Андрей Мирошников Кочевник © Андрей Мирошников, 2022 © Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022 Фотограф Михаил Николаевич ПАЗИЙ, фотостудия ЦДЛ, г. Москва, 2001-й год. Каменный ангел 1998 Зимняя тетрадь «Ах, любовь моя, мука нежная…» Ах, любовь моя, мука нежная, Мне бы стать твоей лодкой быстрою, Да зима сейчас больно снежная, А на реках – лёд вечной пристанью. В сердце холодом чувство смутное, Но от встречи мы не откажемся. И святые мы, и беспутные. То ли правы мы, то ли кажется? Если свидимся – словно светимся — От молвы людской не упрятаться. Расстаёмся – надвое делимся. То ли встречи ждать, то ли каяться? Али в прорубь нам, да поставить крест? Али кануть нам в ночь на саночках? Пусть потом беду назовут «гротеск». Да под лак её. Да под рамочку. «Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей…» Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей, Отбивая чечётку, свистит, расправляет немытые крылья, Вереща по-дурацки на древнем своём языке… Хоть убей, но когда заиграет рассвет на трубе И нацелится в окна светило, как опытный киллер, — Голубятня окажется вдруг на замке. И, босыми ногами по жести, похожей на наст, Прямо к краю, к обрыву строительно-правильной кручи, Безнадёжно скуля, словно твой деревенский придурок, И, печалясь за нас, тех, кто верует больше в спецназ, Тех, кого никогда ничему доброта не научит, Он заломит крыла и отчаянно рухнет в проулок… Будет всё, как обычно: участковый, медэксперты, акт, Пьяный дворник, зеваки, держащие дворик в осаде, И всякий, как Шерлок, понятлив и в версиях смел… Только им не понять, что имеющий крылья чудак, Так неловко лежащий в сугробе, как будто в засаде, Так любил голубей потому, что летать не умел. Он хотел научиться, он так научиться хотел… Чей-то ангел, скорее приблудный, бездомный, ничей, Лихо свищет, ногами сучит, матерясь, как безбожный сапожник, Гонит ввысь голубей, подставляя восходу лицо. Этот – парень не промах: есть все дубликаты ключей, И божественных птиц от него запереть невозможно… «Пресыщение от добычи…»
Пресыщение от добычи, Отвращение после лжи. Утопает в мечтах девичьих Та, что рядом ещё лежит. Сонно шепчет свои капризы, И в объятиях душит стыд… Кто-то пристально, с укоризной, В окна смотрит из темноты. Чай да сахар, любовь да ласка, Но украденной я не рад. И привычная дрожь опаски Обращает усладу в яд. И пылает чужое ложе Шапкой, вспыхнувшей на воре… Смотрит в окна, в сугробе ёжась, Ангел каменный во дворе. Он – бесчувственный соглядатай, И ему ли меня судить? Но мой серый двойник крылатый Продолжает за мной следить… Чутко спится в чужой постели, Неуютно, как на костре. Вьюга песни всю ночь свистела, Куролесила во дворе. Окна шкурит колючий ветер, Бьёт по стёклам вчерашний снег. Пламя страсти, чужой, неверной, Обжигает и в полусне. И ожог не унять снегами, Не укроет метель и мгла — Злую горечь обмана камнем Кто-то бросил в узор стекла. И ворвался ревнивый ветер С белым крошевом на крыле. Ты найдёшь на пустом конверте Вместо адреса – мокрый след. Сердце мучается похмельем, И не хочется с ним на «ты». Смотрит ангел, от снега белый, Из предутренней темноты. «Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда…» Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда. Пугали шум и слишком тёмная вода. И ты боялась чёрных туч и всё ждала — Ждала весны и белых птиц. Ждала тепла. Дома стояли, как тома закрытых книг. Тянулся миг, на сотню лет тянулся миг. И словно пытка – голоса, шуршанье ног, И этот город – безымянное пятно. И краски старились на сером полотне, Твой алый шарфик становился всё бледней, И бедный скверик обречённо скрыть не мог Немытых веточек графитовый дымок. А ранним утром этот город чистым был — Белей, чем мел, белей изысканных белил. И краски пели, как живая акварель, И ни к чему была печаль, что не апрель. Мы шли легко, и каждый шаг оставил след. И тот же шарф алел как кровь, как маков цвет Пылали щёки. Сердце билось как во сне. Была зима. И ты была. И падал снег. |
