Демидин пересёк предбанник и – дежурная улыбка секретарю – вошёл. Облак разговаривал по телефону. Взглянув на Демидина, он указал ему бровями на свободное кресло. Брови у Облака были пушистыми, а лицо – округлым и гладким, словно на румяную поросячью попку нацепили пшеничные колоски, под которыми приклеили проницательные глазки.

Демидин сел. Положив трубку, Облак воззрился на него, попытавшись изобразить орлиный взгляд, что при его физиономии было непросто. Некоторое время он сдвигал брови и выпячивал нижнюю губу, впиваясь в Демидина пронизывающим взором. Но скоро устал, заморгал и расслабился. Колоски отплыли в исходное положение. Облак поднялся из кресла, сцепил ручки на животе и поплыл по комнате.

– Будет у нас через две-три недели второй секретарь горкома партии товарищ Леонард Борисович Звягинцев.

Слово «товарищ» Облак произносил, как «товарищч». В те времена лёгкое косноязычие считалось народным, и было модным в партийных кругах.

– Приказано ознакомить товарища Звягинцева с нашими разработками, – продолжал Облак. – Расскажешь о своей работе. У тебя будет тридцать минут. По верхам не плавай, но в детали чрезмерно не вдавайся. Увязывай с текущим моментом, но не теряй перспективы. Готовься, ускоряй своих людей, но чрезмерно не спеши. Чем нужно будет помочь – скажешь, но не зарывайся с просьбами – ты у нас не один. Ясно?

– Так точно! – сказал Демидин, про себя выругавшись.

Но Облак не пожелал успокоиться.

– Ты хоть понимаешь, какое это доверие? – строго спросил он.

– Так точно! – отчеканил Демидин, вытягиваясь.

Глазки у Облака засверкали, и пшеничные брови дёрнулись к переносице.

– Можете и-и-тить! – сказал он.

– Есть! – выкрикнул Демидин.

Он повернулся кругом и пошёл к двери строевым шагом, чувствуя себя клоуном. Но зато Облак, похоже, был удовлетворён, и пока что его можно было выкинуть из головы вместе с его дурацкими докладами и сосредоточиться на работе.

Через неделю Вова Понятых снова приехал к Петьке на собрание древлян. Кроме Константина Сергеевича, Леля, Василия и Петьки, он увидел там красивую сероглазую девушку с каштановыми волосами до плеч.

– Ира, это Владимир Понятых, Вова, это Ира, – церемонно сказал Петька. – Ира учится в пединституте. Она играет в студенческом театре.

– Приятно познакомиться. Но мне кажется, мы встречались, – сказала Ира.

Она смотрела Вовке прямо в глаза и улыбалась. Он подумал, что Ира, наверное, в своём студенческом театре научилась так хорошо улыбаться. Ему тоже показалось, что он где-то её видел. Он напрягал память, глядя на её лицо, и вдруг вспомнил пса, которого он вернул хозяевам, и глупую историю с женщиной, которую он перепугал. Наверное, она до сих пор думает, что он сумасшедший или вор. А Ира… – это же та самая девушка, с которой он столкнулся тогда на лестнице.

Он покраснел, и Ира засмеялась.

– Мама больше не думает, что ты преступник, – сказала она, улыбаясь, и на её улыбку невозможно было наглядеться. – Мы с ней всё спокойно обсудили и во всём разобрались. Если бы она знала, что я тебя встречу, она бы попросила у тебя прощения. Большое спасибо за Джека! Мы так переволновались, боялись, что он совсем потерялся.

– Пожалуйста, – выдавил из себя Вова.

Ему очень хотелось как-нибудь сострить, но, как назло, ничего не приходило в голову.

Демидин начал занятие с молитвы древнему славянскому богу мудрости по имени Шут-Чернобог.

– Ой да, ты Шут-бог-Чернобог, – сказал он, разглядывая Петькину люстру. – Знамо мы та колядо та. Млеко теляткам, мудрятко волчаткам. Подай!

И все повторили хором:

– Подай!

«Вечно я должен выдумывать какой-нибудь бред, чтобы их настроить, – раздражённо подумал Константин Сергеевич, – вместо того чтобы работать с нормальными ассистентами».

– Поговорим о русских сказках, в которых зашифрованы тайные знания, – сказал он.

Он обратился к Лелю.

– Рассказывай, что успел подготовить.

– Сравним наши сказки с иностранными, – волнуясь, начал Лель. – В европейских сказках какой-нибудь Питер-дудочник заманивает детей в пещеры или канализационные трубы. Или Ганс-угольщик при помощи чёрта заменяет сердце на кусок угля. В западных сказках отсутствуют высшие цели, а герой вполне определяется своей профессией плюс степенью своей жадности. Хотя встречаются изредка благородные и самоотверженный натуры – например, рыцари.

С другой стороны, восточные сказки – апофеоз обжорства и лени. В «Тысяче и одной ночи» венцом желаний персонажей является соединение с какой-нибудь липкой от сладостей принцессой или обладание караваном верблюдов, нагруженных золотом.

– Западная сказка похожа на добротно сделанный сапог или на шкатулку со сложным механизмом, – сказал Лель. – Восточную я бы сравнил с переспелым персиком. И только русская сказка выдерживает сравнение с небом и росой. В ней есть воздух, музыка и тайна.

Демидин посмотрел на часы.

– А какие тайны ты видишь, например, в сказке «Алёнушка и братец Иванушка»? – спросил он.

Лель задумался. То, что ему пришло в голову, было в духе Воянинова.

– Что ж, – неуверенно начал он, – Алёнушка трижды запрещает Иванушке испить водицы, препятствуя его инициации в мага. Но Иванушка всё-таки превращается в козлёнка, трижды перекувырнувшись через голову. Вода в козлином копытце – источник тайных знаний. Трижды Алёнушка, не понимая стремления брата, пытается его остановить. Но в конце концов Иванушка надевает на себя звериное обличье и становится бешеным фавном, бросающим исступлённые хлопья пены на анемичные цветы женских страхов.

Демидин задумался. Ему было неважно, каким именно образом заставить группу выделить энергию. Комбинация, предложенная Лелем: смерть, магизм, звериные обличья – могла бы работать, но она имела оргиастический привкус, который был Демидину неприятен.

– Данная интерпретация недостаточно патриотична, – сказал Демидин. – Перечитайте сказку ещё раз.

Лель поджал губы, но спорить не решился.

Храня молчание, Петька, Василий, Лель, Вовка и Ира по очереди склонялись над книгой «Русские народные сказки» а потом садились на диван. Демидин прохаживался перед ними, скрестив руки, и глядел в потолок.

– Кто именно является ключевой фигурой? – спросил он. – Ведьма, Алёнушка, Иванушка, купец – кто? Если мы это поймём, мы найдём источник силы, зашифрованный в этой истории.

Вова Понятых покосился на остальных. Его взволновало то, что Демидин так серьёзно отнёсся именно к этой сказке. Именно её Вова очень любил в детстве. Когда ему было лет шесть, он даже плакал разок, представляя Алёнушку тоскующей на дне пруда. Для него главным лицом в сказке всегда была Алёнушка.

– Главным лицом является народ, – предположил Василий. – Иванушка, Алёнушка, её будущий муж-купец и даже ведьма – они все народ. Они ссорятся вместо того, чтобы освободиться от внешних угнетателей.

– А где здесь внешние угнетатели? – спросил Демидин.

Василий замялся. В большинстве историй, рассказанных Константином Сергеевичем, присутствовали иностранцы, чаще всего разведчики и диверсанты, которые точили зубы на Россию.

– Что думают остальные? – спросил Демидин.

– Алёнушка, – сказал Петька.

– Может быть, купец? – спросил Василий. – Он ведьму победил. Без него они все бы сгнили в рабстве.

– Алёнушка, – сказал Вова.

Демидин снова посмотрел на часы.

– Мы не можем тратить слишком много времени, – сказал он. – Поэтому я вам просто скажу: главным героем является Алёнушка. Теперь вопрос. Кто же такая Алёнушка?

– Я думаю, – сказал Вова, и его голос зазвенел от волнения, что он может сморозить глупость, – Алёнушка – это Родина, Россия.

Но Демидин согласно кивнул.

– Правильно. Алёнушка – это Россия.