- …Вы ведь понимаете, что «старший учитель» - это не только слова, но и новый спектр обязанностей, шире, чем прежде… - голос заместителя директора звучал тихо, вкрадчиво, почти поучительно, однако, то, что стояло на самом деле за этими интонациями, было, наверное, и дураку понятно с самого начала.

- Да. - В общении с начальством главное – краткость, а все остальное идет лишь во вред тебе же, это Ия давно уже усвоила.

- Вот и прекрасно. Этим летом Вам было поручено контролировать выполнение ремонтных работ в подземном бункере, и Вы без проблем справились со своей задачей. Дело, конечно, не только в бомбоубежище, Ваши показатели в преподавательской деятельности и до того были высоки. Посовещавшись, мы решили, что Вы обладаете необходимыми для этого повышения качествами, и согласились дать вам месяц испытательного срока… Полагаю, месяца будет вполне достаточно, чтобы и Вы, и мы получили представление о том, справитесь ли Вы с новыми обязанностями.

- Да. Благодарю Вас.

Ия Мессель сидела в кабинете этого грузного мужчины с пышными усами и неизменном темно-сером костюме, смежном с кабинетом директора школы, маленькой комнатке, в которую едва помещались стол с двумя стульями и высокий шкаф, до отказа набитый всевозможными папками и коробками, и, механически отвечая на его вопросы, думала о том, бывают ли на самом деле случайные совпадения в этом проклятом мире, или все, что всегда происходило и сейчас происходит в Империи, на самом деле не более чем один большой заговор власть имущих? Почему именно теперь, когда она с головой погрузилась в поиски хоть какой-то правды о том, что же творится в окружающем её мире, когда она начинает находить хоть что-то стоящее внимания, её нагружают новыми заданиями, на которые уйдет ровно всё то время, которое сейчас… Может, всё это подстроено, и на самом деле они всё знают? Потому и делают вот так, словно бы невзначай, невозможными все её попытки узнать больше… Паранойя какая-то. Пусть Ия и не ощущала постоянной усталости, как то неоднократно бывало прежде, но нервное напряжение, не отпускавшее ни на день, все же давало о себе знать. В какой-то момент девушка даже подумала, не пропить ли ей курс каких самых простых седативов, чтобы хоть немного расслабиться и выбросить чувство постоянной тревоги из головы, но после, почитав в интернете информацию о большинстве продающихся в аптеке таблеток, быстро распрощалась с этой идеей. Лучше уж понервничать и научиться справляться с этим, как она научилась справляться со всем остальным, чем впасть невзначай в овощное состояние.

Тем хуже при этом всём было молчание Лады, которое отчего-то действовало сейчас на Ию особенно угнетающе. Вероятно, после последнего их разговора девушка просто слишком боялась, что та осуществит свои замыслы, озвученные в прошлую их встречу, осуществит, ничего не сказав и не предупредив, и дело не в том, что девушке они не нравились или претили, дело было в том, что Ия не верила в них. Только признаться в этом Ладе казалось совершенно некрасиво и нечестно с ее стороны, не поддержать девушку, которую она так сильно и искренне любила – разве это правильно? Даже если идея эта кажется ей абсурдной и немыслимо опасной… Должна ли она быть вместе с ней, Ладой Карн (вернее, Шински, да разве это имеет какое-то значение?) в безумии, угрожающем их жизням, или наоборот, должна ли оградить её от опасности, идя вразрез их привязанности и их чувствам? Ия не знала ответа, но чувствовала себя предателем, убегающим, поджав хвост. А тут еще столько новых дел теперь…

Кутерьма с повышением на работе так же не оставляла ей времени – а, главное, сил – придумать способ вытащить любимую на встречу – такую, как прежде, в бомбоубежище, где не было бы никого, кроме них, где можно было бы говорить так же свободно, не смущаясь и не боясь быть услышанными чужими ушами. Где можно было бы снова стать настоящей хотя бы на десять-пятнадцать минут… Хотя, кому она лжет, разве таких крох им было бы достаточно, когда и целой вечности не хватит?..

После того разговора в директорской работа заставила Ию пройтись по значительному количеству врачей в больнице для обновления медицинской страховки (и без того еще действующей, хотя это и не волновало школьную администрацию, если свод правил работы учителей утверждал иное), подтвердить в налоговой службе даты начала работы в школе и перехода на новую должность, подать заявление на переоформление пропуска… К концу третьего дня голова шла кругом, а ежедневник в телефоне буквально ломился от переполнявших его памяток. Это меж тем было ещё отнюдь не всё. Помимо прохождения всей этой бюрократической кутерьмы, девушке было поручено ознакомиться (а иными словами, знать едва ли не на зубок в кратчайшие сроки) со внушительного размера мануалом, подробно описывавшим её новые должностные обязанности и полномочия, и повлекшим за собой знакомство с несколькими еще ему подобными, описывающими обязанности должностных лиц, к которым она теперь так же имела косвенное отношение… Прежде, чем последние попали в ее руки, девушку потрясло и нечто иное, а именно – бланки на 6 листов каждый, в заполнении которых, как сказал ей заместитель директора, она ответственна по трем преподавателям: Хане Бри, Але Асмин и Виру Каховски. Стоило Ие только открыть бланк, как перед ее глазами 6 листов запестрели столбцами вопросов как то:

«Составление психологического портрета сотрудника…»

«Отметьте по шкале от 0 до 5 эмоциональную неустойчивость лица…»

«Оцените отношения лица внутри рабочего коллектива…»

«Оцените исполнение основных должностных обязанностей лица…»

…и что-то слегка онемело внутри.

Да меня же сожрут. Мне семнадцать, а я стою над ними, тридцатилетними, и оцениваю их? Они меня сожрут с потрохами и не поперхнутся, если хотя бы догадаются…

Что они вообще понимают под этой «оценкой исполнения основных должностных предписаний»? Она же не инспектор из Высокого Сектора в конце концов… Даже после полутора лет работы в школе разница эта была для Ии огромной: одно дело - наставлять детей на правильный, предписанный Уставом путь, но другое – указывать взрослым людям на неточности их поведения. А вернее, почти открыто доносить на ошибки сотрудников начальству. Почему-то разом это повышение показалось девушке какой-то ошибкой, а новые обязанности – вовсе не стоящими той почти не ощутимой денежной прибавки, которую сулил ей новый статус. Только отказаться, наверное, уже никто ни за что не позволит. А, правда, интересно, что будет, если она не пройдет испытательного срока?

И вообще, неужто и сама она была все это время таким же предметом изучения для кого-то из старших учителей, и ее тоже оценивали по шкале от 0 до 5? Ия, конечно, и так догадывалась обо всем этом прежде, хоть никто никогда и не говорил ей, что занимаются этим старшие учителя, а не левые коменданты из Высоких, как всем всегда думалось, но увидеть все это вот так, своими глазами… Прежде, оставаясь на самой низкой ступени своей карьерной лестницы (как громко звучит и какой гнилой несет в себе смысл!), Ия полагала, что обязанности старшего отличаются лишь какой-то дополнительной документацией по ученическому составу, но теперь, выходит, что и к ней самой был приставлен кто-то из старших всё это время?..

А «какую-то дополнительную документацию по ученическому составу» ей, разумеется, тоже всучили: в начале и конце каждого учебного года должностными обязанностями девушке вменялось теперь составлять краткий статистический портрет каждого учащегося из классов, у которых она вела уроки. Да-да, всё это подразумевалось успевать делать, составлять и заполнять параллельно с преподавательской деятельностью. А портрет этот, как гласила инструкция, был призван «с большей наглядностью показывать изменения, происходящие в юной личности стараниями школы». Сумасшедший дом, одно слово.

***

Что будешь делать ты,

когда застучит в твоей груди часовая бомба?*

[* Из песни группы СПЛИН «Что ты будешь делать?»]