— Понимаешь, с этим ошейником вот какая штука — он не допустит, чтобы ты выполнил приказ, смертельный для тебя. То есть прыжок со второго этажа для здорового сытого эльфа полная ерунда, как и для здорового мага и даже физически развитого человека. Но если бы я тебе приказала забраться на самое высокое дерево в лесу и прыгнуть оттуда, ты бы не смог этого сделать, — Ронина подтянула ближе к эльфу заданное плетение. — Вот смотри, в твоем ошейнике есть точно такая же штука, которая не позволяет тебе умереть неестественным образом. То есть самоубиться, выполнить смертельный приказ и убить хозяина. Но! Безопасность хозяина стоит на втором месте по сравнению с безопасностью твоего тела, а приказы хозяина аж на третьем. То есть если бы тебе, сидя в той карете, стало бы совершенно плохо, ты мог бы оттуда выйти, ошейник бы не стал препятствовать. Другое дело, что или тебе не было настолько плохо, или ты так сильно верил в силу ошейника, что даже не подумал попросту открыть дверь или выйти и сесть в тени кареты.

— И что ты хочешь этим сказать? — насторожился Истираль.

— То, что это не рабский ошейник. Что угодно, но не рабский точно. Жизнь раба никто никогда не поставит превыше жизни хозяина. Рабы всегда будут исполнять хозяйскую волю, воевать, защищая хозяев, и умирать за них. Получается, Ушедшие сделали эти ошейники не для рабства. К тому же ошейник позволяет носителю защищаться от нападок хозяина, например… — она бросила в эльфа простенький крохотный силовой шар, целя в руку, чтобы даже в случае попадания легко можно было вылечить травму. Но Истираль с большим трудом поставил щит, вспомнив те, которые ваяла вокруг своего тела Ронина. Щит шар не поглотил, а лишь отбил во все еще открытое окно.

— Неплохо, — констатировала магичка, а щит на эльфе с тихим треском лопнул. По лбу Истираля покатились крупные капли пота. — На сегодня достаточно, с тебя так точно хватит.

— Да, я зарядил пару последних амулетов поиска, — подтвердил Истираль, ощущая в ногах предательскую слабость. Он присел на край кровати магички и тяжело вздохнул. Сегодняшний день его сильно вымотал.

— Итак, я готова признать свою ошибку, но пока еще не готова поверить в то, что эта штука — брачный артефакт, причем выполненный на очень высоком уровне. Современные браслеты, конечно, тоже не простые, но они скорее не дают уйти от супруга и не дают изменить этому супругу.

— То есть ты признаешь, что я был прав? — удивленно спросил эльф, с толикой недоверия глядя на магичку.

— Можешь считать, что так. Я еще пока не разобралась, какое из оставшихся семи плетений отвечает именно за брак и брачные ограничения, поскольку они очень сложные… но это точно не рабский ошейник.

— Может быть, ты все-таки ляжешь спать? — предложил Истираль и с готовностью откинул в сторону одеяло.

— Лягу, но попрошу тебя выйти, — совершенно серьезно ответила Ронина, сворачивая обратно все вытащенные плетения.

— Разве я сделал что-то плохое? — удивился эльф, не понимая такого отношения. Только что все было в полном порядке, а теперь Ронина слегка скривилась, будто укусила кислое яблоко и раздумывала, продолжать жевать или проще выплюнуть.

— Скажем так… твои действия вызывают у меня несколько странные чувства. Знаешь, когда ты чего-то лишен, то не знаешь об этом. Например, с рождения слепой не знает, как выглядит мир, и считает, что все в порядке до тех пор, пока ему не скажут об увечье и не расскажут о том, что он потерял. Так и я. Меня никто никогда не укладывал спать, кроме разве что самого раннего младенчества. Никто не говорил добрых слов. Я не знала, что это приятно и важно. И теперь, когда ты сделал это самое приятное, я чувствую себя… ущербной, — Ронина передернула плечами. — Я понимаю, чего была лишена и не хочу привыкать к хорошему, поскольку потом мне будет очень больно отвыкать. А так, не зная об этом хорошем, я считала, что у меня все порядке. Надеюсь, ты понял.

— Примерно, — вздохнул Истираль, все еще не собираясь уходить. — Я всего лишь хотел сделать приятное, показать, как бывает у нормальных… наверное, людей.

— Все-таки мы не люди и не нормальные уже, — Ронина убрала ошейник в сундук и на всякий случай заперла. Не столько опасаясь эльфа, сколько переживая за возможные козни магистра.

— Но я не собирался бросать… если уж так хочешь, то я буду приходить каждый вечер…

— Это глупо, Истираль, — магичка покачала головой, повернувшись к нему. — Я привыкну к хорошему, и оно обесценится. Чем больше ты будешь прогибаться, тем сильнее я буду давить и требовать большего, нового, необычного. Не думай об этом, просто делай то, чего тебе хочется, и все. Захочешь пожелать спокойной ночи — заходи. Не захочешь — ты не обязан. Так будет проще, чем ты превратишь искреннее пожелание в нудный и бессмысленный ритуал, как это сделали все остальные люди и нелюди.

— О чем ты?

— О вере, о силе, о заклинаниях… ладно, все, спать, — Ронина подошла к кровати и вытащила из рук эльфа одеяло. — И тебе тоже пора спать. Что-то мне подсказывает, что у нас завтра будет трудный день.

Истираль не удержался, ухватил магичку за руку, заставив ее выпустить край одеяла, чмокнул в тыльную сторону ладони и выскочил из ее комнаты так быстро, как только мог, чтобы она не стала задерживать его. Похоже, столь необычный жест надолго выбил Ронину из колеи, поскольку она ничего не успела сказать. Но сама же ответила, что он волен делать то, чего хочет. Так что это было ее решение позволить ему вытворять всякую дичь.

========== Глава 27 ==========

С утра Ронина связалась с Торигейдом и попросила об одной странной услуге. Она хотела, чтобы гномы помогли ей сделать вторую печь. И почти сразу, как гном согласился, открыла для него портал. Торигейд степенно вошел в зал, будто бы хождение через порталы для него было заурядным явлением, и удивленно спросил:

— Разве поставленная моим отцом печь плоха?

— Все с нею в порядке, мастер, вот только нам нужна еще и печь для еды, а то в свете последних событий моя интуиция подсказывает мне, что магистр не остановится на первом покушении. И мне бы хотелось, чтобы в случае… в общем, если я снова слягу или помру, то пусть Истираль сможет сам что-то готовить. А то он до мастерства с порталами еще не дорос, а времени у нас в обрез, — Ронина улыбалась гному вполне искренне, хотя в ее глазах плескалась тревога. Да, то, что она задумала, потребует времени и множества сил, но магистр мог сыграть на опережение и обезвредить ее до того, как хотя бы наметки ее плана появятся на свет.

— Это ты хорошо придумала, — гном деловито осмотрел зал и покосился на молчавшего до сих пор эльфа, сиротливо устроившегося на стуле рядом с рабочим столом. — Тем более что наши уже слишком зажрались, если ты не заметила. Советник постановил, что меча для эльфа хватит и в качестве платы за амулеты, и за лечение женщин с детьми. А как по мне, то это вообще несправедливо. Твоя помощь была неоценима, но…

— Но расовые предрассудки все же взыграли, — закончила за замявшегося Торигейда магичка. Она понимала, что гномьему клану не нравится ее пришлый эльф, к тому же светлый, чистый и добрый, как они считали. Гномы не могли видеть магию полноценно, но пока что еще могли пользоваться амулетами и активировать некоторые заклинания. Среди гномов и раньше магов рождалось крайне мало, ныне она не знала ни единого. Так что тьмы в Истирале они не видели, да и перемен не наблюдали, поэтому судили по старым предрассудкам и традиционной ненависти.

— Не обижаешься на нас? — уточнил Торигейд, замеряя зал рулеткой, которую все гномы носили в карманах своих одежд.

— А смысл? Я сделала то, что сочла нужным. Лучше скажи, что с печкой? Сколько и каких материалов вам доставать? — Ронина как обычно перешла к делу. Гномьи тараканы в головах ее не интересовали. Живы и — ладушки. Равновесие мира потихоньку смещается, но намного медленнее, чем если бы гномы погибли.