Она мотнула головой.

Я попробовала вспомнить, что в таких случаях делает Нордвелл…

Хмурится? Нет. Ругается?

Пока я соображала, Мира с высоко поднятой головой прошествовала мимо посетителей бара и мимо меня, так и стоявшей, застыв, у входа, с красноречиво направленным на дверь пальцем.

Точно. Не ругается и не хмурится. А сдерживая зубовный скрип, ждет, когда кто-то... не будем показывать пальцем… сам не догадается, чего, собственно от него требуется.

Плечи опущены и вздрагивают. И ведь не играет, действительно расстроена и разочарована во мне.

Пришлось буркнуть: «Давай за мной!» и привести в нашу с Нордвеллом каюту.

Показала ей на койку, села рядом. Каюта тесная, других посадочных мест нет. Она шмыгнула носом, и призналась:

– Я не хочу туда опять! Они думают, я только и мечтаю, что молитвы читать или в жены к кому-то из проповедников, или вообще… а у меня есть парень, а они говорят, что он дурак, а они откуда знают? А на корабле столько укромных мест… я думала, уйду, и все. И никто не догадается. Я даже место нашла, где жить… таааам… никто… не хооодит!

Я выщелкнула из дозатора стакан воды и протянула Мире. Она благодарно клацнула о край зубами, отпила несколько глотков и немного успокоилась.

– А ты не пробовала все это объяснить маме… или отчиму?

– Они только радуются, что будем жить на планете. Понимаешь, ведь это для них офигеть, какая смена статуса. Только они не понимают. Мне в астрополисе было лууучше! Там у меня все друзья остались, и вообще…

Я кое-что начала подозревать.

– Погоди, а тот парень, который не дурак. Он тоже остался в астрополисе?

Она уныло кивнула и снова всхлипнула.

– У него отец – приаль и трактователь писаний. Ну, то есть, в маленьких мирах он был бы… такое слово…

– священник?

– Ну не, он учит и показывает на своем примере... но не учитель и не наставник, потому что не учит специально, просто он как пример…

Я сдалась.

– Ясно, понятно, большой человек. Важная шишка. А что он с вами не полетел?

– А он и нам говорил не лететь… и Андрис мне говорил, чтобы я не летела, и я бы не полетела, только у нас же не спрячешься, родители всегда найдут. А они твердо хотят жить на этой адовой планете… им же этот… который предложил контракт, он картинки показывал… а там такие картинки… просто рай.

Не знаю, что меня вздернуло. Возможно, наконец, проснулось полицейское чутье. Потому что в ином случае, как объяснить, что совершенно невинное упоминание слова «контракт» да еще произнесенное в совершенно не том контексте, вдруг заставило меня вскинуть руки, тем самым останавливая Мирины излияния.

– Стооооп!

– А?

– Ты сказала: «контракт»?

– Ну… я же говорила. Мы продали свою часть станции тем, кто…

– Мира, это важно! Дай сообразить. Значит, ваша община ни с того, ни с сего, решила переселиться на планету в другой звездной системе. Так?

– Ну да, то есть, не совсем так…

– Вопрос, зачем вам для ваших внутриобщинных разборок понадобился какой-то посредник с картинками? Это он предложил вам переселиться?

– Ну, вроде бы да. Он такой общительный, и уважительно к старшим относится. И в Бога верит… Ему же не сразу поверили. Он предложил нашим приалям самим слетать и посмотреть остров. И они слетали. Я бы тоже полетела… но кто бы меня туда взял?

– И что?

– Ну, вот тогда приали между собой и поругались. От нашей церкви приаль Доффир, он сказал, что надо лететь, потому что астрополис не вечный и станция у нас не узловая. А отец Андриса, приаль Конрад, сказал, что через его труп. Потому что денег за продажу станции они наверняка получат меньше, чем она стоит, и перелет придется отрабатывать… или что-то такое, это мне Андрис так объяснил. Хотя, станция у нас хорошая, крепкая, и астрополис в хорошем состоянии…

Мне все равно казалось, что что-то здесь не чисто. Просто потому, что еще и дня не прошло с того момента, когда мне самой предложили подписать один весьма сомнительный контракт.

Ну, не может такого быть! Просто не может. Кому надо продавать в полном составе целую религиозную общину? Это ж на психиатрах разориться можно…

Сделка века, тоже мне.

И я, уже убедив себя, что ошибаюсь, напоследок, практически в шутку, уточнила:

– А этого вашего посредника часом зовут не Мозес?

И тут же поняла, что попала в точку.

По тому, как округлились Птичкины глаза, и как она заморгала, пытаясь понять, откуда я знаю такие подробности.

– Мира?

– Его зовут Анджело Мозес. Ну… наши в его имени увидели как бы знак. А что не так?

Я припомнила, как выглядел этот человек. Видела я его недолго, не больше минуты, пока они с Нордвеллом пикировались взглядами в одном из технических переходов Фелицы… Правда, тогда он точно был не Анджело. А с другой стороны, мало ли в обитаемой вселенной Мозесов?

И все равно тревога не проходила. Может, во вселенной Мозесов и не мало, но со словом «контракт» у меня рифмовался только один. Я попробовала еще раз развеять сомнения:

– Темные курчавые волосы, крупные зубы. Улыбается широко. Рост ниже среднего…

– Ну… примерно. То есть, да, зубы у него заметные.

Сомнения, ликуя, превратились в уверенность.

– Птичка, – сказала я, и сама удивилась, как прозвучал мой голос. Как натянутый между пальцами волосок. – Кажется, мы очень крепко влипли. А этот ваш… он здесь, на борту?

Она поняла, что дело серьезное, и что уже не до личных обид и страданий. Кивнула:

– Он в нашем секторе. С ним охранник и еще несколько человек сотрудников. Да что с ним не так? Эй, Реми! Ты меня пугаешь!

Она впервые за время нашего знакомства назвала меня по имени. Запомнила!

– Ну, дело в том… я принимала участие в одном расследовании. И там подозреваемым был сержант Густав Мозес…

– Наш – не Густав! – не очень уверенно возразила Мира.

– Да, но по описанию ты сказала, что похож. Так вот… этот Мозес преступник. Несколько месяцев назад он находился в тюрьме и его не должны были выпустить.

– Но наш не в тюрьме…

– Погоди. Тот Мозес сбежал из тюрьмы. Я видела его на Фелице всего несколько недель назад. Фелица – это орбитальный город возле Пуэрто-Кристалл, я там жила несколько лет. Раньше.

Мира передернула плечами и спросила:

– И что это значит?

– В экономической зоне Диаманта теневые контракты запрещены… как только перелетим туда…

Я захлопнула рот. Ага, перелетим. А там, на выходе, уже ждут: контрабандисты, арматоры, федералы, и вместо оркестра – мой «тоже родитель» со своими неразборчивыми в методах подчиненными. И кто сцапает лайнер первым, неизвестно.

И вообще, надо бы предупредить этих несчастных переселенцев. Может, они не захотят смиряться с нахлынувшими бедами и помогут повязать сержанта Мозеса, если это и вправду он? Только надо предупредить капитана…

И левата же еще…

– Но самое печальное, – сказала я Мире, – что если я права, и ваша община в опасности, то надо им хотя бы сказать об этом… а я сама это не смогу сделать. Мозес меня видел раньше и сразу поймет, что его план рухнул…

Если этот план вообще был.

Может, сержант, вопреки мнению шефа Ларди, сбежал из тюрьмы исключительно, чтобы заняться честным бизнесом?

– Но что же тогда… – растерялась Мира. – А может… ничего страшного? Ну, то есть, я просто сбегу и все, а…

– А остальные пусть умирают? Тебе их совсем не жалко?

– Умирают? Но нам сказали, что задолженность после перелета будет совсем небольшая, и мы ее отработаем за год…

Я закатила глаза. Внутренний голос, подозрительно похожий на голос Нордвелла, мерзко захихикал: «Теперь ты понимаешь, каково мне пришлось?».

– Мира. Теневой контракт – это не жизнь в раю с посильным трудом во имя общего блага. Теневой контракт – это когда ваша жизнь, здоровье, мнение ничего не стоит. Это хорошо, если вас привезут на Кристалл, там я смогу сообщить коллегам и вас спасут… наверное. А если нет? если распродадут по шахтам, по борделям и еще невесть, куда по всей вселенной, куда даже официальных рейсов не проложено?