В себя он приходит в Мунго. В голове мутно и глухо, как в пустом котелке, но боли нет, и это несказанно радует.

– Мистер Эвальд, что со мной? – с трудом сглотнув, спрашивает он прикорнувшего на стуле пожилого тренера, и тот торопится налить ему воды. Ждет пока он напьется, а потом серьезным голосом начинает:

– Все плохо, Оливер.

К неформальному обращению он переходит нечасто и только в особых случаях, и Оливер тут же верит ему. Приходит врач, и все самые страшные предположения Вуда становятся явью.

– Левая коленная чашечка разбита почти в крошево, поврежден мениск, порваны сухожилия, – рассказывает колдомедик.

– Как если бы тебе оторвало ногу, – в сердцах вторит ему тренер и достает трубку.

– На восстановление уйдет почти год, – продолжает колдомедик, кидая предупреждающий взгляд на тренера, и тот, чертыхнувшись, убирает табак обратно в карман. – С магической стороны мы сделали все, что в наших силах, но такие раны должны еще и сами заживать. Плюс реабилитация, которая займет не менее двух месяцев. Поэтому, к играм вы вернетесь не скоро.

– Но, как же… – Оливер пытается справиться с услышанным и переварить. – Через полгода – Кубок…

– Вы не сможете, – давит колдомедик. – В противном случае вы лишь усугубите травму и никогда не вернетесь в строй.

Вуд потрясенно замолкает, а тот оставляет несколько склянок с зельями и уходит. А как только закрывается дверь палаты, Эвальд не удерживается и все-таки закуривает.

– Вот такие вот дела, юноша, – горько говорит он. – Я и сам с этим столкнулся. Лучше уж так, чем навсегда.

– Лучше? Вы и правда думаете, что лучше? – взрывается Оливер, но тот останавливает его резким взмахом руки.

– Да! – не терпящим возражений голосом говорит тренер. – После этого ты еще лет 10 будешь хорошо играть, а сейчас можешь загубить свою карьеру!

– Я буду на Кубке, даже если это будет стоить мне карьеры! – продолжает злиться Вуд. – В прошлый раз мы были третьими! Я не позволю немцам еще раз победить!

– Вот баран упрямый! Ты можешь сделать это и на будущий год! – рычит Эвальд, но Вуд не собирается отступать.

– Я восстановлюсь к этому Кубку, чего бы мне это не стоило! И продолжу играть, – упорствует он.

– Выгоню из команды!

– Только попробуйте! И тогда победы вам не видать! Я не отдам ворота кому-то другому! – распаляется Оливер, а тренер вдруг недобро кривит губы в улыбке.

– Вот ведь чертов наглец! Да я с легкостью найду тебе замену! – фыркает он, а потом вдруг улыбается. – Но твое упорство мне нравится. Сможешь восстановиться и взять Кубок, прощу тебе панибратство со стариком.

Оливер тяжело дышит, удивляется сказанному, а потом безапелляционно заверяет:

– Я не подведу!

Тренер посмеивается, кряхтит, попыхивая трубкой, но не может не радоваться несгибаемому духу вратаря. Он уже «опытный боец», а то, что не теряет своей целеустремленности, делает его по-настоящему профессиональным игроком.

– Ладно, только ты мне вот что скажи, Вуд: как тебя угораздило?

– Я не знаю толком. Мы потолкались, а потом был удар. Наверное, стременем метлы. В атаке ведь и не такое бывает, – пожимает тот плечами.

– То есть, ты уверен, что это было ненамеренно, – прищуривается старик, внимательно следя за реакцией Оливера.

– Не думаю, чтобы кто-то мог нарочно сделать такое. Именно так и именно тогда. Вы ведь не хуже меня знаете, как сложно травмировать игрока, чтобы этого никто не заметил. Да и к тому же, настолько сильно, – отвечает Оливер честно. Он действительно уверен, что произошедшее – лишь случайность. Да, он хороший игрок, но не настолько, чтобы его боялись или пытались вывести из игры таким образом. Гораздо проще было бы спровоцировать нарушение и удалить его из игры. Но не травмировать.

– Что ж, как знаешь. А теперь выздоравливай. Пойду успокою команду и директоров клуба, – усмехается тренер, прощаясь.

Оливер тепло принимает его руку и, наконец, может побыть наедине с самим собой. Левая нога наглухо зафиксирована совсем по-маггловски – гипсом. В центре ноги как будто большой белый камень, который не дает ей двигаться. Вниз от колена он ничего не чувствует, и только теперь приходит страх. Как бы он ни хорохорился перед тренером, а восстановиться ему будет очень и очень сложно. Он стискивает зубы до боли и осторожно ощупывает ногу, все еще до конца не веря в произошедшее. Что ж, но в любом случае, он – не первый, кто через это проходит. Да он иногда травмировался на матчах, но еще никогда – настолько серьезно. Он сосредоточенно вдыхает-выдыхает, прикрывает глаза, пытаясь угомонить панику и примириться с положением дел. Он выдержит. Он обязан. Квиддич – это то, на чем держится сейчас вся его жизнь, и он не может ни потерять, ни отказаться от него. Ни за что.

Вечером его навещают близнецы с Монтегю. Совсем недавно он спровадил распереживавшегося отца и рад переключиться на неунывающую компанию. Они внимательно выслушивают рассказ и соглашаются с намерением поправиться в кратчайшие сроки. Все, что угодно, только бы не апатия или депрессия. Близнецы даже «для поднятия боевого духа» расписывают его повязку неизвестно где взятыми цветными чернилами, смеясь и поощряя своего капитана.

Колдомедик, увидевший цветастое колено наутро, был в недоумении, а потом тоже развеселился. Фиксацию снимут лишь через два месяца, так что она вполне может побыть полноправным украшением пациента.

А еще через день к нему заглядывает Алисия. Он опять пересказывает свою историю, а та слушает и с каждым словом хмурится все больше. Встает, начинает ходить из угла в угол, нервно сжимая пальцы, и Оливер тут же стремится ее успокоить.

– Ал, ну, хватит. Это я должен так сильно переживать, а не ты, – улыбается он. – Зато, согласись, игра была великолепной. Я отправлял тебе два билета, скажи, что ты пригласила Боула.

Он начинает хихикать, подначивая ее, а та, вспыхнув, останавливается.

– Оливер! К черту Боула, сейчас разговор не о том! – восклицает она со злостью, и он теряется под ее напором. – Есть кое-что…

Алисия замолкает, а потом устало присаживается к нему на кровать.

– Есть кое-что, с чем я должна была бы уже давно идти в свой отдел, – начинает она, собравшись. – Но сначала я решила поговорить с тобой.

– Ты меня пугаешь, Ал, – тушуется Оливер.

– Я бы и сама хотела быть только напуганной, – вздыхает она и больше не может оттягивать неприятные известия. – Флинта видели на матче.

Вуд застывает на мгновение, прикрывает глаза, справляясь со вмиг вспыхнувшей надеждой и болью. Как бы он ни храбрился, но ему все равно страшно. И больше всего сейчас он бы хотел видеть Марка в своей палате. Вместо друзей, даже вместо отца. Ему стыдно за эти мысли, но предательское сердце никак не может отпустить предмет вожделения.

– Что ж… Никто не запрещал ему смотреть, – хоть и с трудом, но он проговаривает это абсолютно ровным голосом.

– На стороне немцев.

– И болеть за любую команду, – сердце опять екает, и он только грустно усмехается.

– Я не об этом, Оливер, – Алисия берет его за руку и тут же превращается из подруги в аврора. – Его видели перед матчем с одним из игроков «Гончих». Кажется, с загонщиком. Это не наводит тебя ни на какие мысли?

Вуд удивленно распахивает глаза, но не может вымолвить ни слова.

– Лив, это может быть местью… – начинает она, и тот тут же яростно перебивает.

– Это не мог быть он! Не мог! Он бы никогда так со мной не поступил, – горячо говорит Оливер, приходя в ужас от такого предположения. – Он сам получил травму, и знает насколько это мучительно, он бы не мог…

– Но он считает, что ты его предал, – продолжает настаивать Спиннет. – Чем не повод причинить тебе боль?

– Нет, – отрезает Оливер, успокаиваясь и отметая чудовищную догадку, как совершенно невозможную. – Он не делал этого. Я ему верю.

– Хорошо, именно так я и подумала, – вдруг улыбается она, и Вуд опять удивляется.

– Тогда зачем?..

– Затем, что должна была подтвердить те выводы, до которых дошла сама, – поясняет Алисия и снова становится серьезной. – И, раз это не он, то у нас остается только один подозреваемый.