– Врешь ты все, – Флинт и злится и пугается такого заявления – а вдруг правда?

– Естественно, вру, – смеется тот. – Ведь я и так видел, как ты на него дрочишь.

За что получает еще один тычок.

– За собой следи, извращенец. Можно подумать ты святой со своими то Уизли, то Блетчли.

– Ну, что поделаешь? Нравятся мне рыжие, – хихикает Монтегю, а сам внутренне удивляется – заметил все-таки.

А ведь он ни словом, ни делом никогда даже не намекал, а Марк все равно увидел его заинтересованность и сделал правильные выводы. Те, кто считают его тупым и недалеким, сильно ошибаются. Все это – фикция, пыль в глаза. Весьма удобная в большинстве случаев.

– Хотя, знаешь, сама идейка неплоха, – вдруг выдает Флинт, и Грэхем от удивления даже сбивается с шага.

– Которая?

– Сблизиться с гриффиндорцами, втереться в доверие, выведать секреты и дезориентировать их на матче, – рассказывает он, и Монтегю злорадно усмехается.

– Правда думаешь, что это сработает? Прости друг, но тебе навряд ли удастся кого-либо из них охмурить с твоим-то характером и внешностью, – сомневается он.

– О, я знаю человека, который мне не откажет, – ухмыляется Флинт, и Грэх понимает, что – вот та хитрость и тайный план, которые добавят красоты и интриги в их последующие отношения. И он с удовольствием в этом поучаствует.

***

– Ненавижу зеленый горошек, – бухтит Рон, ковыряясь вилкой в рагу.

– Так не ешь, – предлагает Гарри, и тут же к ним цепляется проходящий мимо Малфой со своей свитой.

– Что, Потти, учишь Уизела уму-разуму? – ерничает он, и в ответ Рон тут же вскакивает с места.

– Да я тебе сейчас…

Над ним сразу же нависает Крэббо-Гойловская туча, но он не теряется, а пихает одного в сторону, другому отдавливает ногу. Малфой бросается к Гарри, и тот защищается, пиная его под коленку. Начинается бурная возня, и старшие курсы подтягиваются, чтобы их успокоить.

– Гарри, прекрати, – пытается остановить его Вуд, оказавшись ближе всех.

В одной руке у него смятая бумажка, исписанная линиями и стрелками, в другой – стакан томатного сока. И, конечно же, в порыве, он про него забывает, дергает рукой, и подошедшие Монтегю и Флинт оказываются облиты. Маркус сатанеет в момент, кидаясь на Вуда. Младшие поддерживают их нестройным хором и продолжают возиться. Грэхем очищает мантию заклинанием и отходит в сторонку, флегматично наблюдая за кучей дерущихся. И только строгий голос Макгонагалл приводит всех в чувство.

– Немедленно прекратите, – тела застывают, а потом неохотно отрываются друг от друга.

– Это Поттер начал, – тут же врет Драко, на это гриффиндорцы отвечают возмущенными возгласами.

– А вы поддержали, я смотрю, мистер Малфой, – сурово продолжает декан. – С обоих факультетов по 20 баллов.

Она обращает холодный взгляд на Вуда и Флинта.

– А вы, как старшие, должны были остановить потасовку, а не вступать в нее. После уроков - в мой кабинет на отработку, – непреклонно говорит она. – Мистер Монтегю, вас это тоже касается.

– Но…

– В профилактических целях, – заканчивает она и уходит за преподавательский стол.

Спорщики разбредаются по своим местам, сердито посматривая друг на друга. Но наказание – есть наказание.

– Все из-за твоего гороха, Рон, – сердито подводит итог Гермиона.

– Это все из-за Малфоя, – взрывается тот.

– Да тише вы, а то опять попадет, – злится Гарри, и они, наконец, притихают, ожесточенно поглядывая на слизеринский стол.

Там тоже идет недовольная перепалка. Малфой пытается скрыть ехидное удовольствие, а Флинт по привычке переругивается с Монтегю.

– А у меня, между прочим, были планы, – сетует тот.

– У меня тоже – начистить ему морду еще раз, – злобно фыркает Маркус.

– Как думаешь, что за отработку придумает кошатница? – устало спрашивает Монтегю, но Флинт сейчас вряд ли беспокоится об этом.

– Да плевать, – отмахивается тот.

Прямо сейчас все его внимание сосредоточено на гриффиндорском капитане. Кончик языка Вуда скользит по губам, слизывая кровь с царапины, и он ловит себя на том, что не может оторвать от него взгляд.

После уроков они втроем оказываются у кабинета Трансфигурации почти одновременно. Попытались было потолкаться в дверях, но Макгонагалл их быстро остановила. Они рассаживаются за парты, и она осуждающе вздыхает.

– Ваша отработка будет заключаться в эссе. Как минимум на пять пергаментов длиной. Я прекрасно осведомлена о том, что вы двое, – она указывает на Вуда и Флинта, – обожаете квиддич. А вот почему обожаете, вы мне и напишите. Мистер Монтегю, вы можете писать о чем-то другом, что любите, вместо квиддича.

Они потрясенно молчат несколько секунд, а потом Монтегю сдавленно прыскает в кулак. Ну и меры наказания у старой кошки. Капитаны кидают на него злобный взгляд, а Макгонагалл выразительно молчит.

– Приступайте.

Она садится проверять работы пятикурсников, а они склоняются над пергаментами. А ведь это та еще задачка: пять пергаментов – не два и не три. Но стоит только начать, как писанина затягивает. Монтегю пишет о бабочках. Не то, чтобы они были такой уж страстью, но квиддич на их фоне почему-то проигрывает. Однажды на каникулах, пару лет назад, четырехлетний кузен заставил его немало часов провести в саду, отлавливая живых прелестниц. Ребенок, конечно же, мало что в них понимал, но Грэхем проникся. Без фанатизма, но с определенной долей восхищения и любования чем-то мимолетно и незабываемо прекрасным. Как морозный ранний закат или первая гроза. Это, пожалуй, был его единственный «грешок» на поприще сентиментальности, к которому он не относился со скепсисом.

Они корпели чуть больше двух часов. Монтегю даже закончил раньше, дожидаясь Флинта и проверяя ошибки. А Флинт с Вудом опять-таки проявили синхронность, одновременно подорвавшись к преподавательскому столу. Макгонагалл приняла работы, проверила наличие всех пяти листов, вернула обратно и серьезно воззрилась на троицу.

– Мистер Вуд, мистер Флинт, а теперь обменяйтесь…

– Кольцами, – задушено хихикает Монтегю, и опять получает злобные взгляды.

– Работами, – давит декан. – Я надеюсь, это поможет вам лучше понять друг друга и прекратить эти бессмысленные драки. В противном случае, если подобное повторится, я отстраню вас обоих не только от тренировок, но и от игр. Будьте уверены, это в моих силах. А вашу работу, мистер Монтегю, в следующий раз я прочту перед всем потоком. Быть может, это заставит вас перестать быть таким легкомысленным. Теперь можете быть свободны.

Они выходят из кабинета, и Вуд торопливо исчезает.

– Держу пари, там бред полнейший, – хмыкает Маркус, смотря ему вслед.

– Держу пари, Вуд подумал то же самое, – смеется Грэхем.

– А о чем ты писал? – интересуется тот.

– Не скажу, – отмахивается он. – Зная вас – все тайное скоро станет явным, так что пусть будет сюрприз. Что будешь делать, когда тебя отстранят? Она ведь не шутила.

– Не отстранят, – протестует Флинт. – Стоит только не попадаться на глаза и дело с концом.

Монтегю лишь усмехается на это. Старая кошка и не подозревает, что дала им козыри в руки, раскрыла их друг перед другом, и теперь у них найдется еще больше причин для издевательств. Или это был некий тонкий расчет? И она действительно надеялась, что они поймут друг друга и сделают шаг к примирению? Кто знает? В их случае не угадаешь.

– Дашь потом почитать? – улыбается он.

– Да я всю команду заставлю выучить наизусть, – предвкушающе обещает Флинт. – И только попробуйте не воспользоваться этим.

***

«Летать для меня как дышать. Я хочу есть, и я ем, хочу спать – сплю. Хочу летать, и иду на поле. Это естественно. В игре правила не меняются, но каждый раз она – разная. Как новый день, не похожий на вчерашний. Я живу ею…»

Оливер сосредоточенно вылавливает каждое слово. Они выплавляются у него в мозгу индийской мантрой, которую он теперь будет читать каждое утро вместо молитвы. Какой, к черту, индуизм, когда тут такие откровения? Мерлин, он и не знал, что Флинт такой. Ему не важен сейчас слог, ошибки и художественные сравнения. Он читает между строк и видит душу, настолько же увлеченную квиддичем, как и у него. Это не просто игровое соперничество или противостояние факультетов. Они как будто столкнулись сердцем, и Вуд понимает, что больше никогда уже не сможет смотреть на Флинта по-прежнему. Черт, черт, черт… Он не просто не сможет, он не захочет. Теперь, когда он знает, каков тот на самом деле. В десятый раз перечитывая криво исписанные пергаменты, он ловит себя на мысли, что было бы, если… Если бы они были на одном факультете – они бы были непобедимы! Или, если бы были не в Гриффиндоре и Слизерине, – их противостояние было бы только в игре, и они могли бы не ненавидеть друг друга за пределами поля. Возможно, они могли бы даже общаться. Нет, не дружить, но просто хоть раз спокойно поговорить и выяснить, наконец, что же мешает им нормально сосуществовать. Оливер тешит себя надеждой и одновременно пугается подобных мыслей. Если даже сейчас они не хотят ничего сделать со своим противоборством, какой смысл гадать на неизвестное? Даже несмотря на то, что он сидит сейчас на Прорицании.