сотнями картин для выставок и на продажу. И это то, чем Монтегю всегда хотел заниматься. Не столько рисовать, сколько обладать самыми прекрасными или необычными творениями. Работы Луны его однажды так впечатлили, что он не задумываясь взялся за организацию выставки. А уже потом она сама предложила ему открыть постоянную галерею. С энтузиазмом выпускницы Равенкло и находчивостью слизеринца у них, конечно же, все получилось.

Оливер проходит в светлый кабинет, и Монтегю встречает его крепким рукопожатием, улыбаясь.

– Поздравляю, Оливер. Мы были вчера на игре.

– Спасибо, – возвращает тот улыбку, а Грэхем пускается в рассуждения о повторной победной вечеринке на выходных с друзьями.

– Я с радостью, ты же знаешь, – обещает Вуд, а потом меняет тон на более серьезный. – Но я, вообще-то, по другому вопросу.

Он рассказывает о примирении с Маркусом, а потом - о произошедшем утром, и Монтегю лишь вздыхает.

– Это уже не первый раз, – тяжело начинает он. – После окончания школы при мне такое происходило раза три. А о скольких срывах он мне не рассказал, я и представить не могу.

Оливер от удивления чуть не садится мимо стула. А Грэхем горько усмехается и достает бутылку огневиски. Наливает на дно в два бокала, пододвигает один к Оливеру и продолжает рассказ.

– Послушай, я ведь говорил тебе, что он изменился. Да ты и сам видел. После травмы ему было очень плохо. Он вспоминал о тебе, мучился, начал пить. Да еще и его отец, который только и мог, что давить на него. Заставил пойти на экономический, настаивал, чтобы тот бросил играть. И постепенно, шаг за шагом, Маркус начал сдаваться. Даже по отношению к своим чувствам к тебе. Конечно, после того, как ты вернулся в Лондон, он пришел в себя, вы помирились, а через два года вдруг опять все стало плохо. И я склоняюсь к мысли, что Флинт-старший опять приложил к этому руку. Он стал настаивать на том, чтобы вы расстались, Марк начал психовать, и вылилось это сам знаешь во что. Так что, не удивительно, что он может сорваться из-за накопившегося стресса.

– Я и подумать не мог… – стонет Оливер. Все это было лишь вершиной айсберга - на самом деле, в глубине души Марка скрывались такие переживания и боль. – Он никогда не говорил об этом со мной.

– А об этом просто так и не скажешь, – вздыхает Монтегю, медленно потягивая виски и не отрывая от Вуда внимательного взгляда. – Я пытался поддержать его как мог, но все усилия с легкостью загубил Огюст. Это лишь снаружи Флинт всегда был несдержанным и непробиваемым. А внутри всегда уважал и прислушивался к мнению отца. Ему тяжело было идти наперекор. Да только ты оказался сильнее… А в итоге мы имеем эмоционально-неуравновешенного Марка.

Вуд сосредоточенно слушает и почти не верит своим ушам. Хотя, чего он удивляется? После того, что Огюст сделал с ними, Оливер должен был догадаться, что тот наверняка уже не раз сталкивал Маркуса со своими предубеждениями.

– Оливер, – вдруг с чувством говорит Монтегю. – Только ты сможешь вернуть ему покой. Вы столько лет были непримиримыми соперниками, знали друг о друге все, любили и признавали, несмотря ни на что. Не давай ему снова калечить себя. Как эмоционально, так и физически.

– Меня не нужно об этом просить, Грэхем, – обещает Оливер. – Он от меня больше никуда не денется.

И тот в ответ только болезненно улыбается.

– А ты тоже изменился, я смотрю. Стал жестче.

– Как уж тут не меняться после такого? – вздыхает Вуд.

– И что намерен делать дальше?

– Бороться, – пожимает плечами Оливер как само собой разумеющееся. – За нас.

И теперь улыбка Монтегю – открытая и радостная: упорству гриффиндорцев всегда можно было только позавидовать, их чувства могут измениться, но никогда не иссякнут. Оливер, Фред и Поттер – весьма яркие тому примеры.