И Джон бы и рад ответить, что нет, не сломал, но на нем же и так это написано. Крупными буквами. Хидден снова смеется, а потом уходит курить за медицинский блок, и Ватсон идет следом – передохнуть пять минут от рутины. И только потому, что Густав, по всей видимости, очень настоятельно «попросил» Брэда молчать об увиденном, Джон готов его слушать, когда тот начинает посвящать его в ту самую «теоретическую базу».

Это бред, похлеще того, которым их пичкал когда-то местный аксакал. Но если Джон не сомневается в случившемся неделю назад, то и первую встречу не должен сбрасывать со счетов. К тому же «бред» оказывается вполне осознанным и рациональным – с четкой последовательностью действий, причинами и следствиями. Не всегда, конечно, и о половине этих суеверных штучек Ватсон уже слышал, но это была и есть – информация. Которой в этой изменившейся реальности, похоже, придется пользоваться. Густав говорит о мерах предосторожности: не наступать на трещины в надгробиях, не разговаривать во сне с мертвыми, не поминать всуе то, от чего можешь огрести, не дышать и не шевелиться, завидя сверхъестественное, и уж точно, не переходить ему дорогу. Рассказывает о верных средствах защиты: железо, соль, амулеты, травы, порох, масло, воск, молоко. Серебро и святая вода – в редких случаях – к счастью Джона, и только потому, что нечисти, по большей части, плевать на религии. Джон заставляет себя воспринимать это все всерьез, и Густав, докурив, советует уже без улыбки.

– Придет в третий раз, и от твоего скепсиса не останется и следа, док. Поэтому пока пораскинь мозгами и подумай, чем ты ему так приглянулся, – говорит Хидден. – Главное: будь осторожней с кровью – такие твари ее очень любят.

Ватсон все еще не до конца воспринимает подобную реальность, но справедливо решает: предупрежден, значит, вооружен – а он ведь и так солдат. Даже если поле битвы – малиновое и эфемерное, а призрачный условный враг – лишь раз облизал его руку.

***

Он навряд ли чего-то боится в этой жизни. Смерти – как и все, потерять возможности, не спасти. Но он не собирается бояться еще и этого. Этого – невнятного, паранормального и непредсказуемого. Джон – врач – он отлично знает, как устроен человеческий организм. Джон – солдат – он знает, как убивать быстро, бесшумно и почти безболезненно. Джон – парадокс, как и любой военный доктор – ему приходится спасать и убивать одновременно. Ему не нужно досконально знать физику, химию и математику, чтобы понимать устройство вселенной. Но теперь он знает еще кое-что об изнанке этого мира, вот только навряд ли хочет еще раз встретиться с ней. Ему и так «не скучно» в этой его жизни одной ногой в могиле, и он бы точно не хотел, чтобы «убивающих» факторов в ней прибавилось.

Но от его желания тут ничего не зависит. Брэд обходит его стороной, но, слава Богу, с Густавом общаться не прекращает. Джон действительно рад, что не погряз в новой волне слухов, но даже если военные – не самый суеверный народ, а Ватсон все равно слышит пересказываемые из уст в уста страшилки. Периодически, на краю сознания, но неустанно – что заставляет навострить уши.

Через месяц после «близкого контакта» они все еще живы, так что он собирается расслабиться и просто слушать, а не целенаправленно собирать информацию. А потом замечает старую ржавую подкову, выглядывающую из ниши над входной дверью в казарму… И где они только ее нашли, ведь ближайшее поселение в сотне миль, но и там – лишь ишаки да мулы? На этот раз Джону становится дурно в ясный прохладный полдень перед обедом – такое ощущение, что за ним следят в прицел снайперской винтовки. Внимательно, неотрывно и с одной только целью. Он силой заставляет себя не оборачиваться и гонит все сомнительные мысли. Он – доктор и солдат, и никогда не был трусом – не собирается становиться им и теперь. Что бы ни произошло. Он уверен, что уже видел самые страшные из кошмаров воочию.

Для того, чтобы успокоить себя, ему даже не приходится прикладывать усилий – ближе к новому году их начинают перебрасывать с базы на базу, гоняют по скалам, как горных козлов, а грохот артобстрела теперь роднее стука собственного сердца – думать о чем-либо отвлеченном совершенно некогда. К весне Джон уже устал отмывать руки от крови в ледяных ручьях, а лето, неожиданно, наполнено краткими передышками между наступлениями. Ватсон латает парней, как заправский портной, всегда отказывает себе во второй порции виски, помня про предрасположенность, а как только жара спадает, снова слышит черные анекдоты у костра на привале, от постовых на въезде в часть и даже от подчиненных медбратьев в медицинском блоке.

Джон снова сомневается в том, что видел и слышал – после всего пережитого не идет ни в какое сравнение. Даже если и выделяется на фоне. Он еще раз вспоминает все, что успел узнать, и отодвигает все это в сторону – даже если оно и существует взаправду, он и так уже в месте, которым правит смерть. Хотя… а не поэтому ли? Чужая страна, оросившая свои земли кровью, с целым Талмудом собственных преданий и легионом нечисти – чем не благодатная почва для всей этой небывальщины? Философствовать Джону тоже некогда – он решает действовать по ситуации, а о проблемах будет задумываться по мере их поступления. Серьезно, шастай призраки к нему в гости каждое полнолуние, он бы уже давно всем этим озаботился. А так – «шастают» раз в год – для человека достаточный срок, чтобы успеть забыть и успокоиться. И все же…

Все же с наступлением осени он периодически неосознанно волнуется. Не накручивает, но по ночам во снах все равно сплошная сумятица. Джон плюет с досады и начинает принимать половину рекомендованной дозы снотворного – скорее надеется не на седативный эффект, а на эффект плацебо. Но это очень слабое утешение для того, кто знает, что очередной Хэллоуин опять пойдет наперекосяк. Так и получается: в последнюю неделю октября у них вылазка на базу противника. Короткий бой, тактическое отступление, снова марш-бросок по скалам, а в конце – засада. Они уходят группой в 15 человек – теперь их 13, а Марк и Сэм – на дне ущелья. Ватсон констатирует смерть и передает командиру точные координаты местоположения тел – они вернутся, они обязательно за ними вернутся. Даже если к утру никто из них не выживет.

За перевалом оказывается пологая равнина. Они спускаются на нее в сумерках и почти бесшумно двигаются в стороне от дороги – слабое утешение – Джон в таком состоянии, что с радостью скормил бы хотя бы одного вражеского снайпера «нечистой силе». К ночи они попадают на старое разрушенное кладбище. Устраивают привал и никоим образом не собираются беспокоить давно усопших. Просто полуразвалившиеся склепы, валуны вместо надгробий и нагромождение каменных осколков – неплохое укрытие на хорошо просматриваемой местности недалеко от тракта.

Сначала Джон надеется, что это такая шутка – попасть в Хэллоуин на кладбище. Он ведь уже понадеялся, что это его «невезение» закончилось и больше никто из-за него не умрет, но похоже, у судьбы на него другие планы. Он обзывает себя паникером, а потом неожиданно соображает, что на самом деле все не так плохо – ведь на кладбище в эту ночь он может никого и не встретить – ведь «под носом не ищут». Если рассудить, то встань сейчас из могил мертвецы, и он легко может спрятаться среди них от одного конкретного призрака. Глупо и несерьезно так думать, но и на защитную татуировку он тоже не уповает. Вот это было глупо, и Ватсон обругал себя десять раз уже по факту, и все равно не мог взять в толк, как парням удалось его уговорить. Идиотизм чистой воды только потому, что Джон набивает универсальный защитный символ с этой целью. А не из-за суеверных чаяний солдатского братства. Слава Богу, ему хватило ума остановиться на минимальном размере, а поместить – над подмышкой в центре плеча – под лямкой майки не будет видно. Он ничего не имеет против тату, но если бы собрался ее делать, то хотел бы выбрать что-нибудь «одухотворенное», значимое и по другому поводу. Теперь же, это – его признание в своем страхе. Ну или, на худой конец, память об Уго, но все это – все еще отговорки, и Джон бросает посыпать голову пеплом. Прямо сейчас стоит выдохнуть и дождаться полуночи, а потом посмотреть, что из этого сработает: «проклятие» или защита.