– А тебе не кажется, что твой заместитель хочет жениться на тебе, мама?

– Если и так, какая разница? Мужик-то хороший.

В общем, этот неосуществившийся роман, несмотря на шикарную поездку, закончился для Лидии самым унизительным образом: ей дали понять, что без материных связей она никто – для Лидии не было горшего оскорбления.

Через два года за ней стал ухаживать молодой иногородний корреспондент. Прыщавый, худенький и маленький. О его чувствах, в отличие от чувств материного заместителя, Артем узнал и даже им обрадовался. Лидия поняла, что внимание, проявленное по отношению к ней, тешит гордость Артема – наверное, каждому мужчине приятно, что его девушка нравится другим. Она также подумала, что зря не рассказала ему о происхождении путевки на Мальдивы, и решила исправить ошибку.

Услышав эту историю, Артем выпучил глаза.

«И ты отказала такому жениху?»

«Разумеется».

«Дура, что ли?»

«Знаешь, – сбавила она обороты, – кажется, ему больше была нужна мать».

«А что, твоя мать – такой лакомый кусок?»

«Связи, – объяснила она. – Для кого-то это важно»

И вот как мужчины ведутся на соперничество: в тот вечер у них состоялся полноценный секс.

Удивительный человек – мать. Чутье у нее было просто звериное. Постель и правда была проблемой. Первый год они спали на диванах, столах, заднем сидении машины и даже на траве в лесу, но вот потом все прекратилось и возобновлялось, может быть, раза четыре за последующие шесть лет. Вначале Артем говорил, что у него проблемы со здоровьем, а он, действительно, был слабый человек, больной сахарным диабетом и простатитом, потом вообще перестал говорить об этом. Перестала и Лидия – она не очень нуждалась в постели, любила обниматься, просто сидеть, прижавшись, а это у них было – не очень часто, но было.

Ладно. Ремонт закончится, мы останемся одни в новой спальне, он встанет на колено и протянет мне кольцо с бриллиантом. Вряд ли, конечно, с бриллиантом, он весь в долгах. Но ведь мне и не надо кольца на самом деле. Просто пусть сделает предложение.

Покрыли крышу, стали таскать вещи – без лифта, на десятый этаж – и вот уже он заказывает кухню. Лидия попыталась высказать свое мнение о цвете плитки, он отмахнулся.

Установили кухню. Ремонт закончен. В субботу новоселье.

– Во сколько? – спросила она.

Он сказал:

– Люди придут в пять, ты приезжай пораньше, поможешь.

Мать готовила весь день, поджала губы, но ничего не говорила, стрелы ядовитые не выпускала, а даже вызвала своего водителя, чтобы он довез Лидию с лоточками, кастрюльками и противнями. Она везла два пирога – один с рыбой, другой с грибами – и восемь салатов, и торт королевский из трех коржей: с маком, орехами и какао.

Квартира была бедновата, но сияла новизной. Плитка Лидии не нравилась совершенно, она решила обязательно сказать об этом, чтобы впредь он советовался. Постелила скатерть, которую привезла из дома. «Какая буржуазная вещь» – сказал Артем, разглаживая хрусткие крахмальные заломы.

– Это плохо?

– Это чудесно. Чем старше я становлюсь, тем больше хочу стать буржуа, рантье каким-нибудь. Ипотека в моем возрасте… Это как молодая жена. Вроде бодрит, а если разобраться, висит, как гиря на шее.

Зазвонили в дверь, он пошел открывать. Лидия пожала плечами: непонятно, к чему этот выпад про молодую жену? Это про нее? Как реагировать? Оскорбляться, что висит, как гиря на шее, или радоваться, что молодая жена? Она не успела решить – гости уже входили.

И сразу зацокали языками: стол получился шикарный.

– Ах, хозяюшка! Это ж надо: какая молодежь подрастает, а? Пироги печет. Где ты таких девушек находишь в наше-то время?

– Это мама у нее золото, – засмеялся он. – Готовит – пальчики оближешь. А сказки какие рассказывает! Прямо Арина Родионовна. И все про мужей, про мужей… Лидусь, как ты у такой полигамной мамы такая моногамная получилась?

Она улыбнулась: ничего, над тещей всегда прикалываются.

Выпили за квартиру. Еще раз за квартиру. Наконец, кто-то догадался выпить за будущих детишек и молодую жену.

– Чтобы все тут засрала своими женскими вещичками? – возмутился Артем.

Мужчины засмеялись.

Ну и дальше пошло-поехало: да кто такой этот Путин? Вы что о нем думаете? А как он с «Курском» их отбрил, а? А ребяток-то как жалко, такая страшная смерть под водой! А Жорес Алферов-то наш какой молодец? И начали спорить, сколько у нас Нобелевских премий по физике. Школьный друг Артема, уже сильно пьяный, орал, брызгая слюной: «Да один Ландау! А у американцев – сто физиков!» Было ясно, что это неправда, но точных данных ни у кого не было, все долго терпели, пока двоюродный брат Артема не закричал истошно: «Да какой один Ландау?! А Бродский? А Шолохов?!». Артем засмеялся: «Дурак, что ли? Тебе про физиков говорят».

В общем, гости разошлись к двенадцати. Лидия вымыла посуду и подмела пол.

Ну вот, наступила эта минута. Семь лет ждала, с ума сойти! Зато и счастья накопилось на семь лет.

Лидия пошла в спальню и встала там у окна. Вдыхалось урывками, сердце с ритма сбилось. Она стояла и впихивала в себя куски запахов: свежих обоев, деревянной кровати из Икеи, туалетного ароматизатора из приоткрывшейся двери.

Он вошел, помешкав в проходе. Пошебуршал в коробке на полу. Встал напротив нее.

– Я отвезу тебя, – сказал. – Я специально не пил.

Будто в сердце кулаком ударили. Может, не придумала бы себе этой сцены с кольцом, не прожила ее раз пятьдесят, пока ехала, заваленная противнями, пока стол накрывала, тосты говорила, полы мыла – не так бы шибануло. И еще это слово. «Специально». Такая жуткая продуманность. Что лучше не пить, когда все пьют, лишь бы она не осталась.

И в ней что-то порвалось. Так порвалось, что пустая новостройка завибрировала – потекли по бетонным перекрытиям крики Лидии. Что-то такое она говорила… Сама не осознавала, что… Вроде, плитку упомянула. И пироги вспомнила. И еще, кажется, кричала, что пора замуж, детей пора заводить – сколько можно делать вид, что они свободные?

Он слушал с возраставшим изумлением.

– Да ты белены объелась? – воскликнул, наконец. – Я разве когда обещал? Мы уже шесть лет просто дружим.

– Дру-ужим?! Ах, дружим?! Да я на тебя трачу жизнь! Я эти пироги полдня…

– Ах, пироги! – завопил он. – Я так и знал, что эти пироги встанут мне поперек горла! За один несчастный год любви я расплачиваюсь всю жизнь! Я и так все время чувствую себя обязанным! Встречаю, провожаю, приглашаю, о проблемах твоих вечно выслушиваю эти твои неинтересные рассказы! Что же еще-то?! Ты меня пирогами попрекаешь! Да подавись ты этими пирогами! – и швырнул ей в лицо противень (пустой).

Лидия поехала на дачу, гремя лотками. Всю ночь прорыдала, потом часа три красилась, чтобы скрыть пятна на лице. Но куда их спрячешь.

Увидев ее, мать выпучила глаза. Потом пожевала губами.

– Я так и думала…

– Ты не пугайся, мы напились… Я пойду отсыпаться.

Но мать перегородила дорогу.

– Ты плакала, Лидусь, я разве не вижу? И что ты к нему привязалась, он тебя вообще не стоит.

– Мамуль, башка гудит…

– Лидусь, но если видно, что бесполезно, зачем время тратить?

– А как видно? – рассвирепела она.

– Да видно! А если не видно, хотя бы спроси напрямую. И все станет ясно. Зачем прятаться от правды?

– Это я прячусь от правды? Я?!

Ее вдруг накрыл такой нестерпимый смех, что она, икая, сползла по стене на пол. Сказочница-мама, у которой что ни день, то новое чудо, эта сказочница, говорит, что Лидия прячется от правды! Лидия! Прячется от правды!

– Давно бы его уже бросила, зря время теряла, – сказала мать с сожалением, а потом поняла, наконец, что у дочери истерика, побежала за водой, за таблетками, за полотенцем.

В сентябре 1968 года Верка пошла учиться в техникум имени Альтшуля. Он находился в Подмосковье – в красивой, засыпанной золотыми листьями Перловке. Ездить туда было удобно; Верка выходила из дома в семь сорок пять, на Ярославском вокзале садилась на восьмичасовую электричку и в восемь сорок уже была на месте. В девять начинались занятия.