Сам он отпил чай, банально вытащив листики трав магией, поскольку даже в вареном виде они оставались растением и вполне слушались его скромных колдовских потуг. Спорить с раздраженной магичкой эльф не стал, молча выпил чай, молча сунул котелок в свой рюкзак и пошел за ней следом, стараясь не отставать.
В этот день Ронина не рассказывала ничего интересного. Она явно была не в духе с самого утра, а Истиралю не хотелось нарываться на отповедь и очередную неприглядную правду. Они молча шли, молча отмечали, где именно находились границы в прошлом и так же молча пообедали, остановившись на какой-то совсем уж несчастной полянке, заваленной сухими ветками. Ветки, кстати, оказались нормальными, только мертвыми. Эльф не решился ни о чем расспрашивать, хотя множество вопросов вертелось у него на языке. В конце концов он решил, что у магички типичное женское недомогание, присущее всем женщинам независимо от расы и прожитых лет, так что не стал докапываться до ерунды. Перебесится — и все снова пойдет, как раньше.
К границе они подошли почти вечером. Ронина осмотрела плотную сероватую пленку, будто отделяющую ее лес от другого, обыкновенного леса. Раньше вместо этой пленки было слабо видимое мерцание. Теперь же она уперлась обеими ладонями в преграду и поняла, что так просто отсюда не выйти. И не войти.
— Ну теперь ясно, почему зверье наружу не ходит, — проронила она, ни к кому не обращаясь.
Истираль лишь кивнул и стал собирать ветки на костер. Здесь деревья все еще походили на нормальные, обычные, не настолько искореженные, с нормальными коричневыми стволами, ровными ветками и почти без листьев по причине глубокой осени. Здесь было в разы прохладнее, чем в часе пути назад, а еще порой сквозь пленку все же прорывался холодный пронизывающий ветер.
Магичка презрела собственные заветы и добыла себе из башни свой любимый теплый халат. Мерзнуть за спасибо она не собиралась. Эльфу досталась толстая подшитая мехом куртка, явно скопированная из амуниции кого-то из пограничников. Впрочем, брезговать он не стал, поскольку ходить в одной рубашке по такой погоде оказалось чревато.
— Тут еще не слишком мутировало, — вздохнула магичка, а после уселась на силовой щит в форме куба рядом с границей и снова прижалась к ней обеими руками. Граница жила, пульсировала, менялась… и постепенно ширилась, медленно, но уверенно поглощая окружающие земли.
Истираль достал из ее рюкзака желтое красящее зелье и от души плеснул на самое близкое к границе дерево. Ронина не шевелилась и вообще не реагировала на его действия, так что и дописывать новую пометку в блокнот пришлось тоже ему. Потом он разжег костер и принялся кашеварить. Каша уже порядком надоела за три дня, но разносолов магичка пока не обещала, хотя ей ничего не стоило открыть телепорт, как в случае с халатом. Но… возможно, она берегла силы именно для границы? Или собиралась сколдовать что-то очень мощное, раз не считала нужным тратить резерв на еду. Спрашивать он побоялся, поскольку если бы Ронина захотела, то все сразу же рассказала бы.
Магичка сидела в такой позе до темноты. Не двигалась, не шевелилась, и эльфу порой казалось, что даже не дышала. По границе шла мелкая, едва заметная рябь, похожая на рябь на воде от кинутого крохотного камешка. Ничего более не происходило. Эльф мерз и старался крутиться вокруг костра, сначала разминаясь, а после и вовсю махая мечом. Привыкший к постоянному теплу, а то и жаре в башне (он только теперь понял, насколько тепло было в башне), сейчас он трясся от порывов ветра. Впрочем, когда окончательно стемнело, ветер стих, хотя самому Истиралю казалось, что стих он только в их лесу. А еще стало происходить что-то не то.
Изменения он скорее почувствовал внутренне, чем увидел глазами. Тьма Ронины стала обволакивать этот участок леса, придавая ему уже привычную атмосферу жути и страха. Впрочем, ему самому стало будто легче дышать, ведь чутье среагировало на привычную и уже родную тьму, фактически, теперь его стихию навечно. А после откуда-то прилетели птицы.
Эльф не помнил, чтобы встречал в лесу во время пути так много птиц. Нет, они конечно же были, чирикали где-то высоко в ветвях, пищали, каркали, орали, что-то жрали и с кем-то дрались, но воочию он их не видел, только слышал. Теперь же птицы слетались отовсюду, казалось, со всего темного леса, будто бы собирались как-то отметить усиление границы. То, что граница усилилась, Истираль понял и так, поскольку сероватая пленка стала почти что стального цвета, а еще ему показалось, будто она сделалась очень плотной, почти по-настоящему железной. Что это было за колдовство, он не знал, но наверняка что-то из личного арсенала Ронины, чем магичка пока делиться не собиралась. Наверняка она загораживала их измерение так, чтобы к ним не проникли ни светлые, ни темные, ни кто угодно.
Их измерение… эльф покатал эти слова на языке, будто пробуя их на вкус. Это было что-то общее. Что-то намного более близкое, чем всякие глупости. Ронина поделилась с ним теперь не только башней и куском леса, она разделила с ним все. Весь лес, всю территорию, всех тварей и растения. Он стал не просто придатком магички, он стал таким же, лишь чуть более слабым, хозяином леса. Истираль это чувствовал. Он протянул руку, и ему на палец уселась большая черно-белая пичуга с красным пятном на голове. От кого произошла эта помесь сороки с дятлом, он не знал, зато видел, что птица его не боится. Теперь эльф чувствовал весь лес, всех его обитателей, знал приблизительные намерения самых близко подошедших животных, ощущал голод изменяющихся деревьев… Теперь он был уже не просто изгоем, светлым, который притворяется темным, а полноценным жителем леса, как когда-то было в его родном эльфийском лесу.
Истираль вздохнул, отгоняя воспоминания. Прошлое уже не вернуть. Нужно жить настоящим и получать то, что можно получить от этой несчастной жизни. И если ему суждено стать новым темным эльфом в личине светлого, то так тому и быть. Пичуга громко заорала и взлетела, царапнув палец когтями, а от ее крика Ронина оторвалась от границы.
Магичка выглядела настолько изможденной, почти иссушенной, что Истираль поспешил подхватить ее под руки раньше, чем она упадет. Силовой куб под нею исчез, и только благодаря рывку эльфа Ронина не упала на землю. Похоже, граница просто выпила все ее силы, осушив резерв до донышка.
— Дерьмово… — констатировала она, глядя на свои искореженные руки. — Пойди найди ручей, придется много пить. И не вздумай меня пытать снова, я тебе голову оторву, — пообещала она. Правда, Истираль в ее словах не чувствовал угрозы, скорее, дикую усталость и отрешенность. Но приказ следовало выполнить.
Ручей он нашел довольно далеко от их стоянки, потому постарался набрать и флягу, и котелок, и даже пустые банки, чтобы был запас на ночь. Неизвестно, чем теперь им эта ночь грозит, поскольку ночевать придется на голой земле, так как Ронина не могла уже сделать удобный силовой шалаш с подогревом. Впрочем, он мог попробовать что-то поставить самостоятельно, но сомневался, что потянет настолько высокий уровень искусства обращения со щитами.
Напоив магичку, эльф оставил ее сидеть под ближайшим деревом и взялся собирать более-менее нормальные ветки для костра и подстилки. Пришлось вспомнить старые добрые времена, когда доводилось ночевать на улице. Он устроил лежанку у костра, памятуя, что множество животных не рискнут потыкаться к огню. Ронина лишь кивала, пила подогретую в котелке воду и старалась побыстрее восстановиться. Она потихоньку возвращалась в норму, но все еще походила на ожившую мумию.
