– Не может. Я всегда права, – она поднимает жабу за лапу, подносит ее прямо к его лицу, и Оливер вмиг спрыгивает с постели.
– Убери эту гадость!
– Сам убери. Ведь от одного страха ты уже излечился, – смеется Изольда и наступает на него, держа морок наизготовку.
– Да к черту! – вспыхивает Оливер, и жаба раздувается на манер воздушного шарика, забавно суча лапками, а потом торопливо прячется обратно в шкаф.
– 10 штрафных кругов от пруда до опушки, – строго говорит бабушка, и Вуд ей поддакивает.
– А еще она квакать у меня будет все ночи напролет до самого отъезда…
– Все в твоих руках, внук. А теперь - шагом марш ужинать.
***
Через неделю Вуд возвращается в Лондон. Демонстративно сдает Боулу трость, и отметает все попытки врачей заставить его повременить с полетами. Он не сдастся на полпути. Выслушав все предупреждения и наставления колдомедиков, он отбывает в распоряжение тренера. До Кубка - чуть больше двух недель, и ему нужно не просто подготовиться, а заново научиться держаться на метле.
Сперва получается плохо, но уже через пару дней тело полностью вспоминает позабытые рефлексы. К тому же полугодичные тренировки дают о себе знать. Сокомандники встречают его радостными улыбками и поздравлениями, тренируются вместе с ним и тоже не могут не отметить возвращение вратаря в форму. В долгожданных полетах Оливер даже забывает о привычном мандраже перед началом матчей – настолько он рад новой возможности.
На чемпионате они уверенно доходят до финала. Встречаются с «Гончими», и Вуд не может не усмехнуться злорадно. Пусть только попробуют еще раз кого-нибудь из них травмировать – их просто разорвут на части. Оливеру и больно, и тяжело во время игры. Но вместе с тем он испытывает почти мучительную эйфорию и азарт от возможности победить. И они побеждают. Потом и кровью зарабатывают каждый мяч, и не могут сдержать счастливых слез после. Это – ни с чем не сравнимое наслаждение.
Праздничная вечеринка затягивается до утра. Но Оливер уходит почти сразу после полуночи. Колено дает о себе знать, и лучше бы ему выпить обезболивающее зелье, чем пинту сливочного пива. Он лениво трезвеет на диване, наблюдая за веселой компанией игроков, отмечающих в пабе, а потом так же неспешно аппарирует домой. Наутро у него будет болеть все тело. Он так жаждал этой победы и, когда наконец добился, хочет просто удержать чувство полного удовлетворения. И счастливый пьяный дебош для этого совершенно необязателен.
– Слабенькие у тебя запирающие, Вуд, – тихо говорит Флинт из кресла у камина, когда Оливер зажигает в доме свет.
Перед Маркусом початая бутылка огневиски, и он медленно отставляет стакан, поднимаясь ему навстречу. А Оливер так и застывает посреди комнаты. Он не ожидал, что терпение Флинта так быстро иссякнет. С их разговора прошел всего лишь месяц, а он уже не вытерпел и вломился к нему в квартиру.
– Какие есть, – хмыкает Вуд и складывает руки на груди.
Все это время в нем боролись неистовое желание и страх. Он не может так просто отринуть все, что произошло. Марк ведь был всем для него. Почему же сам он для него таким не стал? Оливер может только мысленно вздыхать из-за этого. Как он должен был его любить, чтобы тот ему верил? Что должен был сделать, чтобы у того не осталось ни капли сомнений в любовнике? И что Флинт может сделать теперь, чтобы доказать, что верит?
– Я пришел за тобой, Оливер… – горячо шепчет Маркус, прижимается и укладывает руки на его плечи. – И больше не отпущу…
Оливер позволяет втянуть себя в нежный поцелуй, наполненный тоскливой истомой. Они оба ужасно скучали друг по другу, и Вуду стоит последних сил не поддаться страсти сразу.
Когда он обнаружил Флинта в своем кресле, в нем вдруг проснулась иррациональная злоба: тот его то отталкивает, то неистово жаждет, а он все это терпит. Нужно срочно что-то с этим делать, как-то доказать, вселить в него уверенность в непоколебимости своих чувств. Чтобы у того и мысли не возникло никогда, что он может его предать. И еще вместе с тем ноют уязвленное самолюбие и гордость. Он задел его. Так задел, что Вуд не мог не корчиться от боли. И за это тоже хочется отомстить. Чуть-чуть, совсем немного. Хотя бы месяц заставить его ждать, терзаться и надеяться.
Маркус зацеловывает его щеки, зарывается пальцами в мягкие волосы на затылке, все теснее притягивая к себе. А когда Оливер отвечает такой же страстью, больше не может сдерживать себя. Он подхватывает на руки поджарое тело и шагает в спальню. Пока он дожидался Вуда с вечеринки, еле успокоил свое возбуждение. Он был на матче и видел, как тот летал. Все внутри замирало от горячечной истомы и одержимости этим мужчиной. Хотелось взмыть следом в воздух, прижать к себе и остаться навсегда, безраздельно владея его телом, душой и сердцем. Только если Вуд позволит, если подпустит к себе… Он не шутит: он больше никогда не будет в нем сомневаться.
Флинт вытряхивает любовника из одежды, быстро раздевается сам и не устает любоваться гладкой, теплой кожей, желанием, блеснувшим в прикрытых карих глазах и нежностью, проскальзывающей в каждом ответном прикосновении. Даже когда Вуд стремительно седлал его бедра, соскучившись после очередных своих выездных тренировок, исступленно зацеловывал губы Флинта, лишая возможности дышать, каждое его движение было наполнено этой странной нежностью. Как будто Оливер прикасался к чему-то не просто бесценно-дорогому, а к самой душе. Он любил ее и оберегал. И теперь настала очередь Маркуса.
Он прокладывает дорожку влажных поцелуев от горла к пупку и уже тянется к требующему внимания члену, как Вуд возвращает его обратно к своим губам. Жадно впивается, а потом Маркус вдруг оказывается на спине, а Оливер – на нем. Тяжело дышит в ухо и берет инициативу в свои руки. Покусывает шею, ключицы, с силой гладит плечи, спускается к соскам. И Маркус не может сдержать хриплый стон – Вуд настолько его заводит, что каждое прикосновение бьет током по нервным окончаниям. Оливер проходится губами по животу, чуть разводит его ноги для удобства и неспешно начинает облизывать головку. Другой рукой тянется к яичкам, осторожно мнет и одновременно начинает неглубоко заглатывать. Обычно Маркусу хватало и этого, чтобы нетерпеливо рвануть его на себя, подмять и тут же начать медленно входить. Вот и сейчас он тянется к его губам, порывисто целует и уже собирается поменяться местами, как Вуд не сильно, но крепко прижимает его плечи. Целует в ответ, постанывает, возвращает руку на его член, а потом медленно, ласкающими движениями, спускается ниже, дотрагиваясь до сжатого колечка сфинктера. Флинт на это лишь смешливо приоткрывает глаза и тут же натыкается на внимательный сосредоточенный взгляд. Страсть полыхает наравне с упрямой злобой где-то на дне расширенных во всю радужку зрачков, и Флинт понимает, что тот не шутит.
– Значит, веришь, говоришь?.. – недрогнувшим голосом спрашивает Оливер, продолжая смотреть, и Маркус мгновенно заливается краской, понимая, каких именно доказательств хочет Вуд.
– Да… – шепчет он, встречая взгляд уже без тени страха.
Он готов на все, чтобы его вернуть. Только бы выразить, как он сожалеет о том, что не поверил сразу. И прямо сейчас он отдастся ему без остатка. Они правда не обсуждали смену ролей в постели, и Флинт даже никогда не представлял себе такого, но сейчас вдруг понимает, что Оливеру хотелось. И не раз. Подчинить, заставить почувствовать и отдаться так, целиком и полностью, как делал это сам. И у Флинта не остается возражений. Оливер спускается обратно, возвращает губы на член, а скользкими от смазки пальцами ласкает колечко мышц, проникая неглубоко. Он чуть усиливает темп, подключает язык, но так же упорно и не торопясь продолжает разрабатывать стенки заднего прохода. Флинту и больно, и горячо, и он все еще сходит с ума от влажного жара губ Оливера. Он его хочет, так хочет. Вуд подключает второй палец, касается простаты, и Маркус тут же выгибается. Наслаждение накатывает волной, кипит в венах пенящимся прибоем, и он чуть приподнимает бедра, прося большего. Оливер подключает третий палец, и волна спадает. Да только губы на члене усиливают напор, быстрее двигаясь по стволу, выласкивая. И он больше не может сдержаться, отталкивает его руки и голову и впивается жадным поцелуем. Сейчас, Лив, сейчас. Он готов отдать все, что у него есть за возможность быть рядом.
