— Мой, — пролепетала Йена и склонилась над братом. — Как ты?..

Файлэнг снова исчез. Без звука и колыхания воздуха. Йена покрутила головой, но вокруг была только тьма. Самая обычная, ночная.

Ночь сражения со скверной осталась позади. Для всех ведэ и их поводырей она окончилась благополучно, все вернулись домой целыми и относительно невредимыми. Люди в деревне ликовали, они праздновали их победу как свою собственную. Уже третий день разжигались костры, на которых раз за разом сгорали сделанные из соломы чучела волков.

Йена на празднества не ходила. Она безучастно смотрела на горящие костры из окна, задумчивая и грустная. Ей было жаль пожираемых пламенем соломенных волков, ведь перед её взором вновь и вновь появлялся совсем не злой мальчик-изверг в звериной маске. Как ему не холодно в обветшалой курточке? Без варежек и шапки? Йена вспоминала торчащие из дырявых рукавов худые бледные запястья и тяжко вздыхала. И это против таких как он они сражаются?..

Йомалю Йена ничего не сказала про Файлэнга. Коротко объяснила-соврала, как они оказались так далеко от места боя. Мол, испугалась, убежала и позвала тебя, а ты так вымотался, что сразу, как пришёл, уснул. Йомаль поверил. Он был рад, что всё обошлось.

Ночь тревожила Йену, и сон совсем не шёл к ней. Йена долго ворочалась с бока на бок, пока Йомаль не заворчал на неё. Наконец, она слезла с печи, на цыпочках, чтобы не разбудить домашних, прокралась в сени и с ногами залезла на высокую лавку под маленьким круглым оконцем. Луна, ущербная с одного края, ярким пятном висела в затянутом облачной пеленой небе и слабо освещала двор зловещим мертвенно-голубоватым светом. Белые тени метели носились в её холодных лучах бесплотными призраками, налетая на изгороди и заборы, спотыкались об них, если призраки умеют спотыкаться, и рассеивались по ветру.

Йена подтянула к груди и обняла колени. Поёжилась. Ей с детства нравилось фантазировать и представлять, как там, за стенами избы, по ночам блуждают духи зверей и птиц, которых зима забрала морозами и голодом. Нравилось то ощущение, когда придуманный страх пробирает до мурашек, но заставляет вновь и вновь вглядываться в ночной мрак — не промелькнёт ли тенью дух лисицы или медведя? — ловя с замиранием сердца каждое мимолётное движение.

Тень длинной косой чертой легла на двор и тут же исчезла. Йена сморгнула и потёрла глаза. Показалось? Собаки молчали, тихо потрескивала печь в избе, остывая, на ней громко сопел Йомаль. Тень промелькнула снова, и Йена встрепенулась, подтянулась к окошку, вцепилась руками в подоконник и вгляделась в полутьму.

Изверг вышел на лунный свет, пряча ладони под мышками и напряжённо озираясь. Маска снова была при нём, на этот раз сдвинутая набок. Он заметил Йену в окошке и кивнул ей. Йена испугалась и спряталась за подоконником. Подождала, когда ухнувшее в живот сердце вернётся обратно на своё место, и осторожно выглянула снова. Файлэнг, казалось, стоял уже намного ближе к избе. Метель трепала ему короткие волосы, дыбила их ёжиком и бросала непослушную чёлку на полные укора глаза. Йена вздохнула, досчитала про себя до десяти и сползла с лавки. Обмирая от страха, подошла к двери и, поколебавшись, отодвинула засов. Дверь отворилась с ужасным скрипом, и Йена испуганно обернулась — не услышал ли кто? В избе все крепко спали. Тогда она сунула ноги в унты, накинула на плечи тулупчик и вышла во двор.

— Ну, наконец-то! — Файлэнг отряхнулся как собака и недружелюбно покосился на неё. — Я уж думал, замёрзну тут насмерть!

Йена промолчала. Она не знала, что говорить этому извергу, да и язык у неё совсем не хотел поворачиваться во рту, сделавшись мягким и безвольным.

— Как твой ведэ? — спросил Файлэнг. — Жив?

Йена кивнула и опустила голову. Файлэнг поднял бровь и слегка наклонился вперёд.

— А ты? — спросил он. — На вид — не очень.

Йена опустила голову ещё ниже. Да что с ней такое?! Откуда это чувство стыда непонятно за что? Этот стыд моментально вытеснил страх, что она один-на-один с извергом, ночью, без оружия и без своего ведэ. Файлэнг вздохнул и выпрямился. Он пошарил у себя за пазухой.

— Вот, держи.

Йена робко подняла глаза и уставилась на протянутую ей флейту.

— Что это? — вырвалось у неё.

— Твоя флейта, — терпеливо ответил Файлэнг и потряс рукой. — Берёшь, нет?

— Беру, — Йена потянулась к флейте и отдёрнула руку, побоявшись коснуться пальцев изверга.

Файлэнг поджал губы, бросил флейту на снег.

— Дело твоё.

Он развернулся, вероятно, чтобы снова исчезнуть в ночи, но стрела, коротко свистнув, вошла ему под левую лопатку. Йена тоненько вскрикнула, прикрыв рот ладонями, и обернулась. На пороге избы стоял растрёпанный Йомаль с диким взглядом. Он медленно опускал лук.

Файлэнг удивлённо потрогал высунувшийся из груди наконечник стрелы, покачнулся и рухнул в снег. Йомаль подбежал к сестре, с ужасом глянул на упавшего юношу и на растекающуюся под ним чёрную лужу.

— Я думал, это осквернённый! — он показал пальцем на маску волка.

— Это человек! — Йена в отчаянии всплеснула руками. — Ты подстрелил человека, Йома!

— Но что он… кто он?

— Потом! — Йена присела рядом с Файлэнгом, дотронулась до его спины. — Он дышит! Йома, брат! Надо отнести его в сарай, пока родители не проснулись. Помоги мне!

Йена попыталась сама поднять юношу, но Йомаль отпихнул её, подхватил изверга под мышки и поволок к сараю.

— Замети кровь, — сказал он сестре.

В сарае было тепло. Собаки повскакивали в своих клетях, молча и настороженно поглядывая на пыхтевшего под тяжестью юноши Йомаля. Мальчик дотащил Файлэнга до угла с наваленным сеном и аккуратно опустил его на пол. Оглядел на четверть высунувшуюся из раны стрелу. Цокнул языком и выбежал из сарая.

— Я принесу воду и полотенца! — негромко крикнул он на бегу подметавшей двор сестре.

Когда Йомаль вернулся, Йена уже сидела рядом с Файлэнгом, маленьким ножиком распарывая ветхую ткань на его груди. Маска лежала рядом на соломе. Йомаль нахмурился, увидев грязную бледную кожу и сильно проступающие под ней рёбра. Наконечник стрелы торчал чуть ниже родимого пятна в виде замершего в броске волка.

— Он — ведэ? — Йомаль поставил миску с водой на пол, положил рядом чистые полотенца.

— Зажми вот тут, — Йена чиркнула ножиком по древку стрелы и переломила его.

Файлэнг дёрнулся и застонал, но Йомаль крепко зажал рану полотенцем, а сестра быстро выдернула древко.

— Надо промыть и затянуть потуже, — Йена смочила полотенце в воде, кивнула брату и, когда тот приподнял Файлэнга, обтёрла рану сначала на спине, потом на груди. Наложила полотенца толстым слоем с обеих сторон, стащила с тулупчика поясок и туго обвязала им торс юноши.

— Он не ведэ, брат, — наконец ответила Йена. — Он — изверг.

— Кто?! — от удивления Йомаль вскрикнул слишком громко, и собаки, заволновавшись, заскулили.

— Тише! Перебудишь всех!

— Но Йена, изверг?!

— Он… не такой, как все они. Не такой, каких нам описывали. Скорее он похож на нас с тобой.

— Но его убьют, если найдут здесь! И нас заодно!

— Не найдут, если ты никому не расскажешь. Мы перенесём его в землянку под сараем. Йома, — Йена серьёзно посмотрела на брата. — Я тебе не всё сказала про недавний бой. Этот изверг спас меня и нашёл тебя. Принёс мне на руках.

Йомаль насупился:

— Но почему? Зачем ему помогать нам?

— Я не знаю, брат. Спросишь его сам, когда он поправится.

Файлэнг пробыл в беспамятстве двое суток. Он бредил и метался во сне, постоянно неразборчиво кого-то звал. Его рана сильно воспалилась и кровоточила, никак не желая заживать. Йена со страхом глядела на раненого изверга, то и дело прикладывала к его горячему, покрытому испариной лбу смоченную водой тряпочку. Она почти не отходила от него, бывало, даже спала с ним в землянке под сараем, сославшись дома на небольшую хандру и желание побыть в одиночестве. Поводыри хандрили часто, и на отсутствие девочки никто не обратил особого внимания.