Ложь.
Он остановился - едва не замер - подле ограждения автомобильного моста, по пешеходной зоне которого шел, и вгляделся в огни, мерцавшие всюду, куда ни кинь взгляд.
Ложь.
Даже если его холодный и так остро отточенный ум не мог понять всего происходящего - это очевидно. Очевидно, что от себя не убежать, как бы страшно ни было оставаться наедине с самим собой. И еще что он не хочет больше этого обжигающего льдом безграничного одиночества.
Снова ложь.
Алексис накинул капюшон на успевшие уже стать сырыми черные волосы и продолжил свой путь без цели. Одиночество здесь ни при чем - он просто хочет видеть подле себя одного-единственного, вполне конкретного человека - и всё остальное совершенно меркнет на фоне этого поистине нездорового желания.
“Видеть”.
(Святая Империя, как же много он курит!)
Чувствовать, касаться, слышать, как он постоянно пререкается, сверкая глазами, просто слышать его голос. Обнимать его. Целовать. И… Просто обладать им, полностью, всегда. Да только разве им можно обладать? Пф. Кто еще в чьей власти…
Дикие всё забери, вот тебе и “видеть”. Слов не хватало - не хватало даже и мыслей - чтобы самому почувствовать собственные эмоции. Только внутри от них все неизменно скручивалось в узел, болезненный и омерзительно приторный. Нет, невозможно, не с ним. С кем угодно другим, но не с ним. Внутри словно все восставало, кричало: “Быть того не может!”
Туман, казалось, светился в желтых бликах фонарей. Экран телефона показывал лишь половину восьмого вечера - и, разумеется, ни одного пропущенного вызова или непрочитанного сообщения.
“введите текст…”
“…отмена”.
Он не имеет права. Он не имеет права рисковать - в конце концов, кому, как ни ему самому знать, что любое сообщение действительно может быть прочитано, а звонок - прослушан. Он не имеет права, и всё, что остается, - лишь крепче сжать телефон в ладони, сжать зубы. В маленькой забегаловке-пиццерии на углу 9й и 24й улиц Алексис взял эспрессо, опускаясь на грязновато-белый угловой диван и в пол-уха слушая, о чем говорят люди вокруг, но внезапно их разговоры кажутся вмиг чем-то пустым и бессмысленным, а проблемы – высосанными из пальца. Мужчины как один о работе, женщины – о каких-то магазинах. Слава Империи, ему невозможно говорить вслух о том, что происходит в его голове. Телефон упорно молчал – а если бы и зазвонил? Кто, как не он, Алексис, первым устроил бы мальчишке взбучку за неосторожность? Хотелось усмехнуться, правда, смешно не было и в помине.
Словно читая мысли молодого человека, телефон, коротко пискнув, тотчас вспыхнул экраном: «1 новое сообщение».
Да чтоб тебя, Пан! Тянуло в равной мере смеяться и плакать.
=> «Я больше так не могу».
Ну вот, и ты туда же. Всё же, читать между строк – равно как и писать – удивительное искусство. Алексис лишь качнул головой.
<= «Ты всё можешь, ты сильный».
Хоть бы раз кто сказал эти слова ему, Алексису Бранту. А то уж слишком скоро он перестанет верить в них сам…
=> «А если не настолько?
Опять это твоё треклятое «а если»…
<= «Настолько».
Алексису ясно представилось, как мальчишка украдкой хмурится, недовольный его лаконичностью. Нет, они оба сильные именно настолько, что бы со всем справиться. Молодой человек устало выдохнул – оставаться не хотелось, уходить – тоже, особенно представляя предстоящий путь назад, шумную и неизменно душную подземку, которой он не пользовался, не считая тех двух вылазок в парк, уже так долго - с тех давних пор, как ознаменовал покупкой машины получение кольца Мастера в неполные восемнадцать лет.
Снова накинув капюшон, молодой человек вышел во влажный сумрак улицы.
========== Глава 35 Zweisamkeit* ==========
[*Нем. «Одиночество вдвоем»]
言葉の無い世界で僕等は愛を語*
[*Яп. «В мире без слов мы говорим о любви».
Из песни Okina Reika – Tsuki no Curse]
- …«Зеленый Лист»? Нет, не знаю такого. А в чем смысл? – Тонкая бежевая сигарета с золотой каёмочкой и каким-то сладковатым запахом тлела в пальцах Лады, тихо говорившей в окно по телефону. Гениальность идеи Ии вступить в эко-организацию до нее в упор не доходила и отчего-то начинала тихо раздражать, несмотря на то, сколь приятно и славно было слышать голос любимой девушки, ощущая её почти физическую близость. Даже удивительно, как много может значить такая, казалось бы, мелочь: сколько ни трави себе душу, что её нет рядом и никогда не будет (по-настоящему никогда), что больше всего на свете ты хочешь сейчас обнять ее… когда тебе вдруг придет смс с одним словом, одним, ты поймешь, что этого достаточно. То есть вообще, в принципе достаточно - чтобы жить. Чтобы закрыть глаза на эти неизбежные приступы жалости к себе самой и, вдохнув поглубже, продолжить двигаться дальше, осознавая, что больше, чем у тебя, нет на самом деле ни у кого. Ну, разве что у неё. И за эту пару минут, что длится ваш разговор, проходит целая жизнь, солнечное тепло которой дает заряд света еще на много-много дней, а то и недель вперед.
- …Смысл в озеленительных работах. Вы слышали о Парке Славы в двенадцатом квартале?
- Мм, кажется, что-то говорили в новостях время от времени.
- «Парк отдыха с пользой для тела и духа», такой, говорят, у него будет девиз. Свежий воздух для первого и, разумеется, неизменные ценности Святой Империи для последнего. Парк готовят к открытию будущей весной – посетителей пока не пускают, а рабочих рук не на все хватает, людей слишком мало. Да и не все возможно доделать зимой – не сажать же кусты в самые заморозки. Но «Зеленый Лист» все равно принимает активное участие – и сейчас, и потом, - и получает в ответ выставочный павильон для продвижения своих идей и донесения до граждан всякой важной и полезной информации. «Зеленый Лист», кстати, не единственные, кто в этом участвует, но про других я мало знаю.
Ага, так вот в чем дело – повод не только чаще видеться, но укрываться хоть иногда от лишних глаз в недостроенном парке. Что ж, а при таком раскладе, пожалуй, стоит задуматься всерьез, хоть и времени это будет отнимать наверняка немало. Озеленительные работы… Так и представляется картина маслом, как они с Ией, сгорбившись в каких-то кустах и канавах с горшками саженцев, втихаря строят великие планы по свержению Всеединого Владыки.
- Интересное предложение, Ия Мессель, - Лада едва сдержалась от распиравшего её смешка и улыбки, которую из окна второго этажа так легко было увидеть на улице в сгущавшихся сумерках, - есть, над чем подумать. Я Вам перезвоню в ближайшие дни по этому вопросу. Завтра, наверное. Спокойной ночи. И храни Империя грядущую встречу.
Девушка коснулась кнопки отключения звонка и несколько секунд смотрела зачарованно в еще яркий экран телефона, словно сама Ия была там, целиком, и этим последним взглядом можно было хотя бы ненадолго задержать её исчезновение. Телевизор монотонно бубнил что-то в противоположном конце кухни, нарабатывая положенную норму часов, по тротуару прямо перед окном двумя ровными потоками навстречу друг другу спешили домой после работы Средние…
Странное послевкусие разговора всё еще таяло где-то внутри девушки – вместе с горьковатым дымом карамельной сигареты; осенний воздух, влажный после дневного дождя, приятно холодил лицо. Да и мысли в голове ходили странные – о том, как это, оказывается, сладко и как жестоко, слишком жестоко - уметь любить и иметь возможность быть любимым… И при этом навсегда, от начала и до конца своей жизни быть обреченным на неизлечимое одиночество. Дело не в Империи – Империя подавляет и то, и другое ощущение (и, быть может, не так уж и во вред большинству), но дело в чем-то большем, до чего так непросто докопаться – в настоящем, глубоком осознании своей отдельности от каждого из этих людей. Как оказывается, таких разных и удивительных, что ты не знаешь даже, за какие такие благие дела жизнь подарила их тебе… Таких неповторимых, не знающих порой самих себя, не умеющих и до паники боящихся выражать что словами, что делами свои чувства и мысли. А ты можешь никогда в жизни их на самом деле не понять, просто потому что никогда не увидишь мира их глазами и не вдохнешь воздух их грудью, и никогда не влезешь в их голову, чтобы посмотреть сны и почувствовать их желания. Ты можешь только стоять рядом с ними, за невидимой стеной и просто - так просто! – осознавать абсолютную невозможность быть с ними единым целым. Никогда. Просто потому что каждый – единица, и, как ни складывай единицы, получится только множество. А два или три выйдет, только если эту несчастную единицу согнуть, скрутить, изломать и узлом завязать.