– Я понимаю, господин, – не поднимая головы, сказал Ахмет.

– Вот и хорошо. Теперь так. – Голос Абдалло зазвучал жестко и деловито. – Когда прибудет груз… – Он заколебался, подбирая слова, и, наконец, раздраженно махнул рукой. – А, шайтан! Мы с тобой друг другу доверяем, поэтому я буду говорить прямо. Клянусь бородой Пророка, от этих иносказаний, того и гляди, язык завяжется узлом! Так вот, Ахмет, когда сюда привезут людей, при них будет кое-какой багаж, помимо обычного тряпья. Этот багаж надо принять, внимательно проследив за тем, чтобы он был сдан весь, целиком, и хорошенько спрятать здесь, на складе. Машина за ним придет только завтра к вечеру, и до тех пор с грузом ничего не должно случиться.

– Будет сделано, господин, – коротко ответил Ахмет.

Он догадался, что речь идет о контрабанде. Но что с того? Соглашаясь стать заведующим складом Хромого Абдалло, он знал, на что идет. Если Абдалло рискнул превратить свой ангар в перевалочную базу для нелегальных мигрантов, то почему бы ему не пойти дальше и не заняться контрабандой? Канал, по которому можно десятками переправлять через границу живых людей, пригоден для транспортировки любого другого товара, потому что люди – самый неудобный груз. Об этом можно было догадаться и раньше…

– Прекрасно. Да пребудет с тобой милость Аллаха, Ахмет, – завершая разговор, сказал хозяин. – А он действительно милостив. Надеюсь, ты убедишься в этом еще до наступления завтрашнего утра.

Проводив хозяина, Ахмет вернулся к наведению порядка в перепутанных прежним кладовщиком бумагах. Это была несложная, скучная, рутинная работа, но, занимаясь ею, Ахмет внутренне ликовал, поскольку очень хорошо понял, что означали последние слова Абдалло. Хозяин не хотел ничего обещать и был, конечно же, совершенно прав. Но он сжалился над Ахметом и дал ему надежду, намекнув на скорую встречу с семьей.

Опустив на заваленный бумагами стол очередную папку, Ахмет достал из внутреннего кармана потертое кожаное портмоне и вынул оттуда фотографию хрупкой миловидной женщины и черноглазого мальчика лет десяти. Эту фотографию он получил около года тому назад вместе с переданным с оказией письмом с родины и с тех пор берег как зеницу ока. Осторожно коснувшись кончиками пальцев родных лиц, Ахмет бережно спрятал снимок и вернулся к работе.

Он сортировал бумаги почти два часа, а потом вдруг прервал свое занятие и выпрямился, побледнев и чутко вслушиваясь в доносившиеся снаружи звуки. Ворчание автомобильных двигателей, шорох шин, шарканье подошв, людские голоса и, конечно же, неизменные, привычные, пронзительно-протяжные, как пение муэдзинов на минаретах мечети, крики тележечников: «Дорогу! Дорожку!»

Ахмет пожал плечами, глотнул остывшего чая и снова погрузился в работу, даже не подозревая, что на железнодорожном мосту, расположенном примерно в трехстах километрах южнее складского ангара Хромого Абдалло, все уже закончилось. Рыжий Мишка Ежов и его друг Витька-Страшила в этот момент бежали со всех ног, не разбирая дороги, куда глаза глядят, прочь от моста, под которым, запрудив неглубокую речку, чудовищной грудой исковерканного металла лежал сошедший с рельсов грузовой состав.

Борис Шестаков, или майор Боря, как за глаза называл его едва ли не весь личный состав части, от командира до последнего новобранца, жестом отстранил уже открывшего рот для молодцеватого рапорта часового и толчком распахнул белую с матовым стеклом в верхней части дверь палаты. В узком помещении, до самого потолка выложенном пожелтевшим от времени, растрескавшимся кафелем, стояла всего одна железная койка. Окно с матовым стеклом было забрано прочной решеткой; в углу, вне пределов досягаемости лежавшего на койке человека, стоял простой тяжелый табурет, выкрашенный облупившейся белой краской.

На кровати лежал плотный, не первой молодости мужчина, чье смуглое и обветренное лицо сомнительно украшали черная с проседью борода и старый, неправильно заживший шрам, наискосок пересекавший губы. Левую половину лица закрывала белоснежная марлевая повязка: стараниями старшего сына Виссариона Агжбы, Григория, Железный Мамед теперь получил полное право именоваться Одноглазым – его левый глаз выскочил из орбиты от молодецкого удара прикладом по черепу. Ударь Григорий Агжба чуточку сильнее, и пророчество майора Шестакова сбылось бы – Железный Мамед сделался бы мертвым Мамедом, и толку от него, мертвого, не стало бы никакого.

Запястья Аскерова охватывали две пары наручников, прикрепленных к железной раме кровати. Вряд ли это создавало для него дополнительные удобства, но здесь, в госпитале, это никого особенно не волновало – никого, кроме самого Аскерова, разумеется. Входя в палату вслед за Шестаковым, Глеб Сиверов вспомнил, как в самый первый день своего пребывания здесь, едва придя в себя и еще не до конца разобравшись в ситуации, Железный Мамед вздумал пожаловаться на наручники врачу. Хирург, подполковник медицинской службы, прошедший все горячие точки, начиная с Афганистана, оскалив в ласковой улыбке крупные железные зубы, проникновенно ответил: «Надежно зафиксированный пациент не нуждается в анестезии». Затем, повернувшись к Аскерову спиной, добрый доктор затеял с присутствовавшим здесь же Глебом громкую и оживленную беседу о том, что клятва Гиппократа в наше время морально устарела и что в нее следовало бы внести дополнительные пункты, разрешающие врачам не лечить военных преступников, а ставить на них медицинские опыты. Слушая его, Аскеров презрительно кривил обезображенные шрамом губы, но на наручники с тех пор не жаловался: до него наконец-то дошло, где он, как сюда попал и какие чувства испытывают к нему окружающие.

При воспоминании о том, как сюда попал Мамед Аскеров, по прозвищу Железный Мамед, по спине у Глеба опять забегали мурашки. В тот момент он мог думать только об одном – о том, что вот сейчас один из этих братьев-разбойников, продолжателей славного и воинственного рода Агжба, устанет орать и глумиться и просто откроет огонь, в два счета превратив надежду на успешное завершение операции в пшик, в безответное кровавое месиво, которое останется только зарыть в землю, чтобы не смердело. Поэтому он оставил Борю Шестакова одного, предоставив ему и дальше препираться с непреклонным старым Виссарионом, и молча, с пустыми руками спрыгнул в яму, где, сбившись в кучу, как овцы, ждали неминуемой смерти Мамед Аскеров и его бойцы. На краю ямы, не прекращая выкрикивать яростные ругательства, стояли сыновья старого Виссариона – пять разъяренных гигантов с наведенными на пленников автоматами и нервно тискающими спусковые крючки указательными пальцами. «Он мне нужен», – не оборачиваясь, через плечо, сказал Глеб наведенным ему в затылок автоматным стволам, взял Аскерова за воротник и потащил из ямы, даже не зная, услышали ли его, и не рискуя строить предположения о результатах этой безумной выходки.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.