***

Он пьет, почти не чувствуя вкуса крепкого хорошего алкоголя – Скотти поделился своими запасами и даже поначалу составлял компанию, но в течение вечера они все равно разошлись по разным столикам. Мон ушел к своим механикам, Чехов с Сулу присоединились к группе молодых энсинов и, кажется, устроили игру «кто кого перепьет», Ухура была с кем-то из офицеров, у которого тоже был «гость», а Спок вообще не пришел. Хотя Леонард предупреждал его отдельно и теперь может с чистой совестью исполнить все те кары, что наобещал за пропуск этого сабантуя. Прямо сейчас он нужен Леонарду. Потому что прямо сейчас он сам нужен Споку. Иначе они оба свихнутся от осознания того, что с ними произошло.

Спок появляется уже совсем поздним вечером, тогда, когда у Маккоя пространство перед глазами плывет и двоится.

– Доктор Маккой, вам уже достаточно, – у вулканца все еще мешки под глазами, а голос глуше на полтона – наверняка кто-нибудь из ученых продолжил выносить ему мозги даже после того, как заседание закончилось.

– Я пьян и что? Разве человек, который таскает свое дерьмо из одного конца галактики в другой, чтобы, как оказывается, понять, чего он стоит, не может напиться? Скажи мне, Спок, это ли не наша миссия? – он с силой ставит стакан на стол, проливая несколько капель, и вулканец предсказуемо морщится.

– Вы знаете, что это не так.

– А что тогда? Мы в этих гребанных тарелках на супер-скоростях… легко можем сдохнуть: замерзнуть, изжариться, задохнуться – так, что в конце только кости будут стучать о металл, кружась по ньютоновским орбитам с поправками каких-нибудь Эйнштейнов… Погремушки прогресса! А для чего это, Спок? Для того, чтобы искать новые миры и новых людей? И вот мы нашли! На свою задницу! Только не говори мне, что не думал об этом! Все наши дерьмовые науки занимаются только тем, как что-то делается, а не тем, почему это делается. С какой целью? Чтобы мы однажды нашли этот чертов океан и поучаствовали в психологической вивисекции?

Леонард знает, что его несет – он не может остановить поток этих вопросов, впав в такое отчаяние, в котором не был с самой смерти Джима. Но вот она случилась опять – и здравствуй, родное безумие.

– Мы, «рыцари святого контакта», все исследуем что-то, ставим эксперименты… а когда сами оказались на предметном стекле, по уши в собственном дерьме, наша миссия уже не так благородна, а?

Споку нечего ему на это ответить. Но даже если бы и было, Леонард не уверен, что смог бы запомнить его слова. Прямо сейчас ему нужно выплеснуть то, что накипело. Всю свою боль – даже тогда, когда у вулканца собственной – столько же и больше. Леонард просто хочет понять.

– Что это было, Спок? Наказание за нашу самонадеянность? Мол, смотрите, вы, таскаетесь по галактикам, ищите новые миры, мечтая передать свои ценности, а взамен принять чужое наследие, но на самом деле, вы лишь ищите собственный идеализированный образ! Мы притащили ему свой дистиллят добродетели и героический монумент Цивилизации, но когда их не приняли, мы не смогли с этим смириться. Бах! «Вспышка света и все»!

А еще он истово хочет, чтобы Спок перестал смотреть на него с жалостью и себя жалеть перестал. Этот чертов океан перетряхнул их мозги до самого основания только для того, чтобы они наконец поняли, кто они на самом деле и в чем их миссия заключается.

– Думаешь, я не читал выкладки Квондре? А знаешь, кто их увидел даже первее тебя? «Гость» твой – Чехов мне признался, что вскрыл для него систему. И вот «гость» этот сразу понял, в чем тут подвох, и сбежал!

Он снова собирается хлопнуть стаканом о столешницу, уже всерьез разозлившись, но Спок перехватывает его руку.

– Вы не в состоянии строить подобные гипотезы.

– Да? Да, я могу быть неправ. А ты что же? Считаешь, что это был… «дар»? Инопланетная жижа вернула нам Джима, чтобы ты наконец перестал по нему убиваться? Чтобы Чехов наконец признал себя достойным офицером? Чтобы у Сулу была полная семья, а Скотти и Ухура перестали себя винить в смерти близких людей? Чтобы все мы начали заново – без ошибок, без лжи, без молчания? Да ты оптимист!

– Закончим этот разговор, – Спок поднимается на ноги и Леонарда тянет за локоть, вынуждая встать и отправиться по разным номерам отеля. А Маккой может только запинаться по пути, сглатывать тяжелый ком в горле и просить и себя, и Спока.

– Не вздумай ни в чем себя винить. Слышишь? Никто не виноват в том, что происходит. Никто уже не сможет это исправить. Никто не сможет нам их заменить… Просто живи! Разве ты не видишь, что именно этого он добивался? Мы должны были сразу понять, что эти «гости» – не наша совесть, а – его попытка показать нам, насколько тщетны наши муки. Насколько мы тщедушны и мелочны…

***

Волнение в научных кругах не утихает месяцами. Одно поразительное открытие следует за другим. Через год на орбите Соляриса – полноценная высоко оснащенная исследовательская станция с экипажем больше полутысячи ученых. Океан великодушно позволяет себя исследовать, вот только «гости» больше не появляются. «Энтерпрайз» остается в этом первопроходцем, а ученые надеются, что однажды тоже смогут изучить этот феномен. Спок бы предостерег их, но боится, что не сможет сделать это беспристрастно. Все еще не может.

Ни через год, ни через два, ни через два с половиной – когда «Энтерпрайз» наконец причаливает в доках Земли, закончив миссию, а сам он подает в Адмиралтейство прошение об отставке. Он все еще не может закрыть этот гештальт. Даже если в чем-то и согласен с Леонардом, когда тот начинает повышать голос.

– Ты – сумасшедший! Слышишь? Ты – псих, Спок! Какого черта ты опять собрался ввязаться с это дерьмо?!

– Мои психологические показатели в норме – вы сами проверяли их несколько дней назад, – спокойно парирует он. Помня, с каким трудом ему далось это решение, и отчасти удивляясь, что он все-таки смог побороть сомнения. Помня, какой скандал устроил Леонард, услышав об отставке, и как на него смотрели офицеры мостика.

– Я в них больше не уверен! – рычит Маккой. – Ты – как гребанный фетишист, который влюбился в грязный лоскут ткани! Стыдишься его, но все равно превозносишь все свои чувства!

– Это – только ваше мнение. Я отправляюсь на станцию к Солярису только для его дальнейшего изучения, – и в этом Леонард может быть прав, но это только одна сторона медали.

– А я о чем говорю?! Ты уже был там один раз – неужели недостаточно? Мы добились его, этого контакта, и получили в ответ увеличенную, как под микроскопом, нашу собственную чудовищную безобразность! Шутовство и позор! Так какого ляда? Только не говори мне, что ты снова надеешься встретить…

– Нет, – Спок обрывает его на полуслове, но продолжает смотреть на Маккоя с непоколебимой решимостью. – Только работа.

Но Леонард не верит ему. Он видит это, хоть доктор и успокаивается. Перестает нервно метаться по комнате в квартире Спока на Земле, присаживается на диван и долго молчит, прежде чем в последний раз попытаться его отговорить.

– Он же слепой, Спок… Я долго думал над этим и понял: он не видит в нас нас. Мы не существуем для него так, как друг для друга. Мы опознаем отдельных индивидуумов по лицам, фигурам, речи, а для него это – прозрачное стекло – он не видит разницы. Он просто читает нас, как сводку погоды на информационном табло…

– Но если бы он захотел, он бы смог понять смысл «прочитанного», – Спок знает, что ступает на зыбкую почву философствований, но ему интересна интерпретация Маккоя, как человека. Это тоже может пригодиться в его исследовании.

– Он не обязан понимать, что это значит! Это все равно как если бы мы сами создали одну из его формаций – симметриаду, к примеру. Зная ее архитектуру, технологию создания и состав строительного материала, но не понимая, для чего она ему служит.

– Да. И в таком случае, не думаешь, что его мотивы могли быть не теми, что ты определил? Возможно, он совсем не хотел напугать нас, унизить или причинить боль, – Леонард только шокировано качает головой, а Спок позволяет себе легкую полуулыбку. Он полагает, что выиграл этот спор. А доктор может сколько угодно сокрушаться по поводу его психологического здоровья, пренебрежительно фыркать и прибегать к излюбленному сарказму. Он знает, что Спок не остановится, и все-таки принимает это.