Однако вскоре вслед за отмеченными Тьмой детьми начали появляться дети-поводыри. Они были светлыми и чистыми, как погожий весенний день, и могли песней или музыкой укрощать Тьму в сердцах и душах, направлять разрушительную энергию скверны на борьбу с самой скверной. Обычно каждому отмеченному Тьмой всегда находился свой, подходящий только ему, поводырь. Детей с поводырями стали называть ведэ.

Йомаль родился с очень большим родимым пятном, и это сильно напугало его родителей. Мало того, что чёрная клякса расползлась почти по всей груди мальчика, так она ещё имела вид оскаленного волка, что сразу напоминало людям об извергах. Йомаля почти заклеймили проклятым, но тут у его родителей через год родилась дочь, которая оказалась поводырём для мальчика. Так Йомаль стал ведэ.

Йомалю стукнуло пятнадцать, когда он впервые вышел на бой со скверной. Они с сестрой много тренировались раньше, но никакая тренировка не могла сравниться с настоящим сражением.

Колокол на деревянной башне у частокола тревожным звоном разбудил деревню. В лиловом ночном сумраке замелькали факелы, собаки истошно завыли и попрятались в будки, забегали люди. Отовсюду слышался крик: «Осквернённые! Осквернённые у ворот!».

Йомаль вместе с сестрой Йеной, на ходу подпоясывая тулупчики и натягивая варежки, выскочили из избы и помчались к воротам. По пути к ним присоединилось ещё шесть пар ведэ-поводырь, состоящих из мальчиков и девочек примерно одинакового возраста. Все заспанные, растрёпанные и напуганные: из четырнадцати детей только двое самых старших имели боевой опыт.

У ворот ребят уже ждала толпа набежавших на шум людей, которая волнами схлынула в стороны, стоило только детям подойти поближе. Ведэ боялись, поводырей не понимали. Кто-то крикнул: «Отворяй!», и тяжёлые деревянные створки с натугой и скрипом повернулись на массивных петлях, открываясь вовне. Народ охнул и отступил от ворот, когда створки распахнулись настежь. Совсем недалеко от деревни ровным полукругом замерла скверна. На фоне тёмного, почти чёрного леса, скверна казалась расплывшимся пятном абсолютного мрака. Сотни маленьких красных и злобных глазок посвёркивали алыми искорками в темноте, сотни глоток тихо и зловеще урчали, похрюкивали и порыкивали.

Дети переглянулись. Йомаль зябко поёжился, взглянув на побледневшую сестру.

— Мы справимся, — шепнул он ей.

Йена кивнула, стянула варежки и вытащила из-за пазухи флейту. У многих поводырей были именно флейты — маленькие, изящные, удобные. Только у самой младшей девочки Мевы был бубен.

Заиграла музыка. Сначала нежная, робкая, неуверенная, но быстро набирающая обороты и тембр, всё чаще и чаще пропуская агрессивные будоражащие сознание нотки. Ведэ напряглись, задышали чаще, раздувая ноздри и выпуская горячие облачка пара. Их глаза разгорелись красным огнём, а кулаки сжались. Послышалось глухое рычание одного, другого, третьего… и вот все ведэ как по команде рванули вперёд, за ворота, навстречу встрепенувшейся и заголосившей на разные голоса скверне. Поводыри, не прекращая играть и заметно отставая, побежали следом.

Йомаль с разгона влетел в самую гущу шевелящейся массы лап, щупалец, копыт и рогов, разметал первых попавшихся под руку осквернённых, оставляя за собой шлейф чёрных брызг, слизи и гноя. За ним тянулся огненный след его силы, который врезался, сминал и крушил всех и вся по его воле. Йомаль почти не слышал флейты, слепая ярость заволокла его горевшие алым глаза, и он всё глубже и глубже прорубался в тело скверны.

Йена быстро потеряла брата из виду. От волнения и холода её пальцы соскользнули с маленьких дырочек на флейте, и на миг музыка затихла. Она испугалась, прижала флейту к дрожащим губам и заиграла призывную мелодию. Йомаль не отзывался. Йена в панике огляделась. Вот старший ведэ перекинулся в медведя, чётко исполняя приказ своего поводыря. Вот младшая Мева подняла бубен над головой и мелко застучала тоненькими пальчиками по самому его краю, а её ведэ обратился рысью. Вот мелькнула крылатая тень ведэ-орла. Где же Йомаль? Йена побежала к скверне, забыв про флейту и отчаянно зовя брата:

— Йомаль! Йомаль!

Что-то громоздкое и мерзко хлюпающее пронеслось совсем рядом, сбив девочку с ног. Йена ойкнула и упала на колени, выронив флейту, которую тут же пнуло чьё-то копыто, смахнул чей-то хвост, отбросила чья-то лапа. Йена зажмурилась и закричала, но её крик потонул в какофонии боя. Кто-то схватил её за плечо. Йена открыла глаза и, пожалев, зажмурила их ещё сильнее: прямо перед её лицом распахнула клыкастую пасть морда чёрного волка.

— Да вставай же ты! — Йену тряхнули за плечо, и чьи-то руки рывком поставили её на ноги.

Но ноги не слушались её, стали ватными и очень тяжёлыми — Йена вот-вот готова была потерять сознание от страха. Она стала медленно оседать обратно на землю, но кто-то подхватил её и оторвал от земли — тугая струя ветра ударила в лицо, растрепав волосы. Звуки боя как-то разом оказались далеко. Йена почувствовала мягкий толчок, и её снова попытались поставить на ноги. Похлопали по щекам.

— Ну, хватит уже, — сказал голос над самым её ухом.

Йена через силу разлепила веки. Её взгляд упёрся во всю ту же волчью морду, которая вдруг съехала назад, открыв вполне человеческое лицо, юное, мальчишеское. Йена заморгала, а юноша, немногим старше её самой, улыбнулся.

— Это всего лишь маска, — сказал он и постучал по откинутой на затылок звериной морде. — Видишь?

— Т-ты кто?

— Меня зовут Файлэнг. Зови меня Фай. И для тебя я — изверг.

Йена снова ойкнула и отшатнулась, но Файлэнг схватил её за руку.

— Да тише ты! Тебя чуть не затоптали, а я вытащил.

— З-зачем?

— То есть? Ты ведь могла погибнуть!

— Но я же твой враг…

— Ты?! — Файлэнг рассмеялся. — Не очень-то похожа. Дрожишь, как мокрая мышь. Видали и пострашнее.

Он отпустил её руку, и Йена немного успокоилась. Этот изверг был какой-то неправильный, больше похожий на обычного мальчишку. Бледный, худой, в поношенной одежде, но никакого меха и никаких клыков и когтей. Серые глаза без всякого инфернального пламени смотрели насмешливо, из-под маски выбивалась назойливая густая прядь чёрных волос, ухо смешно топорщилось, оттянутое верёвкой от бутафорской морды волка.

— Что ты делала одна в самой гуще сражения? — спросил Файлэнг. — Где твой ведэ?

— Я… потеряла его, — Йена смутилась и потупилась.

— Но я слышал зов твоей флейты, — удивился Файлэнг. — Даже я! Он что, у тебя глухой?

— Мы первый раз в настоящем бою, — Йена потупилась ещё больше.

Ей отчего-то стало ужасно стыдно за Йомаля перед этим странным извергом.

— А, — Файлэнг понимающе кивнул. — Мы давненько не делали серьёзных вылазок. Давай, я поищу его? Только ты никуда не уходи.

Он натянул маску на лицо и развернулся, собираясь уходить. Йена, сама от себя не ожидая, поддалась вперёд и коснулась его плеча.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Да что ты заладила: зачем да зачем?! — Файлэнг раздражённо отдёрнул руку. — Считай, мне понравилась твоя музыка.

И одним прыжком исчез во мраке.

Юноши-изверга не было долго, и Йена вдруг подумала, что придумала его от страха. Что она убежала подальше от всех — от страшного в своей ярости Йомаля, от других ведэ, от мерзкой скверны — и заблудилась в темноте. Она села на корточки и обхватила плечи руками, всхлипнула. Ладони мёрзли, но Йена даже не вспомнила о варежках — так ей стало тоскливо и одиноко. Вокруг было тихо, слишком тихо, чтобы даже сражение было правдой.

Файлэнг без маски и весь взъерошенный появился из мрака так же бесшумно, как до этого растаял в нём. На руках он держал бесчувственного Йомаля. Йена, не веря своим глазам, поднялась ему навстречу.

— Твой? — Файлэнг положил Йомаля к ногам Йены, брезгливо стряхнул с ладоней и одежды капли чёрной крови и слизь.