Первый раз Оленька увидела Киру на юбилее Веры, которой как раз исполнялось пятьдесят пять лет, и пропустить эту дату, не заметить ее совсем не представлялось возможным. Вере не хотелось ничего организовывать, но сотрудники прозрачно намекнули, директор откровенно напомнил, родственники тоже поддержали идею празднования, и Вера решила, что это будет последнее многолюдное мероприятие, причиной которого она послужит «в этой жизни». В кафе на торжестве, кроме сотрудников конторы, мужа, сына с женой и ее родителей, присутствовало еще с десятка полтора человек – знакомых врачей, юристов и хороших и полезных людей. Вот среди них и оказалась Кира. «Кира Леонидовна», – представила ее Вера тем, кто оказался поблизости. Оленька как раз и оказалась. Учились вместе в институте, жили в общежитии, подругами никогда не были, но всегда относились друг к другу с уважением и интересом – это то, что она уже знала об этих двух женщинах. По окончании института Вера уже была замужем за Олегом, который сейчас сидел на противоположной стороне стола рядом с сыном и невесткой и шумно, громко и вполне уместно шутил, была сильно беременна Даней, этим самым сыном; а Кира уехала по распределению домой к родителям то ли в Саранск, то ли в Самару – Оля не вникала. Потом их общение на какое-то время прервалось, а спустя еще какое-то количество лет как-то наладилось, видимо, благодаря интернету, у Киры образовалась племянница, при которой тетка и существует по сей день. Надо заметить, что институт они окончили около тридцати лет назад, а племяннице было около восемнадцати. Понятно, что до ее появления Кира чем-то занималась и кем-то была, но подробностей Оленьке не рассказывали, да она не очень-то и интересовалась. И вот они оказались рядом за праздничным столом. Тетка как тетка. Как должна выглядеть в этом возрасте женщина из провинции, у которой, ко всему прочему, еще и скромный доход. Скромно и должна выглядеть. Так и было. Свежее каре на обсыпанных серебром волосах, минимум косметики, аккуратный маникюр на возрастных руках, приличные брючный костюм и туфли, но совсем недорогие, как и сумка. На правой руке какое-то колечко, на шее цепочка. Остальные гости выглядели гораздо значительнее. Она же не выделялась ни яркостью, ни ухоженностью, ни респектабельностью. Но было очевидно, что никому за нее не будет стыдно – ни за ее вид, ни за ее манеры и поведение. Все прилично. По-другому не скажешь. Однако впечатление серой мыши она тоже не производила. Спокойный, любопытный взгляд, ровное дыхание и полное отсутствие желания нравиться. Смущение, с которым она вручила Вере Сергеевне букет и конверт, сказало само за себя: «Может быть, у вас принято иначе, но на день рождения приходят с подарком. Как могу…» Гости в основном были заняты Верой и собой, как водится, и Кира своим присутствием никому не помешала и ничего не нарушила. Она с удовольствием откликалась на чужие шутки, кивала и улыбалась. Оленька очень отчетливо поняла при этом, что Кира Леонидовна совершенно равнодушна ко всему, что происходит вокруг в этом разномастном и шумном застолье. Ну как поняла, она ощутила какую-то гигантскую дистанцию между нею и остальной компанией. Не раздражает, но совершенно чужая, и это настораживает – такое примерно чувство вызвала Кира Леонидовна у Оли. Было бы просто наивно предположить, что кому-то здесь есть дело до кого-то еще, кроме себя, но люди очень старательно создавали видимость включенности и своей заинтересованности в окружающих, а эта хоть и доброжелательно, но наблюдала за всем происходящим со стороны, что ли. Чужая. Это Оля поняла очень хорошо, хоть не сформулировала бы так точно даже для себя. Она видела, как завибрировал Кирин телефон, положенный на стол рядом с приборами, чтобы не пропустить беззвучный вызов, – сигнал был отключен, видимо, чтобы не мешать веселью, хотя что там уже могло помешать после нескольких тостов за именинницу (слово «юбилей» деликатно не употреблялось); смех, хохот, шумные разговоры и музыка мешали слышать друг друга в беседе – и Кира, с улыбкой сняв трубку, посмеиваясь, проговорила: «Да, слушаю! Слышишь, да?! Да. Весело. Все, домой? Хорошо. Поняла. С Богом». Спустя короткое время она поднялась из-за стола, улучив момент, когда Вера Сергеевна оказалась без компании, и, подойдя к ней, обняла ее, поцеловала, что-то шепнула на ухо, отправилась к выходу из кафе и незаметно исчезла. Оленька неожиданно для себя почувствовала легкую скуку совсем ненадолго, но совершенно определенно.
Еще несколько дней после юбилея чаепития на рабочем месте отличались от привычных традиционных своим нескромным изобилием. На столе скопилась целая стопка конфетных коробок, Вера Сергеевна принесла торт, которым угощались все заходившие в их кабинет сотрудники, в холодильнике в соседнем кабинете у системщиков хранились колбаса, копчености, икра и еще какие-то остатки от праздника. Словом, несколько дней чаепития стали более продолжительными и сопровождающие их беседы тоже. Оленька чувствовала в это время, что можно спросить о чем-то таком, о чем еще неделю назад упоминать было бы не совсем уместно. Разговор как-то сам собой зашел о Кире. «Кира Леонидовна уехала раньше всех, в самый разгар веселья», – вскользь бросила Оля, когда они в очередной раз вспомнили банкет, вокруг которого, собственно, и вращались все посторонние разговоры в кабинете. «Да. Позвонила Галя, и Кира поспешила. Там Галочкины вопросы в приоритете. Кира даже не обсуждает это ни с кем – если Гусе что-то важно, то же важно и Кире». Оленька не могла подобрать слов, чтобы сформулировать давно зреющий в ней вопрос, и спросила, как получилось: «А Кира Леонидовна живет своей жизнью? Или вся ее жизнь заключена в племяннице и она таким образом реализует какие-то свои нерешенные вопросы?»
Оленька и сама потом не могла понять, как ее угораздило произнести то, что, в общем-то, не было ее суждением. Просто никакого другого мнения по поводу тетки, опекающей свою великовозрастную племянницу, у нее не могло сложиться, кроме того, что было понятным, распространенным и принятым среди большинства людей. Она где-то слышала – и не раз, что одинокие, не состоявшиеся в жизни люди посвящают себя… и так далее, так далее – Оленька даже не смогла бы до конца сформулировать, чему они там себя посвящают. Что она сама-то видела? Скромную женщину, которая явно не сделала никакой карьеры, у которой, судя по всему, нет своего значительного дела, испарившуюся с праздника достойных людей, «заслуживающих интерес и уважение», по первому свистку своей племянницы. По тому, как замерла чашка в руке Веры Сергеевны, по опущенным у нее глазам, по какому-то еле уловимому вздоху той Оля почувствовала, что сморозила не просто глупость и бестактность, по мнению коллеги, что посмела ступить на территорию, куда ее не приглашали, где ей не рады, откуда повеяло разочарованием и раздражением. После очень короткой паузы она услышала абсолютно спокойный и привычно мягкий голос Веры Сергеевны:
– Знаете, Оля, я ведь тоже до недавнего времени в глубине души была о Кире подобного мнения. У меня периодически возникало сильное и стойкое недоумение, если не сказать возмущение, по поводу ее странного кружения вокруг Гуси. Тем более что мой собственный сын, как бы сложно ни было нам с Олегом его растить, как любого ребенка, не требовал, мне казалось, столько внимания, сколько Кира уделяет своей девочке.
Она так и сказала – «своей девочке». И продолжила:
– Катя, жена Данилы, тоже снисходительно смотрит на Киру. Я это заметила.
Вера Сергеевна вспомнила сноху не случайно, поняла Оля, в их семье эта тема, по всей видимости, поднималась уже не однажды. Что значит «тоже снисходительно смотрит»? Разве она, Оля, продемонстрировала снисходительное отношение к Кире Леонидовне? Она всего лишь навсего повторила то, что в таких случаях обычно говорят о самозабвенных тетушках, чтобы как-то объяснить себе это совсем непонятное и поэтому раздражающее явление. «А на что они живут?» – Оленька от огорчения, что разговор утратил налет легкости и непринужденности, спросила уж совсем невпопад.
